Новая, меньшевистская «Искра» первоначально отнеслась к войне неоднозначно, ограничившись лишь призывами к миру. Ленин высмеял эту идею, объяснив, что победа царизма в войне приведёт к укреплению режима в долгосрочном периоде, в то время как поражение России тут же даст начало революции. Он подверг российскую военную кампанию едкой критике, демонстрируя вырождение и коррумпированное нутро царского режима. Революционный интернационализм Ленина не имеет ничего общего с пацифизмом, так как исходит из классового анализа войны как продолжения политики другими средствами.
«Дело русской свободы и борьбы русского (и всемирного) пролетариата за социализм очень сильно зависит от военных поражений самодержавия, – писал Ленин в работе “Падение Порт-Артура”. – Это дело много выиграло от военного краха, внушающего страх всем европейским хранителям порядка. Революционный пролетариат должен неутомимо агитировать против войны, всегда памятуя при этом, что войны неустранимы, пока держится классовое господство вообще. Банальными фразами о мире а la Жорес[226] не поможешь угнетённому классу, который не отвечает за буржуазную войну между двумя буржуазными нациями, который всё делает для свершения всякой буржуазии вообще, который знает необъятность народных бедствий и во время “мирной” капиталистической эксплуатации»[227].
Расчёты самодержавия не учитывали классовую борьбу и рост национального единства. Либералы же сразу показали свою реакционную сущность. Неприязнь либералов к самодержавию, которое ограничивало доступ к дележу государственного пирога, вынудила их поддержать войну, сулящую большие прибыли за счёт приобретения новых восточных колоний. Бывший марксист Пётр Струве призвал студентов поддержать патриотические манифестации. Война на время ослабила революционное движение, но очень скоро она же придала ему новый мощный толчок. Жалкий вид, казалось бы, могучей русской армии, которая при первом серьёзном испытании разваливалась как карточный домик, разоблачал внутреннюю гнилость царского режима. Этот режим буквально трещал по швам.
Протест студенческой молодёжи нашёл своё выражение в росте числа террористических актов. Так, 15 июля 1904 года эсер Егор Созонов взорвал карету министра внутренних дел Плеве. Сорок лет спустя либерал Павел Николаевич Милюков, вспоминая настроение тех лет, отмечал, что «радость по поводу его [Плеве] убийства была всеобщая»[228]. Царизм, встревоженный ростом революционных настроений, решил пойти на уступки. На место Плеве назначили князя П. Д. Святополк-Мирского, так как для предотвращения революционных тенденций царский режим решил сделать выбор в пользу либеральных реформ. Унизительные военные поражения сделали войну непопулярной не только в глазах широких масс, но и среди либеральной буржуазии, которая ловко отошла от патриотизма и встала на защиту пораженчества. Испугавшись угрозы революции снизу, режим пошёл на уступки и буржуазным либералам. Святополк-Мирский начал трубить о наступлении «новой эпохи».
В ноябре 1904 года состоялся первый легальный Земский съезд в Санкт-Петербурге. Либеральное политическое движение, развернувшееся вокруг журнала «Освобождение», отныне оказывало значительное влияние на земства и скрывалось за ширмой так называемой банкетной кампании. Меньшевистская «Искра» предложила своё участие в земской кампании и выступила в поддержку либералов, так как они выражали готовность бороться с самодержавием. Социал-демократам пришлось смягчить свои требования, чтобы не спугнуть своего политического союзника. Таким образом, социал-демократическая программа была поставлена под угрозу в интересах объединения с либералами против реакции. Не успели меньшевики публично поддержать либералов, как Ленин нанёс стремительный удар по банкетной кампании. В статье «Земская кампания и план “Искры”» Ленин беспощадно бичевал сторонников идеи классового сотрудничества и отстаивал независимую политику революционного класса:
«Пугаясь уличных листков, пугаясь всего, что идёт дальше цензовой конституции, гг. либералы всегда будут бояться лозунга “демократическая республика” и призыва к вооружённому всенародному восстанию. Но сознательный пролетариат отвергнет с негодованием самую мысль о том, чтобы мы могли отказаться от этого лозунга и от этого призыва, чтобы мы могли вообще руководиться в своей деятельности паникой и страхами буржуазии»[229].
Вопрос об отношении к либералам снова стал тем фундаментальным вопросом, по которому представители социал-демократии определяли свои политические взгляды. Зиновьев верно отмечает, что «снова возник с особой остротой вопрос об отношении рабочего класса к буржуазии,
Осенью либеральный «Союз освобождения» опубликовал призыв к проведению банкетной кампании, чтобы вынудить правительство на проведение реформ. Адвокаты, врачи, профессора и журналисты организовали полулегальные встречи в форме банкетов, на которых звучали речи и тосты в поддержку умеренной конституционной реформы. О трусости либералов свидетельствует хотя бы тот факт, что они даже не предложили созвать Учредительное собрание, основанное на всеобщем избирательном праве, а выдвинули лишь не вполне определённые требования о предоставлении населению широких демократических свобод.
Под давлением буржуазных либералов лидеры меньшинства фактически отошли от положений революционного марксизма. Их путаное, наполовину пацифистское отношение к войне явилось, пожалуй, первым общественным выражением этого факта. Теперь меньшевики расходились с большевиками не только по организационным вопросам, но и по политическим. Правое крыло меньшевиков, куда входил, к примеру, Фёдор Дан, выдвинулось на первый план. Отныне меньшевики рассматривали пролетариат как своего рода группу поддержки либералов. Таким образом, меньшевики надеялись создать «широкий фронт» для демократии, в том числе для всех «прогрессивных сил». Меньшевики утратили всякую уверенность в революционном потенциале рабочего класса. Рабочим надлежало не требовать сверх меры и не выражать слишком крайних взглядов, чтобы не напугать либералов. «Искра», к примеру, публиковала следующие пассажи:
«Если посмотреть на арену борьбы в России, что мы увидим? Только две силы: царское самодержавие и либеральную буржуазию, которая сорганизовалась и имеет теперь громадный удельный вес. Рабочая масса же распылена и ничего не может сделать; как самостоятельная сила мы не существуем, и потому наша задача заключается в том, чтобы вторую силу – либеральную буржуазию – поддерживать, ободрять и ни в коем случае её не запугивать предъявлением своих самостоятельных пролетарских требований»[231].
В ноябре 1904 года меньшевистская «Искра» предложила принять участие в земской банкетной кампании. В действительности «Искра» предлагала поддержку так называемому леволиберальному крылу «Освобождения»:
«В лице же либеральных земств и дум мы имеем дело с врагами нашего врага, но не идущими, не желающими или не способными пойти в борьбе с ним так далеко, как того требуют интересы пролетариата; но, выступая официально против абсолютизма и предъявляя к нему требования, направленные к его уничтожению (!), они тем самым фактически являются нашими союзниками (конечно, в очень относительном смысле), хотя и недостаточно решительными в своих действиях и недостаточно демократическими в своих стремлениях. <…>
Но в пределах борьбы с абсолютизмом, и именно в теперешнем фазисе, наше отношение к либеральной буржуазия определяется задачей придать ей побольше храбрости и побудить её присоединиться к тем требованиям, с которыми выступит руководимый социал-демократией пролетариат. Но мы впали бы в роковую ошибку, если бы поставили себе целью энергическими мерами
О чём говорит эта цитата? По сути, в ней идёт речь о а) поддержке либеральной буржуазии, поскольку б) рабочий класс должен быть на вторых ролях после либералов, а значит, с) ему не следует пугать буржуа (другими словами, ему крайне рекомендуется умерить пыл, вести себя сдержанно и фактически капитулировать), и d) всё это якобы делается не для поддержки реакции, а во имя «борьбы с реакцией».
У Ленина ещё не было собственного печатного органа (газета «Вперёд» появилась только в январе 1905 года), поэтому он выступил с критикой земской кампании в брошюре, изданной в конце ноября 1904 года. Осуждая блок меньшевиков с либералами, Ленин предложил использовать земскую кампанию для организации активной демонстрации рабочих не только против царизма, но и против вероломных и трусливых либералов. Таким образом, если большевиков отличали марксистские взгляды, представление о самостоятельности классов и акцент на революцию, то меньшевиков характеризовала
Рабочие, руководствуясь классовым инстинктом, выступили против идеи союза с буржуазией. В рядах меньшевиков разгорелись бурные дебаты. Многие рабочие-меньшевики в России и Женеве заняли позицию, которая шла вразрез с точкой зрения редакторов «Искры» и находилась ближе к позиции большевиков. Разумеется, в невероятно трудной обстановке царской диктатуры нельзя было избежать временных, эпизодических соглашений с буржуазными либералами. Но Ленин был готов пойти на такие соглашения только при условии
Бывший сторонник «Рабочего дела» С. И. Сомов[233], перешедший затем в лагерь меньшевиков, вспоминал, что «все речи, которые вырабатывались для этих банкетов, имели своим содержанием резкую критику как принципов, так и тактики либеральной оппозиции и осмеивали бессильные банкетные резолюции и затевавшиеся петиции»[234]. Следующий инцидент в Екатеринодаре показывает, как социал-демократически настроенные рабочие приняли решение вмешаться в банкетную кампанию либералов:
«В подходящий момент группа рабочих явилась на заседание городской думы, и их оратор начал говорить. Градоначальник попытался было его остановить, но растерялся, когда зашумели другие рабочие. Оратор обратился к внимающей аудитории с такими словами: “Мы с вами – представители противоположных общественных классов, но и нас может объединить ненависть к одному и тому же врагу – самодержавному строю. Мы можем быть союзниками в нашей политической борьбе. Но для этого вы должны оставить прежний путь смирения, вы должны смело, открыто присоединиться к нашему требованию: “Долой самодержавие! Да здравствует Учредительное собрание, избранное всем народом! Да здравствует всеобщее, прямое, равное и тайное избирательное право!”” После этих слов рабочие разбросали в зале прокламации Кубанского комитета РСДРП. На следующий день комитет выпустил листок, в котором сообщалось об этом инциденте и в полном объёме приводилась произнесённая оратором речь»[235].
В другом месте аналогичное появление этих незваных гостей привело к столкновению с полицией и казаками. Вмешательство этих «сумасшедших маленьких детей» рушило все планы либералов, которые старались держать рабочих на расстоянии. В Санкт-Петербурге собрание четырёхсот врачей отказало в приёме пятидесяти рабочим, однако те лоббировали свои идеи среди делегатов собрания. Вмешательство рабочих, требующих право на стачку, создало такую поляризацию среди врачей, что встреча беспорядочно завершилась. И таких случаев было много. В статье «О хороших демонстрациях пролетариев и плохих рассуждениях некоторых интеллигентов», помещённой в № 1 большевистской газеты «Вперёд», Ленин высоко оценил эту тактику как демонстрацию боевого духа и изобретательности пролетариата[236]. Меньшевики, напротив, боясь запугать либералов, были готовы смягчить свои требования, пожертвовать независимостью партии ради единства, одним словом, подчинить рабочий класс так называемому прогрессивному крылу капиталистов. Позднее эта политика была воспроизведена Сталиным под названием политики «народного фронта». Ленин же высмеивал эту идею:
«Можно ли вообще признать