Однако эти впечатляющие цифры не дают полной картины.
«По числу членов она [РСДРП] ещё продолжала расти, – пишет Троцкий. – Но её влияние на массы падало. Сто социал-демократов уже не способны вывести на улицу столько рабочих, сколько год назад выводили десять социал-демократов»[440].
Центр революционной активности переместился из городов в деревни. В апреле 1906 года было зафиксировано 47 случаев крестьянских беспорядков, в мае – 160 случаев, а в июне число крестьянских волнений увеличилось до 739. Это было сравнимо с показателями осени 1905 года. Половина европейской части России, особенно Поволжье, где крестьяне ещё хранили память о восстаниях Стеньки Разина и Емельяна Пугачёва, Центрально-Чернозёмная область, Украина, Польша, Тамбовская губерния и другие регионы – всё это было охвачено пожаром восстаний. В деревнях непокорными крестьянами были созданы забастовочные комитеты, вынудившие помещиков оставить свои имения. Неизбежным следствием крестьянской революции был рост партизанского движения – классический способ борьбы крестьянства. Партизанство было широко представлено в Латвии («лесные братья») и Грузии («красные сотни»). Эта ситуация представляла смертельную опасность для самодержавия. В первую очередь царский режим опирался на поддержку класса феодальных землевладельцев, и именно помещики стали главной мишенью для выражения сосредоточенной ярости и ненависти обездоленных масс. Была и другая причина, заставлявшая опасаться крестьянских восстаний. Волнения в деревне эхом отражались на армии, где свирепое настроение войск, деморализованных поражением в войне, под влиянием действий городских рабочих уже и без того привело к новой волне мятежей и восстаний.
В этих условиях, как заметил Ленин, военная политика партии играла даже более важную роль, чем политика аграрная. Без малого пятьдесят комитетов РСДРП имели специальные боевые организации и отряды.
«При Московском комитете было ещё военно-техническое бюро, – пишет Осип Пятницкий о московской боевой организации, – на которое была возложена обязанность изобретать, испытывать и изготовлять в массовом количестве, когда будет нужно, несложные средства вооружения (бомбы), над которыми оно всё время и работало. Военно-техническое бюро работало совершенно изолированно от московской организации и было связано с МК исключительно через секретаря Московского комитета»[441].
Самая сильная боевая организация была в Санкт-Петербурге, где, по словам Леонарда Шапиро, партия «располагала широкой сетью организаций среди солдат и издавала около двадцати подпольных журналов и газет»[442]. В армии и на флоте в таких газетах, как «Казарма» и «Солдатская жизнь», велась широкая агитация. Партия вела энергичную кампанию среди солдат-новобранцев, убеждая их не стрелять в своих братьев, а с оружием в руках переходить на сторону рабочих. В марте 1906 года была попытка организовать конференцию военных и боевых организаций РСДРП. Однако в первый же день все её делегаты были арестованы. Первая полноценная конференция военных и боевых организаций начала свою работу 16 ноября 1906 года в Таммерфорсе (Финляндия). Хотя Ленин, разумеется, надеялся, что движение в деревнях высечет искру, которая снова воспламенит революцию, он, тем не менее, неоднократно предостерегал от чрезмерной спешки и авантюризма, прекрасно понимая, к чему могут привести преждевременные и плохо подготовленные действия. Революционный оптимизм Ленина всегда уравновешивался здоровым реализмом, основанным на трезвой оценке текущего момента. Ему никогда не приходило в голову призывать меньшинство к ведению партизанской войны, которая со временем стала популярной, особенно в Латинской Америке, несмотря на то что партизаны терпели поражение за поражением.
Тактика партизанской войны всегда была строго подчинена потребностям массового движения рабочего класса. Это не означало, что большевики пренебрегали работой среди других слоёв населения, будь то студенты или крестьяне. Напротив, РСДРП вела активную работу среди крестьян. Пятницкий вспоминает, что только за первые восемь месяцев 1906 года московская нелегальная типография отпечатала четыре листка в количестве 20 тысяч экземпляров. Главной целью оставалось вооружённое восстание.
«В 1906 и первой половине 1907 гг., – пишет Пятницкий, – вся работа в Московской организации проводилась под знаком приближающегося массового пролетарского и крестьянского революционного движения, которое должно превратиться в вооружённую борьбу с царизмом»[443].
Как бы то ни было, влияние партии на крестьян оставалось незначительным. Вплоть до 1917 года социал-демократическая пропаганда отдавалась в деревнях только слабым эхом. Подавляющее число крестьян, которые имели хоть какие-нибудь политические убеждения, симпатизировали «народническим» партиям: либо эсерам, либо – даже в большей степени – трудовикам. Самодержавие подчинило себе эти политические организации обещанием провести аграрную реформу. Первый съезд Партии социалистов-революционеров прошёл с 29 декабря 1905 года по 4 января 1906 года. На съезде преобладала эклектичная смесь из идей утопического социализма (идеализация крестьянской общины, которая якобы позволит России обойти капитализм и построить «социализм в отдельно взятой стране» вопреки всем законам социально-экономического развития) и ультралевых взглядов. Эсеры тешили себя иллюзией, что крестьянская община может служить основой социализма в России, не понимая, однако, что именно община даёт силу самодержавию.
«Выдвигая требование о “национализации” или “социализации” земли, – вспоминает трудовик Керенский, – народники были уверены, что крестьяне легко перейдут от общинной к кооперативной форме землепользования. В действительности же крестьянская община того времени имела мало общего с той идеальной общиной, которую представляли в своём воображении славянофилы и народники. С административной точки зрения община была крайне удобна для полицейского контроля или, выражаясь словами С. Ю. Витте, для надзора над крестьянами, как над малыми детьми, а также для сбора налогов, поскольку за неплательщиков долги выплачивали остальные члены общины на основе пропорционального распределения. Власти превратили общину в оплот экономической отсталости и мало-помалу лишили её жизненных сил. К тому же принудительное членство в общине всегда вызывало раздражение у самих крестьян»[444].
Тактические вопросы, на которых Ленин и его товарищи сосредоточили внимание в то время, когда шла партизанская война, а также решался вопрос о бойкоте выборов в Государственную думу, были тесно связаны с перспективой возрождения революции и надеждой на то, что крестьянское движение подтолкнёт рабочих к активности в городах. Судя по всему, теоретические дискуссии по аграрному вопросу на Четвёртом съезде РСДРП были лишь бледным отражением суровой действительности. Крестьянские волнения были на подъёме. От месяца к месяцу в деревнях фиксировалось всё больше вспышек насилия. Именно поэтому аграрный вопрос приобрёл первостепенное значение в работе Государственной думы.
Чтобы полностью уничтожить революционное движение, царизм совместил убийственные репрессии с обманом, предложив новый закон о выборах в Государственную думу. Этот закон немного расширил избирательные права, но в выборах между тем не могли участвовать почти 50 процентов взрослого населения страны: женщины, лица моложе 25 лет, военнослужащие, рабочие небольших предприятий, безземельные крестьяне и так далее. 23 апреля были опубликованы новые избирательные нормы. Избирательное право было явно сфабриковано в пользу помещиков. Были установлены следующие квоты: один выборщик на 2 тысячи населения в землевладельческой курии, на 30 тысяч – в крестьянской, на 90 тысяч – в рабочей. Так, например, в Пермской губернии один голос помещика был эквивалентен голосам 28 крестьян и 56 рабочих. Система голосования была не прямой, а косвенной и предполагала сложную систему избирательных комиссий (курий). Курии были созданы для «представления» различных сословий (рабочих, крестьян, помещиков), в каждой из них были коллегии «выборщиков», которые и избирали депутатов в Государственную думу.
«Новый избирательный закон, – пишет Керенский, – отличался сложностью, и его положения нарушали все нормы демократической процедуры. Депутаты избирались коллегиями выборщиков, в которых были представлены четыре группы (курии): землевладельцы, городское население, крестьяне и в некоторых округах – промышленные рабочие. Каждая курия выбирала своего депутата в Думу, а остальные депутаты выбирались на общем губернском собрании всех курий»[445].
Землевладельцы-феодалы по-прежнему задавали тон, а вот крестьяне получили относительно привилегированное отношение по сравнению с рабочими. Подражая бонапартизму, царский режим пытался заручиться поддержкой крестьянства (особенно зажиточного, «сильного» крестьянства) против рабочего класса. Поэтому крестьянское представительство в Думе было сравнительно высоким: около 45 процентов мест. Было очевидно, что самодержавие, осознав свою социальную изоляцию, стремилось получить массовую поддержку в более консервативных слоях населения. Издавна царя на Руси называли батюшкой. Русский мужик в час нужды и бедствий вздыхал: «До бога высоко, до царя далеко». Из дневников Николая II следует, что император вплоть до момента крушения династии Романовых был убеждён во всенародной (то есть крестьянской) любви к нему. 9 января 1905 года провело кровавую черту между самодержавием и городским пролетариатом. Мечта о создании вокруг монархии неприступной преграды из лояльных режиму мелких крестьянских собственников сохранялась и составила сущность столыпинской реакции. Но, предоставив крестьянам в Думе право голоса – искажённого и дрожащего, – самодержавие невольно подставило спину для бичевания, а сам бич вложило в руки революционного социалистического крыла.
В дополнение к сфабрикованному избирательному праву правительство строго ограничило полномочия самой Государственной думы. Некоторые статьи бюджета не обсуждались. Так, например, кредиты и валюта находились в исключительной компетенции министра финансов. Армия и флот, разумеется, находились под личным контролем царя. Государственный совет, прежде назначаемый монархом, был расширен (половина его членов отныне избиралась) и превратился в верхнюю палату российского парламента. При этом отмечалось, что «Государственный совет и Государственная дума пользуются равными в делах законодательства правами»! Это гигантское мошенничество было делом рук графа Витте, который всячески демонстрировал свою полезность императору, добившись, к примеру, для России заключения в 1906 году во Франции огромного международного займа.
На Первой конференции РСДРП в Таммерфорсе, которая проходила в те дни, когда Декабрьское восстание в Москве приближалось к своей кровавой развязке, большевистские вожди обсудили своё отношение к предстоящим выборам в Думу. В основном преобладало настроение в пользу активного бойкота. Но Ленин проявил осторожность. Когда дошло до голосования, выяснилось, что два голоса – Ленина и Горева – отданы против предложения о бойкоте. Это вызвало волну возмущения со стороны других делегатов, и Ленин был вынужден пересмотреть свою позицию. Не первый и не последний раз он жертвовал своей обоснованной точкой зрения, принимая во внимание настроение большинства. Зал встретил новую позицию Ленина грандиозной овацией, хотя сам Ленин затем грустно шутил, что он «отступил в полном боевом порядке»[446].
Среди комитетчиков, для которых, как и для Сталина, эта конференция стала первой партийной встречей за границей, преобладали сторонники бойкота. Эти делегаты считали, что их практического знания ситуации в России достаточно для того, чтобы быть на ступеньку выше партийных теоретиков, включая Ленина. На одном из заседаний Таммерфорская конференция проголосовала за воссоединение РСДРП. Готовился Четвёртый партийный съезд, и требовалось срочно принять меры для предварительного объединения фракций на началах равенства. Конференция высказывалась за немедленное слияние на местах параллельных организаций. В выборах делегатов должны были участвовать все члены организации партии на началах прямого и тайного голосования. Но, признавая бесспорным принцип демократического централизма, конференция посчитала, что после избрания центрам следует предоставить всю полноту власти в деле идейного и практического руководства[447].
Сразу после этого представители обеих фракций провели встречи с целью устранения всех препятствий на пути к созыву Объединительного съезда. В вопросе о бойкоте меньшевики поддержали решение большевиков. Находясь под впечатлением от недавних событий, они проявляли некоторую подозрительность к Государственной думе. К началу Съезда, однако, меньшевики охладили свой пыл. После поражения Декабрьского восстания необходимо было пересмотреть тактику партии с учётом требований текущего момента. Раз не получилось занять позиции врага прямым нападением, следовало внедрить осадную тактику, используя все легальные возможности для сплочения рабочих вокруг революционной программы. Бойкотировать парламент в таких условиях было серьёзной ошибкой. Троцкий считал, что «бойкотировать представительные учреждения можно лишь в том случае, если массовое движение достаточно могущественно, чтобы опрокинуть их или пройти мимо них. Наоборот, когда массы отступают, тактика бойкота теряет революционный смысл»[448].
В связи с вопросом о бойкоте шли горячие внутренние дискуссии. Эти дебаты ясно обозначили пропасть, отделяющую большевиков от меньшевиков. Меньшевики, привычно тяготеющие к оппортунизму, пришли к выводу о том, что революция закончилась, а значит, пришло время обратиться к парламентской борьбе. Однако убедить в этом рядовых однопартийцев меньшевикам стоило больших трудов. К тому же меньшевики колебались. Если сначала они отказались участвовать в выборах, то чуть погодя перешли к тактике «полубойкота», выдвинув чрезвычайно запутанный и в высшей степени бессмысленный лозунг «революционного самоуправления». Ленин презрительно осуждал нерешительность меньшевиков. «В Думу не верят и в революцию не верят»[449], – комментировал он. Плеханов, будучи теперь представителем правого крыла меньшевиков, выступал за выборы без лишних слов.
Несмотря на ужесточившиеся репрессии, партия не прекращала работу. На многочисленных собраниях горячо обсуждались тактические вопросы. Большинство членов партии по-прежнему выступали решительно против участия в выборах в Думу. 11 февраля 1906 года на Петербургской общегородской конференции РСДРП, в которой участвовали как большевики, так и меньшевики, Ленин огласил резолюцию о тактике активного бойкота выборов в Государственную думу. Дан и Мартов от лица меньшевиков выступили против бойкота. На второй общегородской конференции, состоявшейся чуть позже, большинство делегатов окончательно поддержали резолюцию Ленина. Годы спустя Ленин открыто признавал, что его позиция тогда была ошибкой, которая, однако, отражала преобладающее настроение активистов. Реакционный характер Думы был очевиден не только большевикам, но и большинству всех социал-демократов. Значительная часть социал-демократов в стране, по-видимому, выступала за бойкот. Лава революции ещё не остыла, поэтому не только большевики, но и польские, латвийские и литовские социал-демократы, даже в целом консервативный Бунд, выступали за тактику бойкота. Меньшевики колебались. Это настроение партийных активистов, однако, шло не в ногу с настроением широких масс.