Книги
Ленин и Троцкий. Путь к власти
Владимир Ильич ужасно волновался. Так нельзя работать. Какое же это деловое обсуждение?»[178]
Первоначальные разногласия касались формулировки Плеханова о том, что в России капитализм «
Настойчивость Ленина в этом вопросе и нежелание Плеханова уступать своему молодому товарищу хорошо иллюстрируют разные психологические и политические характеры двух типов революционеров. Ленин – революционный реалист, нетерпимый к абстрактным формулировкам, всегда готовый делать смелые практические выводы и стремящийся к конкретному революционному применению теории. Чрезвычайно высокому и проницательному интеллекту Плеханова, напротив, недоставало революционного инстинкта. Георгий Валентинович был сбит с толку требованиями живого революционного движения. Формулировки Плеханова как общие положения сыграли прогрессивную роль в борьбе с народничеством, но они были неуместны на новом этапе классовой борьбы в России. Ленин сетовал на то, что проект Плеханова был не руководством к революционным действиям, а «программой для учащихся… и притом учащихся первого курса, на котором говорят о капитализме вообще, а ещё не о русском капитализме»[181].
Суть разногласий, однако, заключалась не столько в основах, сколько в другом подходе к работе и другом понимании роли программы. В проекте Плеханова было нечто абстрактное, и Ленин счёл этот проект слишком академичным и недостаточно конкретным. В тексте Плеханова звучал голос пропагандиста-эмигранта, а не вопль новой массовой революционной партии. В нападках Плеханова на Ленина, несомненно, был элемент злобы: Георгий Валентинович пользовался фразами, которые, по выражению Мартова, он обычно приберегал для политических врагов. Правки Ленина Плеханов перекрывал более жирными пометками, восклицательными знаками, саркастическими комментариями о стиле оппонента и т. д.
Отношения между Лениным и Плехановым были на грани разрыва. Терпеливо снося перегибы лидера группы «Освобождение труда» ради общего единства, Ленин, однако, был напряжён до предела. «Я, конечно, не больше “лошади”, – с горечью комментировал он, – одной из лошадей при кучере Плех[анове], но бывает ведь, что самая задёрганная лошадь сбрасывает не в меру ретивого кучера»[182]. Ленин даже думал предать широкой огласке их разногласия с Плехановым, чтобы партийцы могли с ними ознакомиться, но в итоге передумал, понимая, какой ущерб партии нанесёт такой раскол накануне Второго съезда. Между тем горький опыт этих бесконечных споров постепенно убедил Ленина в невозможности продолжать сотрудничество с редакцией в прежнем виде. В конце марта Владимир Ильич писал Аксельроду:
«…Я-то сильно боюсь, что при отсутствии подготовленного уже 3-го проекта,
Тяжёлое бремя труда, беспокойство о постоянных трудностях общения с Россией, а также обострение конфликтов в редколлегии подорвали здоровье Ленина. Он заболел тяжёлой нервной болезнью – «священным огнём», – которая заключалась в том, что воспаляются кончики грудных и спинных нервов. У Ленина и Крупской не было даже гинеи, чтобы проконсультироваться с английским врачом, и Владимиру Ильичу пришлось принять мучительное домашнее лечение. По приезде в Женеву Ленин свалился и пролежал две недели, как раз накануне Второго съезда. И только под давлением Аксельрода и Засулич Плеханов уступил и принёс извинения. В итоге был достигнут компромисс, однако этот инцидент привёл к тому, что работа в текущем составе редакции стала невыносимой. Засулич и Мартов, как правило, выступали примирителями споров между Лениным и Плехановым. Мартов, выдающийся, талантливый человек, как и Ленин, относительно недавно прибыл в Европу из России. Между тем его темперамент и прежний, почти что эмигрантский образ жизни сблизили его с Верой Засулич и другими.
В Лондоне Мартов, Засулич и социал-демократ Н. А. Алексеев вели богемную жизнь в своего рода коммуне, которую Плеханов иронично и проницательно окрестил «вертепом». Крупская и другие оставили яркие воспоминания о том, как Вера Засулич закрывалась в своей комнате, когда корпела над какой-нибудь статьёй, много курила и без остановки пила крепкий кофе. «Я привык относиться к Мартову как к симпатичному богемскому типу, по внешности чем-то вроде вечного студента, – писал Луначарский, – по нравам – завсегдатая кафе, небрежному ко всем условиям комфорта, книгочею, постоянному спорщику и немножко чудаку»[184]. Ленин всегда высоко ценил умственные способности Мартова. Действительно, Мартов представляет собой одну из самых трагических фигур в истории российского революционного движения. Троцкий дал ему такую характеристику:
«Даровитый писатель, изобретательный политик, проницательный ум, прошедший марксистскую школу, Мартов войдёт тем не менее в историю рабочей революции крупнейшим минусом. Его мысли не хватало мужества, его проницательности недоставало воли. Цепкость не заменяла их. Это погубило его. <…> Несомненно, что в Мартове заложен был революционный инстинкт. Первый его отклик на крупные события всегда обнаруживает революционное устремление. Но после каждого такого усилия его мысль, не поддерживаемая пружиной воли, дробится на части и оседает назад. Это можно было наблюдать в начале столетия, при первых признаках революционного прибоя…»[185]
Старшее поколение редакторов «Искры» прекрасно осознавало, что их время уходит, и вымещало свою плохо скрываемую злобу в том числе на Владимире Ильиче. Аксельрод, например, возмущался тем, что редакция газеты базируется в Лондоне, а не в Швейцарии. Примеров подобных недовольств было много. Работа редакции была затруднена тем фактом, что шестёрка редакторов часто делилась на две равные группы. Ленин отчаянно искал способного молодого товарища из России, чтобы ввести его в редакцию и тем самым выйти из сложившегося тупика. Появление Троцкого, недавно бежавшего из сибирской ссылки, было сразу же использовано Лениным для того, чтобы внести изменения в работу редколлегии. Троцкий, которому тогда было всего 22 года, уже сделал себе имя как марксистский литератор, отсюда и его партийная кличка – Перо. В ранних изданиях своих воспоминаний о Ленине Крупская даёт честное описание восторженного отношения Ленина к Троцкому, которого он называет «молодым орлёнком». Поскольку эти строки были вырезаны из всех последующих изданий, мы приводим их здесь полностью:
«И горячие рекомендации “молодого орлёнка”, и первый же разговор заставили Владимира Ильича особенно внимательно присматриваться к приезжему.
Он много разговаривал с ним, ходил с ним на прогулку. Владимир Ильич расспрашивал его о поездке к “Южному рабочему”, и ему понравилась определённость формулировок Троцкого, то, что он сразу сумел охватить самую суть разногласий, сквозь слой благожелательных заявлений разглядеть желание под фирмой популярной газеты сохранить обособленность своей группки.
Из России усиленно звали Троцкого обратно, Владимир Ильич хотел, чтобы он остался за границей, подучился и помог работать “Искре”.
Плеханов сразу взял Троцкого под подозрение, он увидал в нём сторонника молодой части редакции “Искры” (Ленина, Мартова и Потресова), ученика Ленина. Когда Владимир Ильич послал Плеханову статьи Троцкого, тот отвечал: “Перо вашего ‘Пера’ мне не нравится”. “Стиль дело наживное, – отвечал Владимир Ильич, – а человек способен учиться, будет очень полезен”»[186].
В марте 1903 года Ленин официально потребовал включить Троцкого седьмым членом редакционной коллегии «Искры». В письме к Плеханову он писал:
«Я предлагаю всем членам редакции кооптировать “Перо” на всех равных правах в члены редакции. (Думаю, что для кооптации нужно не большинство, а единогласное решение.) Нам очень нужен седьмой член и для удобства голосования (6 – чётное число), и для пополнения сил.
“Перо” пишет уже не один месяц в каждом номере. Вообще работает для “Искры” самым энергичным образом, читает рефераты (пользуясь при этом громадным успехом) etc.