Здесь, как и во многих других местах, Ленин совершенно ясно утверждает, что новые энергичные и революционные слои «доведут до полной победы нашу великую буржуазную революцию» и «откроют эпоху социалистического переворота на Западе»^[518]. Факт остаётся фактом: в 1905 году Ленин отверг идею «строительства социализма в отдельно взятой стране» (такая мысль даже не приходила ему в голову). Точно так же он выступил против возможности совершения революции в России прежде осуществления социалистической революции на Западе.

Троцкий всегда считал позицию Ленина прогрессивней всех рассуждений меньшевиков о двухэтапном развитии революции, однако указывал и на её недостатки. В 1909 году он писал:

Эти пророческие строки часто вырывались из контекста сталинскими критиками Троцкого, однако они в точности выражают то, что произошло в 1917 году, когда между Лениным и другими вождями большевиков разгорелся конфликт по поводу лозунга демократической диктатуры пролетариата и крестьянства. Выступив против этого лозунга, Ленин выбрал политику, очень близкую политике перманентной революции. В книге, вышедшей уже после Октябрьской революции, Троцкий сделал к своим процитированным выше словам следующее примечание:

С материалистической точки зрения критерием истинности всякой теории является практика. Все концепции, программы и прогнозы, которые предлагались и неистово защищались представителями тех или иных тенденций в российском рабочем движении относительно природы и движущих сил революции, прошли проверку событиями 1917 года. На фоне этих событий стираются все границы между взглядами Ленина и Троцкого. Идеи, развиваемые Лениным в «Письмах из далёка» и «Апрельских тезисах», совершенно неотличимы от того, что в то же самое время пишет Троцкий в газете «Новый мир», находясь в Америке, за тысячи километров от Владимира Ильича. Как предупреждал Лев Давидович ещё в 1909 году, контрреволюционная сторона лозунга демократической диктатуры и крестьянства стала очевидной только в ходе самой революции, когда Каменев, Зиновьев и Сталин использовали этот лозунг для оправдания поддержки буржуазного Временного правительства. Обнажился раскол между Лениным и другими вождями партии, которые фактически обвинили его в троцкизме.

Теория перманентной революции триумфально подтвердилась самой Октябрьской революцией. Российский рабочий класс, как предсказывал Троцкий ещё в 1904 году, пришёл к власти раньше рабочих Западной Европы. Пролетариат выполнил все задачи буржуазно-демократической революции, а затем немедленно перешёл к национализации промышленности и решению задач социалистической революции. Буржуазия, как и предполагалось, играла в этом процессе контрреволюционную роль, но потерпела поражение в схватке с рабочими, которые выступили единым фронтом с беднейшим крестьянством. Затем большевики обратились с революционным призывом к рабочим всего мира, предлагая последовать их примеру. Ленин прекрасно понимал, что без победы революций в развитых капиталистических странах, особенно в Германии, революция в обособленной и отсталой России обречена на провал. Дальнейшие события, кстати говоря, подтвердили эти опасения. Именно с целью развития и распространения идей революционного международного социализма был создан Третий (Коммунистический) интернационал.

В наши дни ситуация ещё более прозрачна. Национальная буржуазия в колониальных странах вступила на арену истории слишком поздно, когда мир уже был поделён между несколькими империалистическими державами. Она не смогла играть какую бы то ни было прогрессивную роль и полностью подчинилась своим бывшим колониальным господам. Слабая, выродившаяся буржуазия в странах Азии, Латинской Америки и Африки слишком зависима от иностранного капитала и империализма, а потому не может двигать общество вперёд. Тысячей нитей эта буржуазия связана не только с иностранным капиталом, но и с классом землевладельцев, в союзе с которым она образует реакционный оплот против всякого прогресса. Все различия между элементами этой системы незначительны по сравнению с тем страхом, который заставляет их сплачиваться, объединяться против широких масс. Только пролетариат, объединившийся с беднейшим крестьянством и городской беднотой, способен решить проблемы общества, взяв власть в свои руки, лишив собственности империалистов и представителей буржуазии и приступив к преобразованию общества на социалистических началах.

Если бы Коммунистический интернационал свято чтил идеи Ленина и Троцкого, победа мировой революции была бы не за горами. К сожалению, годы становления Коминтерна совпали со сталинской контрреволюцией в России, которая оказала катастрофическое влияние на коммунистические партии всего мира. Сталинская бюрократия, пришедшая к власти в Советском Союзе, развивала очень консервативные взгляды. Утвердилось представление о том, что социализм может быть построен в отдельно взятой стране. Это отступление от взглядов Маркса и Ленина очень хорошо отражало менталитет бюрократии, которой в избытке хватило натиска и бури революции и которая сосредоточилась на строительстве социализма внутри страны. Стремясь защитить и расширить свои привилегии, бюрократия решила не тратить драгоценные ресурсы России на осуществление мировой революции. В то же самое время советские бюрократы опасалась того, что революции в других странах могут пойти правильным путём, а это значит, что возникнет угроза господству бюрократов в самом большом государстве на планете. Поэтому Советский Союз на определённом этапе стремился активно предотвращать революции в других уголках Земли. Вместо того чтобы проводить революционную политику, основанную на классовой независимости, как того хотел Ленин, бюрократы выступили за союз коммунистических партий с «национальной прогрессивной буржуазией» (если для этого не было подходящих условий, их просто создавали) с целью осуществления демократических революций. И только потом – в далёком, далёком будущем, когда в той или иной стране сложится полноценная капиталистическая экономика, – можно приступать к строительству социализма. Такая политика представляет собой полный разрыв с ленинизмом и возвращает нас к давно отправленной на свалку истории меньшевистской двухэтапной теории революции.

Революция 1905 года фактически длилась два с половиной года. Последние тлеющие угольки восстаний были потушены только к лету 1907 года. Лишённое поддержки в городах, крестьянство смогло отважиться только на ряд бесцельных и нескоординированных восстаний, которые подавлялись правительственными войсками одно за другим. С каждым поражением масс царский режим становился всё более уверенным в себе. Наконец 3 июня 1907 года, убедившись в бессилии кадетов и упадке крестьянского движения, Столыпин решил распустить II Думу и арестовать её социал-демократическую фракцию. Сразу после окончания Пятого съезда РСДРП Столыпин потребовал от Думы отстранения от участия в заседаниях 55 депутатов социал-демократической фракции и снятия депутатской неприкосновенности с 16 из них. В ночь со 1 на 2 июня, не дожидаясь ответа Думы, он приступил к арестам. На следующий день, 3 числа, Дума была распущена. Был обнародован новый избирательный закон, который был много хуже предыдущего. Созванная позднее III Дума была уже парламентом ничем не прикрытой реакции. Даже граф Витте в своих воспоминаниях признался, что «новый выборный закон исключил из Думы народный голос, то есть голос масс и их представителей, а дал только голос сильным и послушным»^[521].

Керенский, который был в IV Думе депутатом от фракции трудовиков, комментировал:

В новом парламенте было 442 места, 409 из них заняли депутаты от реакционных партий (черносотенцы, октябристы и кадеты). Интересы рабочего класса представляли всего 19 социал-демократов и 14 трудовиков. Состав III Думы разительно отличался от состава предшествующего парламента. Однако, как указывал Ленин, эта реакционная Дума, по крайней мере, отражала действительное состояние дел в стране. Черносотенное самодержавие сняло свою либеральную маску.

«50 мест, – пишет Керенский, – заняли представители реакционного “Союза русского народа”, который получал субсидии из специальных фондов полицейской охранки и пользовался покровительством царя и Великого князя Николая Николаевича. Эти депутаты, возглавляемые весьма способными людьми – Н. Е. Марковым, В. М. Пуришкевичем и Замысловским, – с самого начала стремились парализовать работу Думы, постоянно провоцируя всякого рода инциденты. 89 мест было отдано сравнительно новой партии – “националистам”. Они были избраны в основном в западных и юго-западных губерниях, которые с незапамятных времён были ареной вражды русской, польской, литовской и еврейской национальных групп. Брешь между кадетами и правым крылом была заполнена 153 депутатами от октябристов, из которых едва ли хоть один избирался в первые две Думы. Они, таким образом, составляли чуть больше трети от всех депутатов Думы»^[523].

Ключевой фигурой в III Думе был октябрист Александр Иванович Гучков, крупный московский предприниматель, партия которого выражала интересы реакционной крупной буржуазии и помещиков, но считала целесообразным дистанцироваться от правящей клики.

«Для А. И. Гучкова, Н. А. Хомякова, М. В. Шидловского и других лидеров партии октябристов, – вспоминает Керенский, – была очевидна угроза стране, порождённая затхлой атмосферой вокруг царя. Отдавая себе отчёт в том, что им нельзя полагаться на слабовольного царя, они решительно отклоняли все заманчивые предложения Столыпина о вхождении в правительство. Они предпочитали внимательно следить за деятельностью официальных властей, используя законные права бюджетной комиссии Думы для борьбы против влияния могущественной и безответственной клики Распутина на придворные круги, и всячески укреплять военные и экономические позиции страны посредством легального законодательства»^[524].