«В те годы, – писал путиловец Александр Михайлович Буйко, – в рабочей среде считали, что если рабочий не освоил как следует своей профессии, не сделался хорошим мастером, то он не “настоящий” человек. Повелась эта точка зрения от времён кустарщины. Старая мастеровщина считала неквалифицированного рабочего человеком случайным в своей среде… Если с пожилым квалифицированным слесарем или токарем заводил разговор молодой рабочий, не научившийся мастерству, то он рисковал получить сердитую отповедь:

– Научись раньше молоток в руках держать, зубило, резец заправлять, а потом уже будешь рассуждать как человек, который может учить других»^[263].

Организация Георгия Гапона, основанная в апреле 1904 года, в действительности была обществом взаимопомощи, которое создавало системы страхования, открывало библиотеки и организовывало такие общественные мероприятия, как, например, музыкальные вечера, куда рабочие приходили вместе со своими семьями. Эта организация была своего рода отдушиной для рабочих. Здесь они могли высказать все свои обиды, но при одном условии: все упоминания о политике были строжайше запрещены. Общество Гапона создавалось, помимо прочего, «для возбуждения и укрепления в среде членов-рабочих русского национального самосознания» и «для проявления… самодеятельности, способствующей законному улучшению условий труда и жизни рабочих»^[264]. Лидеры «Собрания» Гапона сделали всё возможное, чтобы оградить себя от революционеров. Неудивительно поэтому, что революционно настроенные рабочие и интеллигенты смотрели на новую организацию крайне подозрительно и враждебно.

Все попытки полиции, а также её агентов в организации Гапона надеть на рабочих смирительную рубашку, ограничив их в правах, были обречены на провал. Растущая волна недовольства, затронувшая все слои общества в ходе Русско-японской войны, начала достигать даже самых отсталых представителей рабочего класса. Прежде оппозицию царизму составляли главным образом представители либеральной интеллигенции и студенты. Многочисленные батальоны рабочего класса, казалось, стояли в стороне от этой борьбы. Но, несмотря на видимое спокойствие, заводы и рабочие кварталы кипели от негодования. Недоставало только координационного центра, который позволил бы этому скрытому процессу обрести дар речи и сознательное, организованное выражение. После убийства Плеве, ненавистного всем министра внутренних дел, в июле 1904 года царский режим, безнадёжно опороченный военными поражениями и ощущавший потерю почвы под ногами, попытался предотвратить революцию снизу за счёт уступок, исходящих сверху. Относительное смягчение режима осенью 1904 года дало возможность рабочим дышать чуть более полной грудью. С сентября 1904 года на петербургских фабриках и заводах началась серия митингов, организованных «Собранием» Гапона, который приобретал всё большую популярность среди рабочих. Новые слои рабочих, не имевшие опыта борьбы, становились всё более организованными. К концу 1904 года в организации Гапона состояло до восьми тысяч членов-рабочих, были открыты отделы «Собрания» в одиннадцати районах города. Ни одна социал-демократическая организация не могла похвастаться таким количеством рабочих, вставших под её знамёна (обычно в них состояло от пятисот до шестисот человек).

Рабочие, вступавшие в организацию Гапона, разительно отличались от социал-демократически настроенных рабочих тем, что они представляли собой совсем зелёные, политически безграмотные массы, которые несли с собой все предрассудки, накопленные тысячелетней жизнью в отсталой крестьянской среде. Хотя в обществе существует несправедливость, рассуждал русский крестьянин, виной тому были поступки царских лакеев, но никак не самого царя, который всегда представал в сознании крестьянства как защитник интересов народа. Далеко не случайно, что во главе «Собрания русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга» встал священник. Марксисты не оказывали никакого действительного влияния внутри организации Гапона, хотя в её числе были рабочие, которые в прежнее десятилетие «варились» в социал-демократических организациях, затем отошли от дел, а теперь снова проявили себя в иной обстановке. В этой связи важно отметить следующее. Часто утверждают, что революция 1905 года представляла собой «стихийное движение». Разумеется, элемент спонтанности в революции никто не отменял. Но в то же время верно, что события, предшествующие 9 января, были, по сути, заранее спланированы ведущей группой в организации Гапона, которая выступала от имени рабочих, многие из которых ещё помнили марксистскую пропаганду в стачках 1890-х годов.

Фигура самого Гапона окутана тайной. Марксисты того времени обыкновенно считали, что Гапон был простым полицейским агентом, который, по-видимому, сознательно запланировал резню 9 января совместно с властями. Печально известный «Краткий курс истории ВКП(б)», написанный при Сталине, открыто заявляет:

Гапон, несомненно, был связан с полицией с момента создания «Собрания» и даже установил контакты с ведущими членами правительства. У него был очень противоречивый характер. 9 января, когда Георгий Аполлонович чудом избежал гибели от рук царских войск, он был уведён с площади эсером Пинхасом Рутенбергом. Затем его приютил Горький, после чего Гапон перебрался в Женеву, где беседовал с Лениным и сблизился с большевиками. Ленин был убеждён в необычайной искренности Гапона. Но понимание Гапоном революции оставалось на примитивном уровне. Эмиграция повергла его так же, как и многих других. Он деморализовался, пристрастился к азартным играм и в итоге вернулся в Россию, где, надо полагать, попытался восстановить свои контакты с полицией, написав письмо министру внутренних дел П. Н. Дурново. Наконец в марте 1906 года он был убит. Как это ни странно, он пал от рук того же эсера, который помог ему уцелеть в то роковое январское воскресенье.

Представление о том, что Гапон сознательно вёл рабочих на убой, всецело ошибочно. Противоречивый характер Гапона отражал менталитет того нового поколения рабочих, которое лишь недавно пришло из деревень и ещё не до конца ассимилировалось в пролетариат, тая в себе много предрассудков и даже прямо реакционных идей. Способный организатор, прекрасный оратор и прирождённый лидер, Гапон говорил на языке, понятном большинству рабочих. Любопытная помесь воинственности и религиозности, элементов классовой борьбы и монархизма не помешала ему одному из первых нащупать путь к сознанию миллионов наиболее угнетённых слоёв общества. Будучи сыном крестьянина, Гапон с ранних лет соприкасался с революционными идеями, поэтому впоследствии он очень точно выразил путаные искания крестьянства, в которых желание бороться за лучшую жизнь на этом свете перекликалось с надеждами на загробную жизнь и верой в царя-батюшку. Никто не смог выразить настроение масс лучше, чем Гапон. Именно поэтому массы преклонялись перед ним.

«В эти напряжённые первые дни января 1905 года, – пишет Лионел Кохан, – Гапон был окружён славой вождя и пророка. “…Люди были готовы отдать свои жизни за каждое произнесённое им слово; его ряса и большой крест на груди как магнит притягивали к себе сотни и тысячи измученных людей”, – сообщал один из наблюдателей»^[266].

Какими бы ни были мотивы Гапона, он пробудил силы, которые фактически вышли из-под контроля. В то время как революционеры клеймили его как провокатора, власти, в свою очередь, считали его опасным агентом революции. Последняя точка зрения, если отвлечься от личных стремлений Гапона, была ближе к истине. Но Гапон был совершенно не готов к управлению теми силами, которым он помог пробудиться. Создавалось стойкое впечатление, что он, ничего толком не понимая, просто плывёт по течению, несомый потоком революционных событий. Накануне событий 9 января 1905 года этот «вождь рабочего народа» проявлял изрядную растерянность:

Гнев и ярость, так долго копившиеся в рабочей среде, в декабре 1904 года вылились в стачку на Путиловском заводе – стратегическом центре петербургского пролетариата. Ещё в сентябре того же года под эгидой «Собрания» Гапона на заводе стали проходить массовые встречи, которые не просто давали рабочим возможность выражать своё недовольство по тем или иным вопросам, но и помогли им осознать, какую реально грозную силу представляет собой рабочее движение. Руководители завода проявляли тревогу и не желали мириться с таким положением вещей. Искрой в пороховой бочке стало увольнение с завода четырёх рабочих-активистов «Собрания» Гапона. 28 декабря 1904 года состоялось экстренное собрание представителей всех одиннадцати отделов организации Гапона. Рост воинственного настроения рабочих всё более подталкивал лидеров «Собрания» к переходу на радикальные позиции. Знаковым событием стало приглашение на эту встречу представителей социал-демократов и социалистов-революционеров. На встрече было постановлено послать три депутации (к директору завода, старшему фабричному инспектору и градоначальнику) и потребовать восстановления уволенных рабочих. К 3 января бастовали тринадцать тысяч рабочих Путиловского завода. В помещениях завода осталось только два человека – агенты полиции. Бастующие требовали введения восьмичасового рабочего дня, отмены сверхурочных работ, улучшения условий труда, бесплатной медицинской помощи, повышения заработной платы для женщин-чернорабочих, учреждения постоянной комиссии из выборных рабочих и оплаты времени, отнятого у рабочих участием в стачке.

Петиция, вероятно, была задумана Гапоном с целью отвести рабочее движение в безопасное русло. Судя по всему, Гапон действительно верил, что он может выступить посредником между царём-батюшкой и его «детьми». Но даже у этой, казалось бы, безобидной идеи, родившейся в ситуации брожения масс, была своя логика. Идея обращения к царю и петиция о рабочих нуждах тотчас захватили воображение масс. Волна митингов захлестнула столицу. Гапон мчался с одного митинга на другой, выступая со всё более радикальными речами, откликаясь на настроение преданных ему масс. Рассказ очевидца даёт яркое представление о наэлектризованной атмосфере, царившей на этих митингах, а также о псевдоевангелическом характере речей Гапона, который настраивал рабочих на борьбу, обращаясь к всевышнему. Рабочим следовало не только держаться сообща, но и, если то потребуется, сообща и умереть:

Это движение стремительно превращалось во всеобщую стачку: к 5 января в ней участвовало 26 тысяч рабочих, к 7 января – 105 тысяч, а на следующий день – уже 111 тысяч. Стачка постепенно принимала политический характер. На митинге 5 января прозвучали требования: созвать Учредительное собрание, ввести политическую свободу, немедленно прекратить войну и освободить политических заключённых. По всей вероятности, инициатива этих требований исходила от рабочих, находившихся под влиянием социал-демократов. Длительный период социал-демократической агитации, пропаганды и организационной работы привёл к тому, что большая часть передовых рабочих в той или иной степени имела связи в социал-демократической среде. А массовая агитация, проводимая социал-демократами на протяжении без малого десяти лет (до событий 9 января), затронула ещё большее число рабочих. Как показало 9 января, именно основные лозунги марксистов оставили глубокий след в сознании рабочего класса. Так, например, петиция, составленная Гапоном, включала в себя ряд ключевых социал-демократических требований: установление восьмичасового рабочего дня и созыв Учредительного собрания.

Несмотря на отголоски этих лозунгов, сама социал-демократическая партия находилась в изоляции и не оказывала заметного влияния на события тех дней. Спустя несколько лет Мартов, описывая историю российской социал-демократии, подтвердил:

То же самое подтверждает и большевистский источник – «Протоколы Третьего съезда», – где сказано: