«Жизнь общества представляется ему [сектанту] большой школой, а сам он в ней – учителем. Он считает, что рабочий класс должен, оставив все свои менее важные дела, сплотиться вокруг его кафедры: тогда задача будет решена. Хотя бы сектант в каждой фразе клялся марксизмом, он является прямым отрицанием диалектического материализма, который исходит из опыта и к нему возвращается. Сектант не понимает диалектического взаимодействия готовой программы и живой, т. е. несовершенной, незаконченной борьбы масс… Сектантство враждебно диалектике (не на словах, а на деле) в том смысле, что оно становится спиной к действительному развитию рабочего класса»[485].
Другое дело – подлинно марксистская тенденция. Здесь ставится вопрос, как связать законченную и научно обоснованную программу марксизма с неизбежно незавершённым, противоречивым и несовершенным движением масс. Ответ на этот вопрос нельзя найти, просто повторяя абстрактные формулы. Требуется анализ каждого этапа движения и учёт всех определяющих его существование условий. Передовые социал-демократы хорошо понимали, что Дума не сможет решить ни одной проблемы, стоявшей перед пролетариатом и бедным крестьянством. Но широким массам, особенно в деревне, всё это представлялось в ином ключе. Массы питали иллюзии, что решение их проблем, прежде всего аграрного вопроса, возможно парламентским путём. Деревня направила своих представителей в Думу, главным образом в Трудовую группу, и нетерпеливо ожидала результатов. Даже среди рабочих, которые всегда питали меньше иллюзий в отношении Думы, после поражения революции появлялось всё больше сторонников парламентаризма.
Бойкот парламента, как правило, оправдан только тогда, когда есть действительная перспектива замены его чем-то более совершенным, как это было в ноябре 1917 года. В противном случае отказ от выборов в парламент
Золотое правило гласило: полная и постоянная независимость рабочей партии от всех иных тенденций (в том числе от радикальной мелкой буржуазии), недопущение программных блоков, запрет на смешивание лозунгов, а также полная свобода критики. В первую очередь нужно было вести непримиримую борьбу против буржуазных либералов. Главная цель состояла в том, чтобы вбить клин между кадетами и политическими представителями мелкой буржуазии. Ясный отказ от реформистских и парламентских иллюзий и от всех форм классового сотрудничества – вот основные черты политики Ленина в тот период, отражённые в его бесчисленных речах, статьях и резолюциях. Эта политика, в свою очередь, отражала долгосрочную стратегию борьбы за гегемонию пролетариата над мелкобуржуазными массами, особенно над крестьянством. Результатом неуклонного проведения этой стратегии стала Октябрьская революция 1917 года.
Этот вопрос решался на Второй конференции РСДРП в ноябре 1906 года, которая проходила в Финляндии, в городе Таммерфорсе. Это был действительно определяющий момент в истории партии. Меньшевики и бундовцы открыто поддержали блок с кадетами. Ленин расценивал это как решающий шаг, который означал окончательный переход меньшевиков к оппортунизму. Настроение в партии изменилось, и это отразилось на поддержке позиции Ленина, которую защищали 14 делегатов (45 процентов от числа всех делегатов конференции). Выражая свою точку зрения, Ленин внёс резолюцию, которая стала известна как «Особое мнение». В ней подчёркивалась необходимость классовой самостоятельности и допущение только эпизодических блоков с революционными мелкобуржуазными демократами. Конференция в Таммерфорсе выявила в РСДРП острые внутренние противоречия, но не привела к расколу партии. Ленин ограничился аргументацией своих идей и борьбой за большинство, будучи уверенным в том, что время докажет его правоту. Раскол партии в такой непростой исторический момент был бы совершенно безответственным поступком. Требовалось больше времени для обсуждения вопроса о тактике в избирательной кампании. Сложное положение внутри РСДРП, однако, вскоре привело к фактическому расколу партии в решении этого вопроса. Сначала это произошло в петербургской организации. Для урегулирования этого вопроса в начале января 1907 года была созвана общегородская и губернская конференция петербургской организации РСДРП, которая выступила против блока с кадетами. Не найдя аргументов и проиграв голосование, делегаты от меньшевиков покинули собрание и организовали свой отдельный комитет. Это было предвестником грядущих событий. Напряжённость между двумя фракциями в формально единой партии постоянно росла.
Один из параграфов принятой на конференции в Таммерфорсе резолюции о тактике РСДРП в избирательной кампании гласил, что «допустимы местные соглашения с революционными и оппозиционно-демократическими партиями». Причём разрешалось это только в том случае, «если в ходе избирательной кампании выясняется опасность прохождения списков правых партий»[486]. На практике это положение повсеместно использовалось меньшевиками для поддержки кандидатов от партии кадетов. С другой стороны, большевики утверждали, что «на первой ступени избирательной кампании, т. е. перед массами, она должна по общему правилу выступать безусловно самостоятельно и выставлять только партийные кандидатуры»[487]. Исключения допускались «только в случаях крайней необходимости и лишь с партиями, вполне принимающими основные лозунги нашей непосредственной политической борьбы, т. е. признающими необходимость вооружённого восстания и борющимися за демократическую республику. При этом такие соглашения могут простираться лишь на выставление общего списка кандидатов, ни в чём не ограничивая самостоятельности политической агитации социал-демократии»[488].
Открытие II Государственной думы состоялось 20 февраля 1907 года. Несмотря ни на что, в составе Думы оказалось значительно больше левых, чем было в парламенте первого созыва. Левые силы представляли 222 депутата из 518 человек. Распределение было следующим: 65 социал-демократов, 104 трудовика, 37 эсеров и 16 членов Партии народных социалистов. Правые силы – октябристов и монархистов – представляли 54 человека. Полными неудачниками оказались кадеты, которые, потеряв поддержку как правых, так и левых, делегировали в Думу всего 98 человек (в парламенте первого созыва было 184 представителя кадетов)[489]. Что касается крестьян, то во II Государственной думе их оказалось больше, чем год назад. Между тем левый состав Думы, как это ни парадоксально, свидетельствовал о спаде революции, а отнюдь не о её подъёме. Широкие массы – не только рабочие, но и мелкая буржуазия – пытались отомстить самодержавию именно путём голосования, поскольку были не способны на новое восстание.
Тактика участия в выборах оправдалась результатами голосования. Не допустив бойкота, социал-демократы получили в парламенте 65 мест, главным образом за счёт кадетов. Рабочие голосовали именно за социал-демократов. В Санкт-Петербурге, как ни странно, большинство голосов получили эсеры. В деревнях голосовали за кандидатов левого блока. Положение внутри самой РСДРП постоянно менялось: члены партии колебались и метались в разных направлениях. Так, например, часть меньшевиков присоединилась к левому блоку. Что касается различий между правыми (монархистами и помещиками) и кадетами, то на практике они были минимальными: «либеральная» буржуазия защищала интересы своих собратьев-помещиков, читая им лекции о лучших методах удержания масс в подчинении. Многие кадеты сами были крупными помещиками. Центральным вопросом всех обсуждений в Думе снова стал аграрный вопрос. Парламентская фракция социал-демократов стала точкой, вокруг которой группировались все левые силы. Но в этой фракции по-прежнему доминировали меньшевики, которых представляли 33 депутата плюс несколько сочувствующих[490]. У большевиков было 15 депутатов и трое сочувствующих.
Различия между этими двумя фракциями проявились незамедлительно. Меньшевики, руководствуясь своей политикой сближения с кадетами, предложили выбрать спикером парламента представителя кадетов, а большевики выступали за кандидатуру трудовика или беспартийного крестьянина. Социал-демократы в Думе последовательно боролись за выполнение требований крестьян. Но сама жизнь показывала вопиющее несоответствие аграрной программы РСДРП окружающей действительности. Четвёртый съезд РСДРП ограничил требования этой программы муниципализацией земли. Но этих полумер было уже недостаточно. Крестьяне требовали национализации земли, причём делали это не только на словах. В марте произошло 131 крестьянское волнение, в апреле – 193, в мае – 211, в июне – 216. Дебаты в Таврическом дворце освещались кострами восстаний, которые неумолимо вспыхивали в деревнях.
Поведение думской фракции социал-демократов вызывало значительное недовольство рядового состава партии. Это стало одной из причин созыва Пятого (Лондонского) съезда РСДРП. В феврале и марте 1907 года всё внимание партии было сосредоточено на подготовке к проведению съезда. Как и следовало ожидать, повестка дня была поляризована конфликтующими между собой резолюциями большевиков и меньшевиков по тем или иным вопросам. Первоначально планировалось провести съезд в Дании, куда уже прибыли делегаты, но датское правительство под нажимом правительства России запретило проведение съезда. Была предпринята попытка перенести съезд в Мальмё, отделённый от Копенгагена проливом, но шведское правительство ясно дало понять, что не допустит этого. Тогда делегаты, собрав свои вещи, отправились в Лондон. Местом проведения съезда был выбран район Уайтчепел, а именно, неконфессиональная церковь Братства на Саутгейт-роуд. По иронии судьбы эта церковь принадлежала заклятым врагам революционизма – организации правого толка, широко известной как Фабианское общество[491]. «Я и сейчас вот, – вспоминал М. Горький много лет спустя, – всё ещё хорошо вижу голые стены смешной своим убожеством деревянной церкви на окраине Лондона, стрельчатые окна небольшого узкого зала, похожего на классную комнату бедной школы»[492]. В такой неблагоприятной обстановке революционерам надлежало решать судьбу русской революции.
Пятый съезд открылся 20 апреля в семь часов вечера и продолжался три недели, до 19 мая 1907 года. Значение этого съезда трудно переоценить. Несмотря на непростые условия, в которых проходили заседания съезда, это было наиболее представительное собрание российской социал-демократии. В Лондон прибыли не менее 303 делегатов с правом решающего голоса и ещё 39 – с правом голоса совещательного. На каждого делегата приходилось в среднем 500 партийных членов. А в общей сложности делегаты съезда представляли интересы 150 тысяч социал-демократов в 145 партийных организациях (100 из них – РСДРП, 30 – Бунд, 8 – социал-демократия Польши и Литвы, 7 – социал-демократия Латышского края). Это были закалённые войска революции. Хотя большинству делегатов было чуть за двадцать, почти все они имели за плечами опыт ссылки или тюремного заключения. За двенадцать месяцев, прошедших с предыдущего съезда, русская часть партии возросла с тридцати тысяч до семидесяти семи тысяч членов, то есть в два с половиной раза. К этим данным, однако, следует относиться с осторожностью. Обострение фракционной борьбы неизбежно вздувало цифры. Даже учитывая это обстоятельство, было совершенно очевидно, что партия продолжала расти даже в условиях реакции, отражая не настроение масс, а радикализацию слоя наиболее сознательных рабочих и студентов. Именно по этой причине левое крыло партии росло быстрее, чем правое.
Соотношение сил в Российской социал-демократической партии балансировало на кончике ножа. В начале 1906 года силы большевиков и меньшевиков в Петербурге были приблизительно равны. В период между первой и второй Думами большевики стали брать верх. Во время работы второй Думы, пишет Троцкий, они «уже завоевали полное преобладание среди передовых рабочих»[493]. Этот сдвиг отразился на составе Лондонского съезда. Стокгольмский съезд был меньшевистским, Лондонский – большевистским. На прошлом съезде представлялись интересы 13 тысяч большевиков и 18 тысяч меньшевиков (один делегат на триста членов партии). Сейчас же ситуация была иной. Среди делегатов с решающими голосами было 89 большевиков и 88 меньшевиков.
Никогда ещё подобный съезд не собирал такой блестящей плеяды социал-демократов. Плеханов, Мартов, Аксельрод, Дейч и Дан выделялись среди меньшевиков; Ленин, Богданов, Зиновьев, Каменев, Бубнов, Ногин, Шаумян, Лядов, Покровский и Томский – среди большевиков. На съезде присутствовал широко известный писатель Максим Горький, который был близок к большевикам. Троцкий, недавно бежавший из ссылки, участвовал в съезде как нефракционный социал-демократ. Среди делегатов был один молодой грузин, известный как Иванович. Обладая правом совещательного голоса, он, однако, ни разу им не воспользовался и, по сути дела, не принимал участия в работе съезда. Он не получил мандат ни одной из кавказских организаций. Этот регион на съезде представляли Шаумян, позднее убитый британскими интервентами в Баку, и Миха Цхакая, который, как и Ленин, был пассажиром знаменитого пломбированного вагона в 1917 году. Этот скромный участник съезда, скрывавшийся за партийной кличкой Иванович, спустя годы получил всемирную известность как Иосиф Виссарионович Сталин. В начале XX столетия этот человек, однако, был почти неизвестен в партийных кругах, за пределами своей малой родины, и его присутствие на съезде прошло совершенно незаметно.
Важным фактором стало участие в Пятом съезде национальных партий и групп, которые стояли на левых позициях, тем самым давая большевикам преимущество. В числе делегатов из Польши и Литвы были Роза Люксембург, Юлиан-Бальтазар Мархлевский и Ян Тышка (Лео Йогихес), которые образовали сплочённую группу из сорока четырёх человек, резко повернувшую съезд влево. Феликс Дзержинский, будущий глава ЧК, должен был войти в состав польской делегации, но был арестован по пути в Лондон. Не менее радикальных латвийских социал-демократов возглавлял будущий лидер Красной армии Карл Юлий Данишевский (Герман). Характер изменений в составе съезда был верно оценён департаментом полиции, который отмечал, что «меньшевистские группы по настроению их в настоящий момент не представляют столь серьёзной опасности, как большевики». В одном из докладов, представленных департаменту полиции, читаем: «Из ораторов в дискуссии выступали в защиту крайней революционной точки зрения Станислав (большевик), Троцкий, Покровский (большевик), Тышка (польский социал-демократ); в защиту же оппортунистической точки зрения – Мартов, Плеханов [вожди меньшевиков]. <…> Ясно намечается, – продолжает агент охранки, – поворот социал-демократов к революционным методам борьбы… Меньшевизм, расцветший благодаря Думе, с течением времени, когда Дума показала свою импотентность, вымирает и снова даёт простор большевистским или, вернее, крайне революционным течениям»[494].
Стенограмма Пятого конгресса читается с большим интересом, на одном дыхании. Здесь мы видим первые настоящие дебаты между большевиками и меньшевиками по вопросу о тактике и стратегии. По сравнению с этим разногласия, имевшие место на Втором съезде, представляются не более чем предвосхищением грядущих событий (как это, собственно, и было). Даже дискуссия о национализации и муниципализации земли на Стокгольмском съезде РСДРП не добралась до сути той проблемы, которая с предельной ясностью обозначилась на Пятом съезде. На повестке дня стояли следующие темы: 1) отчёт ЦК; 2) отчёт думской фракции РСДРП; 3) вопрос об отношении к буржуазным партиям; 4) вопрос о Государственной думе; 5) вопрос о «рабочем съезде»; 6) вопрос о профсоюзах; 7) вопрос о партизанском движении; 8) вопрос о безработице, экономическом кризисе и локауте; 9) организационные вопросы; 10) вопрос о Международном конгрессе и 11) вопрос о работе в армии.
Доклад Центрального комитета представил Мартов. Поскольку в уходящем составе ЦК доминировали меньшевики, Богданов написал встречный доклад, в котором представил большевистскую точку зрения. Таким образом, съезд открылся горячей дискуссией. Но теперь, в отличие от предыдущего съезда, к обороне перешли уже меньшевики. Когда Плеханов в своей приветственной речи заявил, что в партии нет ясно выраженного ревизионистского течения, Ленин склонил голову, стремясь скрыть свой молчаливый смех. Почти все присутствующие на этом съезде представляли ту или иную фракцию, и это нашло отражение в выборах президиума. В его состав вошли пять делегатов, по одному от каждой фракции. Меньшевиков представлял Фёдор Дан (Данилов), бундовцев – Владимир Медем (Виницкий), латвийцев – Фриц Розинь (Азис), поляков – Ян Тышка, а большевиков – Владимир Ленин. Меньшевики с самого начала выражали свою неприязнь, ставя под сомнение полномочия Владимира Ильича. После этого съезд взорвался, делегаты кричали и грозили друг другу. Порядок был восстановлен только тогда, когда меньшевики отозвали свои претензии. Такое бурное открытие съезда предопределило всю дальнейшую его работу.
Ключевым вопросом, который определял всё остальное, был вопрос об отношении к буржуазным партиям. Этот вопрос обсуждался очень подробно. Четыре человека выступили с докладами по этой теме: Ленин, Мартынов, Роза Люксембург и Абрамович. Ленин, который говорил первым, подчеркнул принципиальную важность этого вопроса:
«Вопрос об отношении к буржуазным партиям стоит в центре принципиальных разногласий, давно уже разделяющих на два лагеря российскую социал-демократию. Ещё до первых крупных успехов революции или даже до революции – если можно так выразиться о первой половине 1905 года – было уже две вполне наметившиеся точки зрения на этот вопрос. Споры связаны были с оценкой буржуазной революции в России. Оба направления среди с.-д. сходились на том, что революция эта – буржуазная. Но они расходились в понимании этой категории и в оценке практически-политических выводов из неё. Одно крыло социал-демократии – меньшевики – толковали это понятие так, что в буржуазной революции главным двигателем её является буржуазия, пролетариат же способен занимать лишь положение “крайней оппозиции”. Брать на себя задачу самостоятельного проведения этой революции, руководство ею он не может»[495].