«Объявив собрание открытым, я предоставила слово Ленину. Он говорил очень хорошо, очень воодушевлённо. Его речь постоянно прерывалась аплодисментами. И, к моему удивлению, он ни разу не выступил с критикой меньшевиков»[457].
Владимир Ильич проиграл голосование (голоса распределились в отношении 50:13), продемонстрировав, однако, свой фирменный стиль в партийной полемике, особенно когда речь шла о рабочих. Бройдо была потрясена. Неужели это тот самый Ленин, который так резко порвал с Мартовым и Плехановым? В дебатах перед рабочими, которые находились под влиянием меньшевиков, он
Текст речи Ленина на Балтийском заводе не сохранился, между тем нетрудно вообразить её примерное содержание. Ильич, вероятно, избрал мишенью для критики не вождей меньшевиков, а главного врага: помещиков, капиталистов и самодержавие в целом. Он, должно быть, объяснял рабочим, что так называемые думские либералы – кадеты – повернулись к революции спиной и выступили за соглашение с царизмом. Он, по всей видимости, призывал рабочих полагаться только на собственные силы и держаться подальше от предателей-либералов. И он непременно потребовал бы, чтобы РСДРП как рабочая партия твёрдо придерживалась бы политики классовой независимости. Для убеждения аудитории Ленин всегда активно использовал факты, цифры и веские доводы. Только так он постепенно завоевал расположение большинства передовых рабочих, а затем и всего рабочего класса. Точно так же Ленин действовал и в 1917 году, когда, борясь за широкие массы, он требовал от большевиков «терпеливо объяснять» основные положения их политики.
Кадеты, несмотря на доминирование в Думе, не были самой большой парламентской группой. По уже объяснённым причинам в составе Думы преобладали крестьяне, коих было чуть более 200 человек. Некоторые считали, что это позволит обеспечить стабильность. Иллюзии о богобоязненном, процарски настроенном мужике по-прежнему не покидали представителей высшего сословия. «Слава богу, – сказал однажды Витте, – Дума будет мужицкая»[458]. Однако этот оптимизм был преждевременным. Мужик осознавал свои интересы. Большая часть крестьянских депутатов организовала Трудовую группу, представителей которой стали называть трудовиками. Ленин сразу уяснил, что крестьяне направили своих представителей в Думу не для того, чтобы держать речи, а для того, чтобы получить землю. На деле они скоро обнаружат, что Дума не в состоянии выполнить их самые насущные потребности. Социал-демократы, в свою очередь, должны были любой ценой установить прочную связь с крестьянскими депутатами, о противоречивой психологии которых Владимир Ильич писал:
«Типичный трудовик – это сознательный крестьянин. Ему не чужды стремления к сделке с монархией, к успокоению на
Большевики стремились высвободить трудовиков из-под ига кадетов. А это требовало грамотного использования парламента. Тактика бойкота потерпела неудачу, поэтому необходимо было адаптировать тактику партии к преобладающим условиям, сблизиться с массами. Умело сочетая легальную и нелегальную работу, революционеры могли надеяться на оптимальный результат. То, что нельзя было озвучить на страницах легальной прессы и с думской трибуны, печаталось в подпольных газетах. Деятельность социал-демократов широко освещалась в таких легальных органах, как «Волна», «Вперёд» и «Эхо»: на страницах этих источников вскрывался мошеннический характер псевдопарламента, а также доказывалась продажность либералов.
Меньшевики сосредоточили на Думе всё своё внимание. Реформистский уклон проявился уже в декларации социал-демократической фракции, зачитанной в Думе 16 июня 1906 года. В ней утверждалось, что Государственная дума «может явиться центром общенародного движения против полицейского самодержавия»[460]. Начались столкновения большевиков и меньшевиков по вопросу об отношении к Думе. Центральный Комитет, возглавляемый меньшевиками, разослал во все филиалы РСДРП циркуляр, в котором просил товарищей поддержать все шаги, предпринятые Думой (читай: кадетами) для смещения с поста председателя Совета министров И. Л. Горемыкина и замены его на представителя кадетов. Большевики выступили решительно против того, чтобы идти на поводу у либералов. На что меньшевики ответили, что в борьбе против министерства следует поддержать прогрессивную буржуазию, то есть кадетов. Ленин, в свою очередь, настаивал на том, что социал-демократы в Думе не должны зависеть от других партий, особенно от буржуазных либералов. Только полагаясь на свои силы, считал Владимир Ильич, можно было завоевать революционно настроенные слои мелкой буржуазии (трудовиков) и отколоть их от либералов (кадетов).
Министерские амбиции кадетов и их горячее желание спасти самодержавие от самого себя вскоре привели их к столкновению с действующим Советом министров. Они как будто говорили царю: «Посмотрите, ваши министры не в силах обеспечить защиту старого порядка. Вам нужны новые люди – люди, которые пользуются доверием масс. Только нам удаётся контролировать массы. Поэтому вам надо подвинуться и поделиться властью с нами». Кадеты, однако, не учли того обстоятельства, что власть имущие, оправившись от первоначальных тревог, к тому моменту научились контролировать текущее положение при помощи виселиц и расстрелов. Услуги либералов стали невостребованными. Преисполненная решимости искоренить последние следы завоеваний революции, придворная клика перешла в наступление. Даже робкое сопротивление Думы выводило Николая II из себя.
13 мая 1906 года правительство отвергло все требования кадетской Думы, изложенные в её адресе. В ответ на это Дума приняла резолюцию, в которой выражала «недоверие» Совету министров и требовала его отставки. Меньшевистский ЦК РСДРП разослал партийным организациям резолюцию, в которой предлагал поддержать Думу в её требовании создания думского, то есть кадетского, министерства. Оппортунизм меньшевиков в Думе переходил все границы. Большевикам удалось заставить партию осудить думскую тактику П. Н. Милюкова. Петербургский комитет отдал 1760 голосов за большевиков и 952 – за меньшевиков. На июльской конференции петербургские партийные организации поддержали это решение. После дебатов, в которых Ленин защищал точку зрения большевиков, а Дан – позицию меньшевиков, столичные социал-демократы решительно отклонили все призывы к созданию думского министерства. Несмотря на это, социал-демократическая фракция в Думе продолжала вести политику примирения, поддержав кадетскую резолюцию по аграрному вопросу.
Ленин поливал думских либералов презрением.
«Дума бессильна, – писал он. – Она бессильна не только потому, что в её распоряжении нет штыков и пулемётов, которыми располагает правительство, но также и потому, что в своём целом она не революционна и не способна к решительной борьбе»[461].
Ленин, как показали дальнейшие события, был прав. Думу погубил именно аграрный вопрос. Трудовики, не представлявшие собой опору для реакции, использовали своё положение в Думе, чтобы агитировать за права крестьян. В Думе – к ужасу царя – был поднят вопрос о конфискации помещичьих земель. «…То, что принадлежит помещику, принадлежит ему…»[462], – сурово прокомментировал Николай II. Дни Государственной думы были сочтены. Император, раздражённый радикальными речами под сводами Таврического дворца, вознамерился положить конец этой комедии.
В этот запутанный сценарий вмешался Пётр Аркадьевич Столыпин, новый министр внутренних дел и с этого момента одна из ключевых, ярких фигур того периода. Богатый помещик с большими политическими амбициями, Столыпин владел двумя поместьями: одно, площадью 2.850 акров, располагалось в Пензенской губернии, другое, площадью 2.500 акров, – в Ковенской губернии. Кроме того, его жена, дочь высокопоставленного чиновника императорского дома, имела в распоряжении ещё 14.000 акров земли в Казанской губернии. Таким образом, Столыпин отстаивал свои, помещичьи интересы в решении аграрного вопроса. Этот человек, которого обыкновенно характеризуют как прогрессивного реформатора, заслужил доверие царя применением самых жестоких репрессивных мер в период «умиротворения» после революции 1905 года.
«Его драконовские меры при подавлении волнений в Поволжье стали притчей во языцех, – пишет Лионел Кохан. – Собственные слова Петра Аркадьевича наводят на размышления. Докладывая в министерство внутренних дел об одном из действий, направленных для усмирения крестьян, он писал, что “всё село почти сидело в тюрьме по моим постановлениям… Я занял два дома наиболее виновных казаками, оставил там отряд оренбуржцев и учредил в этом селе особый режим”»[463].
В народе Столыпин имел репутацию палача. Россию заполонили «столыпинские галстуки» и «столыпинские вагоны» (между прочим, такое название вагонов для перевозки осуждённых сохранялось в стране вплоть до 1930-х годов). С другой стороны, Столыпин, несомненно, был одним из немногих по-настоящему компетентных людей среди всех царских советников вплоть до 1911 года, когда пуля террориста-провокатора оборвала его жизнь. Керенский характеризует этого непревзойдённого и искусного реакционера следующим образом:
«В канун созыва I Думы в Санкт-Петербурге стало известно о назначении нового министра внутренних дел. Им стал саратовский губернатор П. А. Столыпин, которого до этого мало кто знал. Менее чем через три месяца, сразу же после роспуска Думы, 9 июля 1906 года, Столыпин был назначен председателем Совета министров… <…>
Выходец из провинциальной верхушки, он не был вхож в придворные круги и никогда не занимал каких-либо высоких должностей в правительстве. Вся его карьера прошла в провинции, где у него не было недостатка в связях с видными представителями общества и земства. <…>
Он не разделял точки зрения на Думу своего предшественника П. А. Горемыкина, который считал её “пустой говорильней”. В отличие от ограниченного и бездушного бюрократа, каким был П. А. Горемыкин, Столыпину крайне импонировала роль конституционного министра. Он охотно пользовался возможностью произносить речи в Думе, открыто обсуждать жизненно важные вопросы с оппозицией и управлять страной на основе своего правительственного большинства.