«Невиданная в мире широта и острота стачечной борьбы, – так характеризовал Ленин впоследствии конец 1905 года. – Перерастание экономической стачки в политическую и политической в восстание»[327].
Рабочий класс, расправив плечи, опирался на широкие части «среднего класса». К стачке присоединилась интеллигенция. «Присяжные заседатели во многих случаях отказываются судить, адвокаты – защищать, врачи – лечить, – вспоминает Троцкий. – Мировые судьи закрывают свои камеры»[328]. Стачка сопровождалась массовыми митингами, на которых рабочие, касаясь политических вопросов, вырабатывали тактику и обсуждали стратегию. Выражая солидарность с народом, к этим встречам всё чаще стали подключаться солдаты. Рабочие начали создавать ополчения для самообороны, для борьбы с погромами и просто для поддержания порядка. Иногда эти боевые дружины рабочих переходили в наступление. Так, в Екатеринославе произошли столкновения с казаками, а в Одессе на улицах даже появились баррикады.
При определённых условиях всеобщая забастовка может вынудить господствующий класс пойти на серьёзные уступки. В России образца 1905 года всеобщая стачка была обязана привести к захвату власти, однако она… проиграла. Рабочие поставили вопрос о захвате власти, но не смогли самостоятельно решить его. Не хватало директив революционной партии, готовой ставить перед собой самые смелые задачи. Стремительное развитие марксизма в России и та лёгкость, с которой социал-демократы встали во главе рабочего движения в 1905 году, могут быть поняты только в контексте политически девственного пролетариата, который не имел богатого опыта профсоюзной борьбы. Русские марксисты быстро завоевали доверие заводских и фабричных активистов, которые, в свою очередь, позволили социал-демократам взять на себя руководство массовым движением. Представляется почти невероятным, что в такой отсталой стране, как Россия, революционный марксизм получил столь феноменальную поддержку. Очевидное казалось невероятным. Сама отсталость России, то есть запоздалость её общественно-экономического развития, не только обострила социальные противоречия, но и породила такой рабочий класс, который ещё не был заражён предубеждениями, рутиной и консервативными традициями, вытекающими из бюрократизма профсоюзов и реформистских партий в «развитых» капиталистических странах.
Этот факт во многом и объясняет ту стремительность, с которой социал-демократы выросли из крошечных пропагандистских кружков в поистине массовую силу, буквально за несколько месяцев включившую в революционное движение сотни тысяч людей.
Многие активисты большевиков рассматривали вопрос о восстании исключительно с технической стороны, ставили его как организационный вопрос, преувеличивая значение «аппарата» и недооценивая политическую сторону вопроса, требующую завоевания масс путём терпеливой пропаганды и агитации. Суть – именно в этом. Каждая партия, будь то социал-демократы или социалисты-революционеры, имела свои вооружённые отряды и ополчение. Потребность в создании таких отрядов была очевидной. Но их следовало создавать только в тесной связи с массовым движением при поддержке Советов. Без боевых отрядов Советы были бы беззубыми «бумажными тиграми», равно как без массового рабочего движения, выражающего волю через Советы, вооружённые отряды не имели бы никакого значения. При помощи своевременных лозунгов и правильной тактики требовалось завоевать массы действием, продемонстрировав превосходство марксизма на основе конкретной борьбы и опыта масс. Другими словами, перед партией стояла задача перетянуть на свою сторону рабочее движение, не противопоставляя себя ему.
В конечном итоге вопрос об отношении партии к массовому рабочему движению можно свести к различию между целостной научной марксистской программой и стихийным, непостоянным, противоречивым движением масс. Нельзя создать массовое движение, не связав грубой нитью порядок и хаос. Конечно, объяснял Ленин, социал-демократы будут бороться за влияние в Советах, будут стремиться завоевать их. Но широкая база Советов, куда входили совершенно разные типы рабочих (передовые и отсталые, партийные и беспартийные, верующие и неверующие, грамотные и неграмотные, квалифицированные и неквалифицированные), давала большое подспорье в революционной борьбе с царизмом. Ленин был уверен, что, получив опыт борьбы, массы вовремя сделают необходимые выводы и самостоятельно придут к пониманию справедливости марксистской программы. Революционному авангарду требовалось только «терпеливо объяснять», а не выдвигать массам ультиматум. Этот подход Ленина заставляет вспомнить революционный реализм Карла Маркса, который специально подчёркивал, что «каждый шаг действительного движения важнее дюжины программ»[329].
В России не было условий для создания массового реформистского рабочего движения во главе с привилегированной рабочей аристократией и косной бюрократией. Попытка того же Зубатова создать послушные, контролируемые правительством профсоюзы ни к чему не привела. После 9 января массы быстро превратили многие из этих легальных рабочих организаций в настоящие органы борьбы. Во всех этих событиях ключевую роль играли Советы. Эти исходные органы рабочей власти выросли из расширенных стачечных комитетов. Да и сами Советы обязаны своим массовым появлением именно Октябрьской всеобщей политической стачке. В отсутствие устоявшихся профсоюзов бастующие рабочие перешли к избранию депутатов, которые стали объединяться в импровизированные забастовочные комитеты, которые включали в себя представителей всех слоёв пролетариата. Создание Советов в 1905 году – это изумительный пример проявления творческого гения простых трудящихся, едва вступивших на арену борьбы. Идея Советов никогда прежде не встречалась в трудах даже самых выдающихся марксистов. О них нет ни слова в «Манифесте Коммунистической партии», они не явились плодом трудов той или иной политической партии. Это был продукт инициативного, творческого отношения самих рабочих к действительности. В первую очередь Советы были комитетами борьбы, собраниями делегатов, которые выдвигались самими производственными коллективами[330].
Существует множество других примеров.
Сама идея выдвижения во власть рабочих от производства предвосхищалась ещё комиссией Шидловского. Именно тогда рабочие столицы получили первый опыт, который позволил им 11 октября 1905 года, когда всеобщая стачка дошла до Санкт-Петербурга, спонтанно избрать делегатов, в том числе от Путиловского и Обуховского заводов. Порядок выборов в Петербургский совет рабочих депутатов состоял в следующем. От каждых пятисот рабочих избирался один депутат (эту же формулу предлагал Шидловский). Каждый рабочий коллектив посылал своего представителя. 13 октября на учредительном заседании, проходившем в здании Технологического института, присутствовали 40 депутатов, некоторые из которых имели опыт участия в комиссии Шидловского. Первым председателем Совета стал меньшевик Саул Зборовский. Затем число делегатов постоянно увеличивалось. На втором заседании от 40 предприятий присутствовали 80–90 депутатов. На третье заседание собрались уже 226 депутатов от 96 предприятий и пяти профсоюзов. На заседаниях присутствовали по трое представителей от меньшевиков, большевиков и эсеров. Иными словами, Совет включал в себя депутатов, избранных по производственным округам, делегатов от профсоюзов и членов социалистических партий. Совет избрал Исполнительный комитет из 22-х человек: по два – от семи городских районов и по два – от четырёх крупнейших профсоюзов.
Петербургский совет был самым авторитетным и влиятельным в России. Очень быстро Совет охватил почти весь столичный пролетариат и тем самым подал пример другим Советам в стране. На пике своего развития Петербургский совет включал в себя 562 депутатов от 147 предприятий, 34 мастерских и 16 профсоюзов. 351 депутат в составе Совета представлял металлургическое производство – то была преторианская гвардия российского пролетариата. В Исполнительный комитет вошли два большевика. Но главным политическим деятелем в Совете был, безусловно, Лев Троцкий. Во время Октябрьской всеобщей политической забастовки и ноябрьского локаута всё внимание было приковано к Петербургскому совету. Это был чрезвычайно открытый, демократический и гибкий орган борьбы. В ходе борьбы многочисленные Советы постоянно увеличивали своё представительство и расширяли функции. Они предоставили рабочим долгожданную свободу печати путём захвата печатных станков. На некоторых предприятиях Советы ввели восьмичасовой рабочий день и даже установили рабочий контроль над производством. Они образовали рабочую милицию и даже участвовали в аресте особо неугодных полицейских. В дополнение ко всему прочему Петербургский совет принял решение об издании «Известий Совета» в качестве своего публичного органа.
Следуя примеру Санкт-Петербурга, рабочие приступили к созданию Советов в других регионах страны. В течение осени Советы появились более чем в пятидесяти городах, включая Тверь и Кострому, Харьков и Киев, Екатеринослав и Одессу, Ростов-на-Дону, Новороссийск и Баку. Московский совет был создан только 21 ноября. На его первом заседании присутствовали 180 делегатов от 80 тысяч рабочих. Изначально Московский совет существовал бок о бок с так называемым стачечным комитетом, состоящим в основном из мелкобуржуазных элементов, где доминировали эсеры и разные «демократы», выходцы из «среднего класса». Однако к ноябрю этот комитет слился с Советом. В составе Советов обычно преобладали социал-демократы, но были в них и представители мелкобуржуазной демократии, например эсеры, которые, как мы видели, входили в Исполнительный комитет Петербургского совета.
В целом сознание масс развивается медленно и неравномерно. Хотя в ходе революции этот процесс чрезвычайно ускоряется, пробуждение масс остаётся весьма противоречивым. В разное время разные слои пролетариата приходят к отличным друг от друга выводам. Так, в ноябре 1905 года царь всё ещё получал прошения от бастующих рабочих из некоторых регионов, которые умоляли его вмешаться в решение проблемы от их имени. Это свидетельствует не только о неравномерности развития сознания, но и о колоссальной разнице между Москвой, Санкт-Петербургом и провинцией. Не менее выразительно противоречие между сознанием городских рабочих и крестьянами. Рабочее революционное движение, родившись в городах, в течение 1905 года распространилось на деревни. К концу года крестьянские восстания бушевали на 37 процентах европейской части страны, особенно сильными они были в центральной и чернозёмной областях, в Латвии и на юге Эстонии, в Грузии и на Украине. Летом была предпринята попытка организовать Всероссийский крестьянский союз. Крестьяне выразили солидарность с фабричными и заводскими рабочими. Но развитие сознания крестьян значительно отставало от развития сознания рабочих. Деревни по-прежнему находились в плену масштабных либеральных иллюзий, что определяло полупробуждённое состояние широких сельских масс. В этих условиях контроль над деятельностью Крестьянского союза получили эсеры и либералы; нечто подобное повторилось и позднее, в феврале 1917 года.
В Москве был создан Совет солдатских депутатов, в Тверской губернии – Совет крестьян. В Севастополе в местном Совете рабочих депутатов участвовали также матросы и солдаты. Но то были редкие исключения. Главным местом, где революция начала проникать в сознание крестьян, стала армия. Под сокрушительными ударами военных поражений и под влиянием общего революционного движения вооружённые силы перешли в состояние брожения. Особенно сильно социал-демократы влияли на матросов, поскольку большая их часть, как правило, призывалась на службу из семей крепкого пролетариата. В ноябре 1905 года в Севастополе вспыхнуло восстание под руководством лейтенанта Петра Петровича Шмидта, но через несколько дней оно было жестоко подавлено верными царю войсками. Мятежи на этом, однако, не закончились, и вскоре в острой форме встал вопрос о революционном статусе вооружённых сил. Этот вопрос имел первостепенное значение, поскольку большая часть солдат имела крестьянскую биографию. Одной из главных слабостей революции 1905 года было отсутствие прочной базы именно среди крестьянства. Сёла отставали от городов, и этот факт во многом предопределил фатальные итоги Декабрьского вооружённого восстания в Москве. Для достижения положительного результата восстанию не хватило более широкого участия в нём солдат и крестьян. К тому моменту, когда пожар революции всё-таки распространился на деревни, революционное движение в городах уже пошло на спад.
Находясь в изгнании, Ленин горячо приветствовал образование Советов, которые он характеризовал как зародыши будущей власти рабочих.
«Может быть, я ошибаюсь, – пишет Ленин, – но мне (по имеющимся у меня неполным и “бумажным” только сведениям) кажется, что в политическом отношении Совет рабочих депутатов следует рассматривать как зародыш
Именно это, в сущности, и произошло в октябре 1917 года.
В условиях, когда революционное движение приобретало колоссальный размах и проникало во всё новые и новые слои населения, перед партией встал вопрос об иных методах агитации. Чтобы в полной мере владеть ситуацией, требовалась известная встряска. Не проходило ни дня без массового митинга в том или ином городе страны. Перед социал-демократией открылись широкие возможности. Их соперниками на этом поле фактически были только эсеры, имевшие достаточное влияние на массы, и мелкобуржуазные националистические организации, такие как Польская социалистическая партия и еврейский Бунд. Анархисты в Санкт-Петербурге имели недостаточное влияние, для того чтобы играть сколько-нибудь значительную роль в составе столичного Совета. Аналогичная ситуация была и в остальной части страны, за исключением разве что Белостока, где наиболее активными участниками местного Совета стали как раз анархисты. Буржуазные либералы, в свой черёд, не имели влияния на массы и почти не пытались что-то поменять. Их стратегия покоилась на совершении разного рода махинаций, на стремлении достичь соглашения на основе взаимных уступок.
Партия стремительно завоёвывала расположение передовых рабочих и крестьян. Но для осуществления революции этого было недостаточно. Требовалась поддержка широких масс. Встал вопрос о том, как относительно небольшим силам пролетарского авангарда найти путь к умам и сердцам тех рабочих, которые ещё не сделали необходимых выводов. Ключевым вопросом для объединения незначительного числа организованных марксистов с широкой массой рабочих стало отношение к Петербургскому совету. Как мы уже видели, Ленин, находясь за тысячи километров от центра событий, безошибочно понял значение этого нового поразительного явления. Чего нельзя сказать о его товарищах в самом Санкт-Петербурге. Демонстрируя полное отсутствие понимания действительных задач рабочего движения, члены большевистского ЦК в столице были немало обеспокоены мыслью о появлении «беспартийной» массовой организации, существующей бок о бок с партией. Вместо того чтобы увидеть в создании Совета непаханое поле для работы, они относились к нему враждебно, воспринимая его как соперника.
Отталкиваясь от факта якобы беспартийного характера Совета, в частности беспартийности его председателя Хрусталёва, большевики дошли до того, что организовали кампанию против Совета. Они убедили Федеративный совет партии, куда входили большевики и меньшевики, поставить Совету ультиматум, требуя немедленного подчинения Совета руководству РСДРП. 26 октября это требование было отклонено на очередной объединённой конференции большевиков и меньшевиков. Меньшевики выступили против, но большевиков это не остановило. Ещё 24 октября на совещаниях, прошедших на Семянниковском и других металлургических заводах, большевики приняли резолюцию, требующую от Совета принятия социал-демократической программы и тактики и определения своей политической позиции. В № 1 легальной большевистской газеты «Новая жизнь» появилась статья «К вопросу о Совете депутатов», которая обращала внимание на «весьма странное положение», когда Совет «не стоит ни в каких обязательных отношениях к партии»[332].
Большевистский ЦК опубликовал резолюцию, требования которой должны были принять большевики по всей стране. Резолюция настаивала на том, чтобы Советы приняли программу партии. Это была формалистическая линия рассуждений, характерная для всех сектантов во все периоды истории. Если-де Совет готов стать политической организацией, то социал-демократы вправе требовать от него принятия социал-демократической программы. А если бы Совет принял эту программу, то не было бы никакого смысла иметь вторую социал-демократическую организацию, параллельную самой РСДРП. А значит, Совет следовало бы упразднить. Это было равносильно требованию присоединить всех членов Совета к социал-демократической партии. Разумеется, редколлегия «Новой жизни» заявила, что точка зрения автора статьи может не совпадать с точкой зрения редакции. Тем не менее агитация против Совета продолжалась. 29 октября Невский районный комитет РСДРП объявил, что участие социал-демократов в любом «рабочем парламенте» вроде Совета недопустимо. Это решение поддержали на митинге, состоявшемся на машиностроительном заводе Семёнова. Такая позиция полностью исключала необходимость установления прочной связи между передовыми рабочими, которые придерживались идей марксизма, и массой политически необученных рабочих. С таким же успехом можно было требовать от всего рабочего класса вступления в марксистскую партию, что, разумеется, абсурдно и нереалистично. Если бы подобное случилось, это привело бы только к изоляции передовых рабочих от других представителей пролетариата.