Строго говоря, Маркс и Энгельс отказывали буржуазии в революционном духе даже в 1789 году. Буржуазная революция во Франции совершалась не буржуазией, которая искала компромисса с монархией, а революционной мелкой буржуазией, идеи которой в политике выражали якобинцы, и полупролетарскими массами Парижа и других крупных городов. Роль масс во французской революции была блестяще описана анархистом Петром Алексеевичем Кропоткиным в книге, посвящённой истории этой революции. К подобным выводам пришёл и современный историк Джордж Руде, который опирался на обширный архивный материал. Великая французская революция 1789–1793 годов преуспела лишь в той степени, в какой она оттеснила представителей консервативной крупной буржуазии в Национальное собрание. Опираясь на массы, она совершила столь радикальные действия, что, ощутив революционный прилив, в итоге вышла из берегов буржуазно-демократических задач и поставила под угрозу самую частную собственность. В этот момент революция остановилась, а реакция термидорианцев и бонапартизм отбросили её назад. Потерпев поражение, плебейские массы оставили свои позиции, которые они не могли защищать именно потому, что отсутствовали объективные условия для социализма. Было возможно только развитие капитализма. Прикрываясь революционным лозунгом свободы, равенства и братства, благодаря которому массы сражались за интересы буржуазии, богатые торговцы и крупные собственники, придя к власти, нанесли смертельный удар по революционным устремлениям тех, кто только что проливал за революцию свою кровь.

Аналогичным образом совершалась Английская буржуазная революция XVII века. Буржуазия, представленная в парламенте пресвитерианами, сделала всё возможное для заключения сделки с Карлом I. Роялистская контрреволюция была подавлена не крупными торговцами лондонского Сити, а «армией нового образца» Оливера Кромвеля. Основу этой армии, сражавшейся за парламент, составляли йомены из Восточной Англии и зарождающиеся пролетарские элементы из Лондона, Бристоля и других английских городов. Здесь, как и в примере, рассмотренном выше, буржуазия оказалась неспособной совершить свою, буржуазную революцию. Чтобы добиться успеха, Кромвель был вынужден оставить крупных дельцов в стороне и подтолкнуть к решительным действиям мелкобуржуазные и плебейские массы. Правда, как только монархическая реакция была разбита, Кромвель предал и разгромил радикальное крыло индепендентов (левеллеров и диггеров), которые уже на этом этапе истории приходили к коммунистическим выводам и выступали против частной собственности. При этом Кромвель не ставил под сомнение буржуазный характер революции. Конечно, в тот исторический период революция могла иметь только такой характер. Но в то же время нет никаких сомнений в том, что победа буржуазной революции в Англии XVII века была достигнута не благодаря буржуазии, а вопреки ей.

Те же слова, которыми Маркс и Энгельс описали ситуацию в Германии в 1848 году, ещё больше подходили к тому, что происходило в России в конце XIX столетия. Бурное развитие промышленности в корне изменило лицо российского общества. Это развитие было далеко не неравномерным, в первую очередь оно затронуло территории вокруг Москвы и Санкт-Петербурга, западную часть страны (включая Польшу), Урал и Бакинский нефтеносный район. Начиная с 1890-х годов пролетариат быстро рос, становясь всё более грозной силой. Но это почти не отражалось на отсталом характере Российской империи, которая сохраняла черты полуфеодальной и в каком-то смысле полуколониальной страны. Промышленный рост был обусловлен не внутренними механизмами развития российского общества, а стал результатом крупных иностранных инвестиций из Франции, Великобритании, Германии, Бельгии и Америки. Российская буржуазия, как и немецкая, которой сполна досталось от Маркса и Энгельса в 1848 году, слишком поздно вышла на арену истории. Она не могла играть никакой прогрессивной роли, поскольку её социальная база была слишком слабой, а страх перед пролетариатом слишком сильным. Слияние промышленного и земельного капиталов, банковская кабала, зависимость от иностранных инвестиций – всё это исключало возможность успешной буржуазно-демократической революции в России.

Во всех своих выступлениях и статьях Ленин неоднократно подчёркивал контрреволюционную роль буржуазно-демократических либералов. Однако вплоть до 1917 года он не рассматривал возможность того, что российские рабочие возьмут власть в свои руки ещё до осуществления социалистической революции на Западе. А теория перманентной революции Троцкого, напротив, предполагала такую возможность. Эта теория была наиболее полным ответом на реформистскую и предательскую позицию правого крыла российского рабочего движения – позицию меньшевиков. Меньшевики предложили двухэтапную концепцию революции. Эта концепция предполагала, что, поскольку задачи революции совпадают с задачами национально-демократической буржуазной революции, руководить революцией должна именно национально-демократическая буржуазия.

Троцкий, однако, указывал на то, что, возглавив нацию и поведя за собой угнетаемые слои общества (городскую и сельскую мелкую буржуазию), пролетариат может не только взять власть в свои руки, но и выполнить задачи буржуазно-демократической революции, прежде всего – осуществить агарную реформу, объединить страну и освободить её от влияния иностранного капитала. Далее, придя к власти, пролетариат смог бы осуществить социалистические меры, такие как конфискация земель капиталистов. Но, поскольку эти задачи не могут быть решены в рамках одной-единственной страны, особенно такой экономически отсталой страны, как Россия, это стало бы началом мировой революции. Таким образом, перманентная революция имеет два слоя, два смысла: во-первых, она начинается с решения буржуазных задач и продолжается решением задач социалистических, а во-вторых, она начинается в одной стране и затем выходит на международную арену.

Ленин соглашался с Троцким в том, что российские либералы неспособны осуществить буржуазно-демократическую революцию и что эта задача может быть решена только пролетариатом в союзе с беднейшим крестьянством. С 1905 года по 1917 год позиция Ленина по фундаментальному вопросу об отношении к буржуазии была практически идентичной позиции Троцкого. Ленин, как мы уже видели, открыто признал это на Пятом (Лондонском) съезде РСДРП. Следуя за Марксом и Энгельсом, которые считали, что буржуазно-демократическая партия «для рабочих много опаснее, чем прежние либералы»^[508], Ленин разъяснял, что российская буржуазия, далёкая от того, чтобы стать союзником рабочих, неизбежно свяжется с контрреволюцией.

«Буржуазия, – писал Ленин в 1905 году, – неизбежно повернёт, в своей массе, на сторону контрреволюции, на сторону самодержавия против революции, против народа, как только удовлетворятся её узкие, корыстные интересы, как только “отшатнётся” она от последовательного демократизма (а она уже теперь отшатывается от него!)»^[509].

Какой же класс, по мнению Ленина, способен провести буржуазно-демократическую революцию?

«Остаётся “народ”, то есть пролетариат и крестьянство: пролетариат один способен идти надёжно до конца, ибо он идёт гораздо дальше демократического переворота. Поэтому пролетариат и борется за республику в первых рядах, с презрением отбрасывая глупые и недостойные его советы считаться с тем, не отшатнётся ли буржуазия»^[510].

Ленин расходился с Троцким в оценке того, могут ли российские рабочие прийти к власти в стране ещё до победы пролетарской революции в Западной Европе. До 1917 года только Троцкий допускал такую возможность. Ленин считал иначе, настаивая на том, что русская революция носит буржуазный характер. Рабочий класс в союзе с беднейшим крестьянством, полагал он, свергнет самодержавие, а затем осуществит самую широкую программу буржуазно-демократических мер. В основе ленинской программы лежало радикальное решение аграрного вопроса, связанное с конфискацией помещичьих земель и национализацией земли. Однако, как неоднократно пояснял Ленин, национализация – это не социалистическое, а буржуазное требование, направленное на земельную аристократию. Владимир Ильич повторял, что русская революция не дойдёт до решения социалистических задач, пока в стране нет объективных условий для строительства социализма. При этом Ленин всегда был бескомпромиссным интернационалистом. Он предвидел международную революцию, частью которой была революция в России.

Российские рабочие и крестьяне свергли бы царизм и осуществили бы наиболее радикальный вариант буржуазно-демократической революции. Это вселило бы уверенность в рабочих Западной Европы, которые совершили бы уже революцию социалистическую. Затем, объединив усилия с французскими, немецкими и британскими рабочими, российский пролетариат, в свою очередь, превратил бы свою буржуазно-демократическую революцию в социалистическую революцию.

«Но это будет, разумеется, не социалистическая, а демократическая диктатура, – писал Ленин. – Она не сможет затронуть (без целого ряда промежуточных ступеней революционного развития) основ капитализма. Она сможет, в лучшем случае, внести коренное перераспределение земельной собственности в пользу крестьянства, провести последовательный и полный демократизм вплоть до республики, вырвать с корнем все азиатские, кабальные черты… положить начало серьёзному улучшению положения рабочих и повышению их жизненного уровня, наконец… – перенести революционный пожар в Европу»^[511].

Позиция Ленина была предельно ясна и однозначна: грядущая революция будет иметь буржуазный характер, и возглавит её пролетариат в союзе с крестьянскими массами. Эта революция в лучшем случае решит основные буржуазно-демократические задачи: распределит землю между крестьянами, установит демократическую республику и т. д. А любая попытка покуситься на «основы капитализма» неизбежно приведёт пролетариат к конфликту с массой крестьянских мелких собственников. Ленин зрит в корень: «Демократический переворот буржуазен. Лозунг чёрного передела или земли и воли… буржуазен»^[512]. Для такой отсталой, полуфеодальной страны, как Россия, Ленин не рассматривал иного исхода. Говорить о «перерастании» демократической диктатуры в социалистическую революцию – значит обесценивать ленинский анализ классового соотношения сил в революции. О своём отношении к роли пролетариата в ходе буржуазно-демократической революции Ленин высказывался в десятках статей.

«Мы несравненно дальше, чем западные товарищи, от социалистического переворота, – писал он, – но мы стоим перед буржуазно-демократической крестьянской революцией, в которой пролетариат сыграет роль вождя»^[513].

Каковы, по мнению Ленина, предпосылки социалистической революции в России? Как видно из приведённых выше отрывков из «Двух тактик социал-демократии…», Ленин настаивает на том, что русская революция не сможет затронуть основ капитализма «без целого ряда промежуточных ступеней революционного развития»^[514].

Отсюда ясно следует, что Ленин исключал возможность социалистической революции в России до тех пор, пока рабочие в Западной Европе не возьмут власть в свои руки. Он придерживался этой точки зрения вплоть до февраля 1917 года, после чего отказался от неё и пришёл к выводам, по сути дела, идентичным выводам Троцкого. Однако даже тогда, когда Ленин говорил о буржуазной революции в России, в которой пролетариат будет играть ведущую роль, он вскрывал диалектическую связь между русской революцией и мировой революцией. Буржуазно-демократическая революция в России сможет, по мнению Ленина, перенести революционный пожар в Европу.

«Такая победа, – отмечает Владимир Ильич, – нисколько ещё не сделает из нашей буржуазной революции революцию социалистическую; демократический переворот не выйдет непосредственно из рамок буржуазных общественно-экономических отношений; но тем не менее значение такой победы будет гигантское для будущего развития и России и всего мира. Ничто не поднимет до такой степени революционной энергии всемирного пролетариата, ничто не сократит так сильно пути, ведущего к его полной победе, как эта решительная победа начавшейся в России революции»^[515].

Интернационализмом дышит каждая строка Владимира Ильича. Русская революция никогда не была для Ленина самодостаточным актом, «русской дорогой к социализму». Она представлялась ему началом мировой пролетарской революции. Именно в этом и заключается возможность превращения буржуазно-демократической революции в России в революцию социалистическую. Ни Ленин, ни любой другой марксист никогда не воспринимали всерьёз идею построения «социализма в отдельно взятой стране», тем более в такой крестьянской, отсталой азиатской стране, как Россия. Повсюду Ленин объясняет азбуку марксизма: в России нет условий для социалистического преобразования общества, но такие условия есть в Западной Европе. Полемизируя с меньшевиками, Ленин повторяет классическую точку зрения марксизма на международное значение русской революции:

Такова суть ленинского прогноза о грядущей революции в России: революция, если она случится, будет иметь буржуазно-демократический (а не социалистический) характер. В то же время, поскольку буржуазия неспособна играть революционную роль, революция будет совершена рабочим классом, который, находясь под чутким руководством социал-демократии, пробудит крестьянские массы и пойдёт с ними рука об руку. Свержение царизма, искоренение всех следов феодализма и создание республики окажут огромное революционное влияние на пролетариат передовых стран Западной Европы. Между тем революция на Западе может быть только социалистической благодаря мощному развитию созданных при капитализме производительных сил и стремительно набирающему обороты рабочему движению в этих странах. Социалистическая революция на Западе, в свою очередь, спровоцирует в России новые потрясения, а российские рабочие, при поддержке социалистического пролетариата Европы и вопреки противодействию буржуазии и контрреволюционного крестьянства, превратят демократическую революцию в революцию социалистическую.