Таков окончательный ответ Ленина всем, кто продолжает повторять его старую ошибку, высказанную в работе «Что делать?». Напомним, в этой книге Ленин заявил, что исключительно своими собственными силами рабочий класс в состоянии выработать у себя лишь тред-юнионистское сознание. Больше Владимир Ильич ни разу не повторял эти слова, даже многократно протестовал против них. Но именно комитетчики, создав формалистическую карикатуру на большевизм, держались этой старой ленинской ошибки и выступили категорически против попыток самого Ленина её исправить. Комитетчиков также возмущало, что, будучи против презрительного отношения интеллигенции к рабочим, Ленин в то же время положительно отзывался о рабочих-«экономистах». На самом деле многие из старых рабочих, связанных с «Рабочим делом», впоследствии присоединились к большевикам, а «экономисты»-интеллигенты, такие как Мартынов и Акимов, почти все до единого примкнули к меньшевикам. Об этом любопытном моменте почти никогда не упоминают, но между тем всё было именно так. Сгорая от негодования, Ленин продолжал:

Страстные аргументы Ленина и его сторонников не нашли на съезде поддержки. Закостенелое большинство переубедить не удалось, и резолюцию Ленина отклонили на том основании, что не было никакой необходимости в принятии особой резолюции по этому вопросу. Последующие события показали правоту Ленина. Несмотря на эту неудачу, Третий съезд имел историческое значение. Основные идеи Ленина о ведущей роли пролетариата в революции, необходимости абсолютной классовой независимости и недоверии либералам были приняты беспрекословно. Политика партии по аграрному вопросу (Ленин открывал эти дебаты) существенно изменилась. Было решено выступить за конфискацию всех крупных помещичьих земель и создание крестьянских комитетов. С этого момента революционное решение аграрного вопроса лежало в основе революционной стратегии большевиков. Принятый ещё на Втором съезде партийный устав в основе своей не изменился, хотя Ленин совершенно ясно дал понять: не следует трактовать устав в узком смысле, а партийную организацию следует быстро открыть, чтобы включить в неё лучших работников и молодёжь. Помня о горьком опыте раскола, Ленин также настоял о включении в устав ясных и определённых гарантий прав меньшинств в партии. Меньшинства должны были иметь право свободно выражать свою точку зрения на всех партийных уровнях, при условии что разногласия не приведут к дезорганизации партии и прекращению её борьбы против царизма и капитализма.

Требование Ленина о привлечении в партию рабочих полностью соответствовало действительному состоянию дел в России. Масштабные события потрясли и поменяли сознание рабочих. Десятилетия медленной и мучительной работы были вознаграждены резким подъёмом интереса к революционно-социалистическим идеям. По постановлению Третьего съезда Центральным органом партии вместо газеты «Вперёд» становилась новая газета «Пролетарий». Третий съезд также избрал новый Центральный комитет, который сменил собой прежний, соглашательский. Съезд ликвидировал никого не устраивающее разделение между Центральным органом партии, Центральным комитетом и Советом партии: был избран единый руководящий центр – Центральный комитет, который впоследствии был разделён на две части: внутри страны и за её пределами. Пока Ленин оставался за пределами России, Русское бюро ЦК, расположенное в Санкт-Петербурге, возглавляли А. А. Богданов, Л. Б. Красин, Д. С. Постоловский и чуть позже кооптированный П. П. Румянцев. Сам Ленин фактически руководил заграничной частью ЦК РСДРП, которая поддерживала тесную связь не только с Русским бюро, но и вела регулярную переписку с местными партийными комитетами.

Работа внутри страны значительно упростилась. Хотя аресты продолжались, приговоры становились всё более мягкими. В некоторых случаях решения местной полиции отменялись либерально настроенными провинциальными губернаторами. Полиция теряла самообладание. В таких условиях местные комитеты могли собираться чуть ли не ежедневно. Обычно местный комитет состоял не более чем из двенадцати человек. Каждый член комитета был ответственным за выполнение той или иной работы: печать, агитация, финансы. Кроме того, комитетчики могли отвечать за ведение дел в тех или иных районах города или на фабриках. Связь с рабочими они поддерживали через партийные кружки. Существовали ещё социал-демократические студенческие организации, а также огромная масса сочувствующих на периферии. Как только тот или иной рабочий устраивался на фабрику, он тотчас попадал в сферу влияния руководства местного комитета.

Мы уже рассмотрели отрицательные стороны работы комитетчиков. Нельзя, однако, упускать из виду положительную сторону их работы. Это были профессиональные революционеры, преданные партии, самоотверженные и трудолюбивые. Они всегда находили выход из самых непростых ситуаций. Они вели скудное существование, довольствуясь приблизительно 25–35 рублями в месяц, и только в том случае, если в партийных фондах находились такие суммы, что случалось далеко не всегда. Поэтому одни комитетчики вели частный бизнес, а другие уделяли партийной работе неполный рабочий день. Некоторые, такие как Красин, работали «под прикрытием», что иногда приводило к забавным ситуациям:

«В Санкт-Петербурге, – пишет Джон Кип, – руководители одной страховой компании с очень символичным названием “Надежда” решили набирать персонал из числа активных революционеров. Ставка была сделана на исключительную честность этих людей, которые, впрочем, из-за большого числа арестов задерживались в компании ненадолго»^[314].

По воспоминаниям рабочего Алексея Бузинова, после 9 января 1905 года все трудящиеся разительно преобразились. Работа на предприятиях отошла на второй план, а на первое место вышли собрания в цехах с целью изучения последних политических листовок и газет^[315]. Партийная печать с её ограниченным и редким тиражом не успевала отвечать на вопросы текущего момента. Тираж старой «Искры» составлял приблизительно 10–15 тысяч экземпляров, газета выходила раз в две недели (в течение короткого периода – еженедельно). Теперь же аудитория революционно-социалистической литературы выросла, по крайней мере, в десять или даже двадцать раз. Подпольные типографии не справлялись со своей задачей. Возможность дозволенной печати появилась только в конце 1905 года, когда Троцкий и Парвус приняли старую либеральную «Русскую газету» и превратили её в легальный орган марксистов. Благодаря тому, что цена газеты составляла одну копейку, а её язык был предельно понятным широким массам, тираж газеты за несколько дней поднялся с 30 тысяч до 100 тысяч экземпляров. А через месяц, к декабрю, заказы на газету доходили до полумиллиона. Для сравнения: большевистская «Новая жизнь» выходила тиражом 50 тысяч экземпляров, что, однако, в пять раз превышало тираж старой «Искры». Осень 1905 года выдалась в этом смысле чрезвычайно плодотворной. Местные партийные комитеты, помимо прочего, размножали массу листовок и других материалов при помощи мимеографов.

Третий съезд значительно поднял боевой дух большевиков. Появились новые отделения и окружные комитеты. Были созданы фабричные ячейки и большевистские профсоюзные фракции, которые давали новые возможности для легальной профсоюзной работы, в которой, тем не менее, меньшевики получили преимущество. Большевистская агитация и пропаганда осуществлялась небольшими специально обученными группами в составе десяти-двенадцати человек. Каждый агитатор-организатор отвечал за тот или иной район. Сознание рабочих как никогда было готово к усвоению социалистических идей. В течение года большевики и меньшевики выпустили миллионы листовок.

«Оказалось… – пишет Крупская, – старые формы пропаганды умерли, пропаганда превратилась в агитацию. С колоссальным ростом рабочего движения устная пропаганда и даже агитация вообще не могли удовлетворить потребностей движения: нужна была популярная литература, популярная газета, литература для крестьян, для народностей, говорящих на других языках…»^[316]

Всё это требовало больших финансовых затрат. Увеличивались расходы на вооружение. И доходы большевиков и меньшевиков, как отмечает Евгений Маевский, росли:

Но денег всё равно не хватало. Дэвид Лейн, изучив большевистскую и меньшевистскую печать, приходит к выводу, что в феврале 1905 года Петербургский комитет большевиков заработал в общей сложности 2400 рублей, из которых 265 рублей были потрачены на печать, а 375 рублей – на решение организационных вопросов. Для обеспечения вооружения существовал отдельный фонд, в котором было собрано 1295 рублей, 850 рублей из них были израсходованы. Стачечный фонд обеспечил прибавку ещё в 981 рубль. Это означает, что совокупный доход петербургских большевиков в феврале 1905 года составил приблизительно 4680 рублей. Однако в первые две недели июля расходы большевиков увеличились: на вооружение – на 800 рублей, на организацию – на 540 рублей, на литературу – на 156 рублей.

«Доходы меньшевиков с 15 февраля по 15 марта, – отмечает Лейн, – превысили доходы большевиков и составили 4039 рублей (2000 рублей из них внёс один человек). 1250 рублей из этой суммы было потрачено на вооружение, 1126 рублей – на организацию в регионах и 630 рублей – на покупку и обслуживание печатных станков»^[318].

В книге «Общественное движение в России в начале XX века» Мартов подробно описывает финансовое положение большевиков и меньшевиков в 1905 года, показывая, что в бюджете организаций членские взносы играли весьма незначительную роль. Этих взносов сильно не хватало для решения задач текущего момента. Так, Бакинский комитет в феврале собрал 1382 рубля, причём «от рабочих» поступило всего 38 рублей (три процента). Только четырнадцать процентов от общих поступлений в Севастопольский комитет составили членские взносы. В Риге ситуация была несколько лучше: там доля поступлений «от рабочих» составила двадцать два процента. Между тем в Иваново-Вознесенске – твердыне большевиков – членские взносы составили пятьдесят три процента от всех доходов^[319]. Обе фракции получали щедрые пожертвования от состоятельных людей, сочувствующих революции. Но меньшевики, отличавшиеся более свободной организацией, всегда остро зависели именно от этого источника доходов, в отличие от большевиков, стремившихся к тому, чтобы организация жила за счёт членских взносов трудящихся – единственной реальной основы для существования рабочей партии. Сравните это с теми данными, что мы привели выше: почти половину дохода меньшевиков в начале 1905 года сделал один-единственный человек. 15 февраля 1905 года, согласно тому же источнику, доход петербургских меньшевиков составил 247 рублей, «из которых 200 рублей пожертвовал некий сочувствующий»^[320]. Что касается Бунда, то здесь ситуация складывалась совершенно иначе. Несмотря на свою политику оппортунизма, Бунд имел хорошо спаянную, централизованную организацию рабочего класса, которой неоднократно восторгался Ленин. Пятьдесят процентов потребностей Бунда удовлетворялись за счёт пожертвований рабочих.

В течение всего 1905 года большевики и меньшевики изо всех сил старались удовлетворить спрос на социалистическую литературу. Повсюду ощущалась жажда печатного слова. Рабочие тянулись к знаниям. Те из них, кто прежде проявлял враждебность, безразличие или страх к социалистическим листовкам, теперь нетерпеливо разыскивали своих товарищей, которые, как они знали, в той или иной мере были вовлечены в революционное движение.

«Если раньше их никто не видел, – вспоминает Алексей Бузинов, кузнец Невского судостроительного и механического завода, – а может быть, не хотел замечать, чтобы быть подальше от беды, то теперь все уже знали, что это народ умный и сведущий во всём. Многие рылись в своём прошлом, стали выплывать на свет воспоминания, и оказывалось, что кое-то так или иначе соприкасался с социалистами. <…> Я не помню с их стороны ни одного упрёка, ни личного, ни общего, за прежние угрозы или оскорбления. В отношениях рабочих к ним стало сказываться признание, что социалисты – руководители рабочего движения. К ним прислушивались, о них заботились по-особому, с каким-то грубовато-трогательным добродушием»^[321].

Большевики тоже водили дружбу с состоятельными людьми, которые систематически финансировали партию. Высокопоставленные чиновники, земские либералы, врачи и другие квалифицированные специалисты жертвовали деньги партийной организации, материально поддерживали тех революционеров, которые уделяли своей работе полный рабочий день, и даже предоставляли приют беглецам. Радикализация профессиональных слоёв проявлялась в огромном числе актов солидарности с рабочим движением при поддержке профсоюзов. Так, Союз инженеров и техников избрал большевика Глеба Кржижановского в свой Исполнительный комитет. Многие профессиональные союзы выделяли средства и оказывали помощь рабочему движению в течение всего года. На Первом всероссийском съезде инженеров было принято решение не преследовать рабочих-активистов и не вносить их в чёрный список. В Одессе руководитель одной из крупных типографий неоднократно выручал большевиков в особо трудные, безденежные периоды. Промышленник Савва Морозов в 1903 году передавал через Л. Б. Красина в партийную кассу по 2.000 рублей в месяц. Вдова Красина в биографии своего мужа указывает на то, что он собрал необходимые средства для издания газеты «Новая жизнь» «в основном благодаря щедрости своего работодателя, промышленника Саввы Морозова»^[322].

Максим Горький, на тот момент уже известный писатель, сыграл ключевую роль в финансировании революционного движения. Он добивался материальной помощи и расположения других писателей и иных представителей интеллигенции, которая с большим энтузиазмом встретила Первую русскую революцию. Пожертвования поступали также от студентов и представителей «среднего класса». Даже управляющие имениями, такие как Александр Цюрупа, регулярно помогали революционерам деньгами. Некоторые состоятельные люди не ограничивались простым перечислением денежных средств, а принимали непосредственное участие, часто связанное с большим риском для жизни, в судьбе рабочего движения. Одним из таких участников был Николай Павлович Шмит, внук двоюродного брата Саввы Морозова, владелец фабрики художественной мебели на Пресне. Когда Шмиту исполнился двадцать один год, он сблизился с рабочими. Он не только финансировал большевистскую газету «Новая жизнь», но и передавал деньги на вооружение рабочих. Фабрика Шмита сыграла важную роль в Декабрьском восстании 1905 года в Москве. Полиция называла эту фабрику «чёртовым гнездом». В итоге Николай Павлович дорого заплатил за свою преданность рабочему движению.

Эти пожертвования имели огромное значение, поскольку денег, полученных от подписок и продажи книг и газет, не хватало для удовлетворения всех потребностей движения. Сразу после Третьего съезда Красин возглавил подпольную Боевую техническую группу, где вёл работу по организации боевых дружин и снабжению их всякого рода оружием, которое привозили контрабандой из-за границы. Местные партийные комитеты начали создавать вооружённые группы – боевые дружины. Им было поручено добывать оружие и создавать боевые подразделения. Работа в этом направлении усилилась осенью, когда стало очевидно, что решающая схватка неизбежна. Часть денег на это предприятие поступала от богатых сочувствующих. Другим источником финансирования были экспроприации – ограбления банков вооружёнными большевистскими дружинами. Ленин неоднократно касался темы революционной армии и ополчения в своих работах 1905 года. В этих трудах Ленин настаивал на том, что деятельность боевых дружин обязательно связана с революционным движением и допустима только в такой ситуации. Это был не террористический заговор, а элемент широкого движения масс и единого фронта борьбы с диктаторским режимом. Следует особо подчеркнуть, что такого рода действия не имеют ничего общего с терроризмом и партизанской борьбой, которые, к сожалению, стали типичными для современного периода. Отсутствие авторитетного марксистского руководства приводит к возрождению тех примитивных методов борьбы, которые, казалось бы, давно отправились на свалку истории.