Нам надо привлекать молодые силы: это поощрит их и заставит смотреть на себя как на профессиональных литераторов. А что у нас в таковых недостаток, это ясно (стоит вспомнить 1) трудность найти редакторов перевода; 2) недостаток внутреннеобозревательных статей и 3) недостаток популярной литературы). В области популярной литературы “Перо” хотел именно себя попробовать.
Возможные доводы против: 1) молодость; 2) близкий (может быть) отъезд в Россию; 3) перо (без кавычек) со cледами фельетонного стиля, с чрезмерной вычурностью и т. д.
Ad 1) “Перо” предлагается не на самостоятельный пост, а в коллегию.
Кооптирование необходимо, чтобы его окончательно привязать и поощрить…»[187]
Однако Плеханов, догадываясь, что Троцкий поддержит Ленина, переведя самого Георгия Валентиновича в меньшинство, наложил вето на это предложение. «Троцкий вскоре уехал в Париж, – отмечает Крупская, – где начал выступать с необычайным успехом»[188].
Эти строки жены и соратника Ленина примечательны тем, что они были написаны в 1930 году, когда Троцкий был уже исключён из партии, жил в изгнании в Турции, а его сочинения находились под полным запретом в Советском Союзе[189]. Только тот факт, что Крупская была вдовой Ленина, спас её от гнева Сталина, по крайней мере, на время. Позже, под невыносимым давлением, она была вынуждена склонить голову и смириться с искажением исторических фактов. Однако до конца жизни она так и не присоединилась к кампании по безудержному восхвалению Сталина, и на страницах её воспоминаний Иосиф Виссарионович играет минимальную роль, что, по совести говоря, отражает действительное положение дел.
Опыт последних трёх лет показал, что партии необходимо выйти на новый уровень. Требовалось провести решительный разрыв с прошлым, положить конец кружковому менталитету, кустарничеству, организационной распущенности и заложить основу для сильной и цельной массовой рабочей партии. Ввиду того вреда, который был причинён движению местничеством и потребностью в адаптации к сложным условиям подпольной работы, Ленин особо подчёркивал важность демократического централизма.
На предстоящем съезде планировалось избрать новое партийное руководство в условиях, когда наиболее важные политические фигуры находились в эмиграции. Было очевидно, что в руководящих органах должны быть представлены люди из России, однако Ленин выступил против идеи редакции «Искры», которая, выступая за полную перестройку партии, предложила членам редколлегии отказаться от общего руководства. Троцкий, который, как мы видели, только недавно бежал из Сибири, был удивлён формулировкой Ленина:
«Я приехал за границу с той мыслью, что редакция должна “подчиниться” ЦК. Таково было настроение большинства русских искровцев.
– Не выйдет, – возражал мне Ленин, – не то соотношение сил. Ну как они будут нами из России руководить? Не выйдет… Мы – устойчивый центр, мы идейно сильнее, и мы будем руководить отсюда»[190].
Никто не предполагал, что на долгожданном Втором съезде лагерь «Искры» расколется именно по вопросу о руководящих органах.
Зимой 1902–1903 годов в организациях велась «отчаянная борьба направлений»[191], но становилось всё более очевидным политическое и организационное превосходство «Искры». Комитеты выступали за созыв нового съезда. Лишь немногие высказались против. Так, например, «Южный рабочий» подверг «Искру» критике за её резкую полемику с либералами. Приверженцы «Рабочего дела» отчаянно пытались раздробить ряд местных комитетов, настраивая рабочих против интеллигенции. К сожалению, ошибки и нерасторопность сторонников «Искры» сыграли на руку оппозиции в некоторых областях. В Санкт-Петербурге они позволили рабочедельцам отменить решение о поддержке съезда. Но это, однако, была временная загвоздка. К моменту созыва съезда только Воронежский комитет принял решение бойкотировать его.
Съезд начал свою работу 17 июля 1903 года в Брюсселе. В столице Бельгии состоялось тринадцать заседаний съезда, после чего полиция вынудила делегатов покинуть страну и перебраться в Лондон. Первое лондонское заседание открылось в клубе рыбаков, а затем съезд для конспирации был вынужден кочевать, снимая залы у разных рабочих организаций. Если на Первом съезде РСДРП внутреннюю часть России представляли всего пять местных комитетов, то Второй съезд принял уже несколько тысяч участников, имеющих влияние на сотни тысяч рабочих. Возраст большинства делегатов не превышал тридцати лет. Ленину было тридцать три года, и он уже считался ветераном. Стремительный темп революционных событий в России подготовил благодатную почву для развития новых марксистских кадров. И только бывшие члены плехановской группы «Освобождение труда» выделялись своим возрастом на фоне молодых, всячески подчёркивая, что они, представители старшего поколения, принадлежат другой эпохе, даже другому миру.
К участию в съезде допускались делегаты только от тех организаций, которые как минимум год вели активную деятельность. Из-за невыполнения этого условия на съезд не пригласили представителей нескольких местных комитетов (Воронежского, Самарского, Полтавского и Кишинёвского). Всего на съезде присутствовало 43 делегата с 51 решающим голосом. Так получилось потому, что каждый комитет имел право послать на съезд по два делегата, но некоторые послали только по одному. Центральный комитет Бунда получил три голоса, а две петербургских организации – по одному. Кроме того, 14 человек присутствовали с совещательным голосом, в том числе два представителя социал-демократии Польши и Литвы. Они прибыли, когда шло уже десятое заседание.
Много времени было уделено вопросу о месте Бунда в партии. Эти дебаты имели огромное значение для прояснения марксистского отношения к национальному вопросу. Историческое значение этой дискуссии в том, что без чёткой позиции по национальному вопросу революция в России никогда не увенчалась бы успехом. В «Истории русской революции» Троцкий так определяет позицию большевиков по этой проблеме:
«Неизбежность развития центробежных национальных движений в России Ленин учёл заблаговременно и в течение ряда лет упорно боролся, в частности против Розы Люксембург, за знаменитый параграф 9 старой партийной программы, формулировавший право наций на самоопределение, т. е. на полное государственное отделение. Этим большевистская партия вовсе не брала на себя проповедь сепаратизма. Она обязывалась лишь непримиримо сопротивляться всем и всяким видам национального гнёта, в том числе и насильственному удержанию той или другой национальности в границах общего государства. Только таким путём русский пролетариат мог постепенно завоевать доверие угнетённых народностей.
Но это была лишь одна сторона дела. Политика большевизма в национальной области имела и другую сторону, как бы противоречащую первой, а на самом деле дополняющую её. В рамках партии и вообще рабочих организаций большевизм проводил строжайший централизм, непримиримо борясь против всякой заразы национализма, способной противопоставить рабочих друг другу или разъединить их. Начисто отказывая буржуазному государству в праве навязывать национальному меньшинству принудительное сожительство или хотя бы государственный язык, большевизм считал в то же время своей поистине священной задачей как можно теснее связывать посредством добровольной классовой дисциплины трудящихся разных национальностей воедино. Так, он начисто отвергал национально-федеративный принцип построения партии. Революционная организация не прототип будущего государства, а лишь орудие для его создания. Инструмент должен быть целесообразен для выделки продукта, а вовсе не включать его в себя. Только централистическая организация может обеспечить успех революционной борьбы, так же и в том случае, когда дело идёт о разрушении централистического гнёта над нациями»[192].
Бунд играл важную роль в первые годы движения, которые принесли ему значительный авторитет и позволили иметь решающее влияние на Первом съезде, где Всеобщий еврейский рабочий союз вступил в РСДРП на правах автономии. Российская социал-демократия была настолько слаба, что вплоть до Второго съезда Бунд фактически вёл независимое существование, усиливая националистическую тенденцию. На Втором съезде бундовцы в действительности выступали как самостоятельная партия, которая была согласна войти в РСДРП на началах федерации и выступала за
«В основе проекта лежит предположение, что для еврейского пролетариата нужна самостоятельная политическая организация, которая представительствовала бы его национальные интересы в рядах российской социал-демократии. Независимо от вопроса об организации партии на федеративных или автономных началах, мы не можем допустить, чтобы та или другая часть партии могла представительствовать групповые, профессиональные или национальные интересы каких-либо слоёв пролетариата. Национальные различия, ввиду общих классовых интересов, играют подчинённую роль. И какой вид приняла бы наша организация, если бы, например, в одной и той же мастерской рабочие разных национальностей думали прежде всего о представительстве своих национальных интересов?»[193]