Число запросов о предоставлении израильской помощи в области науки, образования и административной деятельности было весьма велико. На профессорско-преподавательских должностях в Университете имени Хайле Селассие I (Эфиопия) работало четырнадцать израильтян, в том числе трое занимали посты деканов. Почтовая и телеграфная служба Эфиопии также была организована израильскими специалистами. Прекрасным примером разнообразия израильской помощи можно считать Гану. В этой стране израильтяне создали государственную компанию морских перевозок, укомплектовали врачами и фармацевтами штаты ряда больниц, а также помогли организовать филармонический оркестр, метеорологическую службу, институт стандартов, мореходное училище, академию наук, государственный банк развития — и это не считая различных проектов в области сельского хозяйства, промышленности и профессионального обучения.
Особую популярность в странах Африки приобрели идеи движения Нахаль, поскольку там существовала острая необходимость в профессиональной подготовке молодых людей с последующим представлением им рабочих мест, причем подготовка должна была отвечать насущным потребностям национальной экономики. Израильские инструкторы помогли в организации групп по типу Нахаль в таких странах, как Кот-д’Ивуар, Центрально-Африканская Республика, Дагомея, Камерун, Сенегал и Того. Военная подготовка, которую получали члены этих групп, также оказалась весьма полезной в ряде конкретных ситуаций. Так, в январе 1964 г., когда регулярная армия Танзании распалась после окончившегося неудачей военного путча, именно группы молодежи, обученные израильтянами, сохранили свою лояльность властям страны. Это произвело большое впечатление на президента страны Джулиуса Ньерере[62], который обратился к Израилю с просьбой в срочном порядке подготовить тысячу специально подобранных человек, которые стали ядром новой национальной армии. Израильские военные откликнулись на эту просьбу. Это был не первый случай, когда африканские лидеры проявили интерес к израильскому военному опыту. Вскоре после обретения независимости Гана обратилась к Израилю с просьбой организовать в стране школы для подготовки летчиков, а несколько лет спустя с аналогичной просьбой обратилась Уганда. Впрочем, история военной помощи Израиля другим странам всегда оставалась засекреченной. Известно было, однако, что инициатором военного направления израильской помощи развивающимся странам с 1958 г. был Шимон Перес. Он говорил, что основная задача политики Израиля — “создание в Африке “второго Египта”, то есть развитие экономической и военной мощи Эфиопии до такой степени, чтобы страна имела возможность противостоять Египту и обеспечить для Африки новый центр притяжения”. Известно было также, что израильские инструкторы играли ключевую роль в деле подготовки эфиопского офицерского корпуса и что израильская военная помощь, в том числе и оружием, предоставлялась Заиру, Уганде, Гане и ряду других стран. Будущие президенты Конго и Уганды, Жозеф Мобуту[63]и Иди Амин[64], получили свои “крылышки” парашютистов-десантников в Израиле (Гл. XXI). Угандийские военные летчики проходили подготовку на учебно-тренировочных самолетах израильского производства.
Несмотря на свои ограниченные ресурсы, Израиль умело сочетал предоставление экономической и технической помощи африканским странам в рамках таких совместных экономических проектов, как сооружение гостиниц, организация строительных компаний и компаний морских перевозок. Стоимость проектов обычно составляла от 300 до 500 тыс. долларов, причем израильским партнерам принадлежало 49 % акций, а остальные деньги вкладывало правительство страны. Срок партнерства определялся, как правило, в пять лет, и на протяжении этого времени израильтяне направляли в страну специалистов, занимавших ведущие административные должности, и обеспечивали подготовку персонала, а затем продавали свои акции правительству страны. Так, в рамках подобного сотрудничества Израиль и Гана создали Национальную строительную компанию и судоходную компанию “Черная звезда”. Аналогичные совместные проекты Израиль организовывал с Берегом Слоновой Кости, Сьерра-Леоне и Нигерией. Выгода, получаемая израильтянами от реализации таких проектов, была не обязательно или не исключительно материальной. Молодые израильские инженеры и техники приобретали неоценимый опыт, даже если в финансовом выражении доходы были и не очень впечатляющими. Впрочем, были проекты, имевшие более значительную коммерческую ценность — строительство здания парламента в Сьерра-Леоне, университетского кампуса в Западной Нигерии и четырех гостиниц в Нигерии. Израильские компании управляли гостиницами в Ибадане, Монровии, Абиджане и Дар-эс-Саламе.
Политические результаты такого рода совместной экономической деятельности стали весьма значительными. На протяжении пятилетнего периода Израиль установил дипломатические отношения почти со всеми африканскими государствами к югу от Сахары. В 1961 г. президент Верхней Вольты Морис Ямеого[65] первым нарушил продолжительный афроазиатский дипломатический бойкот и вступил на землю Израиля, открыв своим визитом длинный список глав африканских государств, официально посетивших еврейское государство. К 1968 г. большинство президентов этих государств уже побывали в Израиле, причем некоторые и дважды. И уже месяца не проходило без посещения Израиля тем или иным министром из африканской страны, занимающим видное положение в своем правительстве. В свою очередь, израильские лидеры — президент Бен-Цви, премьер-министр Эшколь, министры иностранных дел Меир и Эвен, другие члены кабинета — в 1960-х гг. также посетили ряд африканских стран. Надо также отметить, что до 1973 г. лидеры развивающихся стран не позволяли арабским политикам чинить препятствия их двусторонним отношениям с Израилем. Мнение большинства выразил президент Танзании Джулиус Ньерере, заявивший: “Мы не намерены позволять нашим друзьям решать за нас, кто является нашим врагом”. Арабы, разумеется, не прекращали попыток “вышвырнуть Израиль из Африки” (слова Насера). Однако, за исключением Сомали и Мавритании, где проживало значительное число мусульман, эти попытки на протяжении многих лет оставались безрезультатными. Израильское правительство, в свою очередь, прилагало все усилия к тому, чтобы не поставить под угрозу доброе расположение Африканского континента. Израиль неуклонно поддерживал все резолюции Генеральной Ассамблеи ООН, “осуждающие” и “клеймящие” ЮАР и ее политику апартеида — и это несмотря на то чувство глубокой благодарности, которое Иерусалим питал по отношению к южноафриканскому правительству, и на щедрую поддержку богатой еврейской общины ЮАР на протяжении ряда лет.
Следует, впрочем, отметить, что Израиль время от времени подвергался довольно суровой критике со стороны своих африканских друзей. Так, в середине 1958 г. стало заметным влияние Египта на Гану. В совместном заявлении, сделанном ими в Каире, президенты Насер и Кваме Нкрума[66] потребовали “справедливого решения” палестинской проблемы, допустив при этом антиизраильские высказывания. Год спустя Израиль оказался единственной страной, которую не пригласили на отмечавшийся Организацией Объединенных Наций “День Африки”. Далее, в конце 1959 г. Израиль оказался единственной страной — членом ООН, которую не включили в список приглашенных на прием в честь президента Гвинеи Секу Туре[67]. Существовало заметное различие между теми отношениями, которые каждая из африканских стран в отдельности стремилась установить с Израилем, и отношением этих стран к Израилю в рамках африканского (точнее говоря, афро-азиатского) блока. Это различие было со всей ясностью обозначено в Касабланкской декларации (январь 1961 г.), где президенты Египта, Ганы, Гвинеи и Мали заклеймили Израиль как “орудие империализма и неоколониализма”. Нередки бывали и случаи, когда правительства стран, имевших с Израилем самые тесные двусторонние связи, при этом голосовали, под воздействием арабских государств, за принятие антиизраильских резолюций.
Однако, несмотря на все подобные ситуации, в целом репутация Израиля в Африке приносила плоды даже на международной арене. Так, на протяжении многих лет основной целью израильской внешней политики было принятие резолюции Генеральной Ассамблеи ООН, призывающей к прямым переговорам между арабскими странами и Израилем, — и всякий раз такая резолюция оказывалась заблокированной голосами арабских стран и представителей коммунистического лагеря. Не прошла такая резолюция и в 1963 г. — однако в том году ее поддержали девятнадцать делегаций (больше, чем когда бы то ни было); но главное, что десять из них представляли страны Африки. В этом плане следует добавить, что даже когда представители африканских стран голосовали не в пользу Израиля на сессиях Генеральной Ассамблеи или занимали антиизраильскую позицию в каких-либо международных ситуациях, их правительства зачастую рекомендовали израильтянам не принимать во внимание результаты голосования. А в июне 1967 г., в ходе дебатов на сессии Генеральной Ассамблеи по вопросу о Шестидневной войне, 42 развивающиеся страны, включая Гану и Эфиопию, проголосовали за резолюцию, которая увязывала отступление Израиля с занятых территорий с прекращением воинственной антиизраильской политики арабских стран. Если бы не дальновидная политика сотрудничества со странами третьего мира, Израиль, несомненно, оказался бы в еще более тяжелой дипломатической изоляции. Во всяком случае, наличие у Израиля к 1967 г. контактов со странами Западной Европы, Африки, Северной и Южной Америки достаточно явственно продемонстрировало, насколько Израилю удалось преодолеть изоляцию после операции Кадеш и как еврейское государство смогло укрепить свое положение в рамках международного сообщества.
Глава XX.
События культурного и идеологического характера
Становление арабской интеллигенции
Общие тенденции развития Израиля необходимо определять, основываясь не только на статических данных, но также и принимая во внимание достижения в интеллектуальной сфере, не поддающиеся количественной оценке. Следует отметить, что в этой области различия между еврейской и арабской общинами страны оставались на протяжении многих лет более заметными, нежели в любой иной сфере израильской жизни. Арабские интеллектуалы в большинстве своем во время войны 1948 г. бежали в соседние страны, а что касается оставшихся, то они жили и работали, не особо соприкасаясь с современной им арабской культурой. Таким образом, практически все представители израильской арабской интеллигенции получили образование уже в израильском государстве, после 1948 г. Следует особо подчеркнуть, что в количественном отношении эта категория была отнюдь не малочисленной, и с каждым годом ее пополняли все новые и новые выпускники средних и высших учебных заведений Израиля. К 1975 г. около 300 арабов (в том числе — более десяти женщин) учились в Еврейском университете в Иерусалиме, около 500 арабов — в Хайфском университете, и 200–300 человек — в остальных высших учебных заведениях Израиля. Сотни арабских студентов уехали на учебу в США и европейские страны — часть из них при финансовой поддержке церковных и миссионерских организаций, часть благодаря грантам израильских правительственных учреждений и различных международных агентств. В общей сложности число представителей арабского населения Израиля, получивших высшее образование, составляло к 1975 г. примерно 4 тыс. человек.
Эта малочисленная группа национальной элиты играла весьма незначительную роль в жизни израильского общества. Будучи при этом довольно эгоцентричной по своей сути, она с особой остротой и горечью переживала свою — действительную или воображаемую — дискриминацию. В известной степени молодые образованные арабы сами несли ответственность за то, что их влияние было невелико даже в пределах их собственной общины. Проживая в основном в сельской местности, они мало что делали для обеспечения интеграционных процессов хотя бы в масштабах своей деревни — напротив, они даже не скрывали пренебрежительного отношения к среде своего обитания. На протяжении многих лет их литературное творчество оставалось весьма непримечательным. До 1958 г. в Израиле не вышло в свет ни одного крупного литературного произведения на арабском языке. Было опубликовано около полутора десятков поэтических сборников, небольших по объему, изданных в основном за счет авторов, причем профессиональный уровень стихов оставался невысоким. Собственно говоря, издательства литературы на арабском языке в новом еврейском государстве создавались на пустом месте, силами (либо при финансовой поддержке) христианских общин, Гистадрута или партий Мапам и Маки.
Лишь после того, как Михаэль Хадад[68] основал в 1954 г. журнал “Аль-Муджтафа” (“Общество”), поэты и прозаики получили наконец возможность печатать свои произведения, и тогда было положено начало израильской литературе на арабском языке. Энергичный молодой педагог и редактор, Хадад открыл страницы своего издания как для мусульманских, так и для христианских авторов, основал ассоциацию арабских поэтов и выпустил в свет сборник произведений, написанных членами этой ассоциации. Не менее важную роль в поощрении литературной деятельности сыграли библиотека Еврейского университета в Иерусалиме, имевшая значительный фонд литературы на арабском языке, а также арабская служба израильского радиовещания. В 1958 г., в ознаменование десятой годовщины создания Государства Израиль, Гистадрут выпустил антологию арабских стихов и рассказов. В том же году началась публикация нескольких томов арабской поэзии и прозы. Хотя к 1958 г. число израильских изданий на арабском языке оставалось не очень значительным, оно увеличилось в последующие годы. Арабское литературное общество, основанное усилиями партии Мапам в 1958 г., выпустило в свет на протяжении последующего десятилетия 17 книг, в основном романы. Три вновь созданных коммерческих арабских издательства начали публиковать прозу и историческую литературу. В середине 1960-х гг. в Хайфе успешно функционировала арабская театральная труппа, а в Нацрате — арабский народный театр, причем оба коллектива получали дотации и от городских властей, и от государственных учреждений.
Наиболее распространенным жанром литературы на арабском языке по-прежнему оставалась поэзия, хотя уровень произведений в целом был весьма невысок. Немаловажно также заметить, что в первые годы существования государства поэзия “из соображений безопасности” оставалась преимущественно аполитичной и была занята любовными темами, игнорируя политические и социальные проблемы арабского меньшинства. В тех же редких случаях, когда стихи затрагивали еврейскую тему, авторы ограничивались абстрактными призывами к взаимному доброжелательству и сотрудничеству, в которых вежливость часто переходила в подобострастие. Арабская малая проза как жанр в качественном отношении уступала поэзии; рассказы арабских авторов были выдержаны в духе реализма, а предпочтительными темами считались эпизоды из жизни арабской общины, причем внимание сосредоточивалось на трудностях и чаяниях феллахов. Ведущим писателем в этом жанре считался Самир Марид, посвящавший свои рассказы главным образом жизни бедняков; на ту же тему писали и Адиб аль-Касс, и Джамиль Муса. Майя Кавар-Фарах, известная своим глубоким анализом психологических переживаний, чья литературная репутация сложилась еще в 1940-х гг., опубликовала два тома рассказов — “Странники” и “Дороги и фонари”, а также четыре тома эссе. Прозаики, в отличие от поэтов, не уходили от критики косности и примитивности арабской жизни. В числе наиболее популярных тем можно назвать полезность уроков, преподанных еврейским стремлением к прогрессу и модернизацией государства, а также важность образования и современного образа жизни. Так, в частности, рассказы Рашида Хусейна[69] отличались не только красочностью стиля, но и резкой критикой полигамии и обычая покупки жены — и то и другое было весьма распространено в мусульманской общине.
Арабская литература перешла к рассмотрению проблем национального антагонизма только в 1960-х гг., когда благодаря развитию системы арабского образования в стране появилось значительное число выпускников средних и высших учебных заведений. Недовольные тем, что им приходилось ограничиваться только преподавательской работой, испытывавшие неприязнь также и к любому физическому труду, многие из этих молодых людей принялись яростно критиковать государство и правительство с националистических или коммунистических позиций. Имея лишь самые смутные воспоминания о том уровне культурной и экономической отсталости, который был характерен для арабского населения в годы мандата, эти авторы предпочитали сравнивать свое нынешнее положение с жизнью еврейского большинства страны, и разрыв между уровнем жизни двух общин вряд ли мог представляться им обнадеживающим. Они испытывали также двойственные чувства, не будучи уверенными, кем им следует себя считать: израильскими арабами или же арабами, живущими в Израиле, и при этом все больше и больше склонялись к тому, чтобы выбрать путь политического протеста. Практически повсеместно в их среде ощущалась симпатия к Насеру и к идее панарабизма. Так, например, Комитет арабских студентов Еврейского университета в Иерусалиме, члены которого приближались к пику своей агрессивности в середине 1960-х гг., регулярно проводил “литературные вечера”, участники которых упражнялись в националистических подстрекательствах. Радиостанции Каира и Дамаска постоянно призывали израильских студентов-арабов занять антиизраильскую позицию и тем самым “доказать” свою приверженность панарабизму.
Однако в наибольшей степени политизацию арабской интеллигенции отражали именно печатные средства массовой информации. В 1960-х гг. израильские арабы использовали в качестве орудия пропаганды в первую очередь газеты и политические журналы. Выпуск периодических изданий на арабском языке (так же, впрочем, как и изданий на иврите) по-прежнему субсидировался либо политическими партиями, либо Гистадрутом, либо религиозными общинами. Так, на протяжении многих лет единственной ежедневной газетой на арабском языке (и, таким образом, самой читаемой арабами) была “Аль-Яум” (“День”), и выходила она при финансовой поддержке Гистадрута. Журналы полемического характера имели большее влияние, хотя и меньшие тиражи. Самым известным из таких изданий был, по всей видимости, выходивший два раза в месяц коммунистический журнал “Аль-Иттихад” (“Единство”), который делался квалифицированными журналистами, неизменно придерживавшимися пронасеровской ориентации. Но даже литературные журналы, издаваемые арабами-христианами (наиболее значительным из них был “Аль-Рабита” [“Союз”], выходивший под эгидой греко-католического архиепископа Джорджа аль-Хакима), проводили явно выраженную националистическую линию, что обеспечивало их популярность среди израильских арабов.
Разумеется, не вся арабская литература имела политический оттенок. В 1960-х гг., так же как и в конце 1950-х гг., печатались произведения лирических поэтов, наряду со стихами и прозой на такие, в частности, темы, как изменения в народных нравах и традициях, статус женщин, положение феллахов. Однако тенденция, характерная для средств массовой информации, прослеживалась и в художественной литературе. После 1958 г. даже поэты стали более откровенными в своем творчестве. Исам аль-Абасси, Сами аль-Оазим, Янна Ибрахим, Сами аль-Касим и Махмуд Дарвиш[70] открыто прославляли арабское националистическое движение, причем с такими рвением и убежденностью, что Рашид Хусейн в своей статье, опубликованной в журнале “Аль-Раид”, счел необходимым заметить: “Я не отрицаю, что нашим поэтам следует писать политически окрашенные стихи, но разве все, выходящее из-под их пера, обязательно должно иметь политический оттенок?” Но, очевидно, именно так и считали поэты тех дней. Стремление выразить в стихах политические и другие злободневные темы делало их творчество неглубоким, сиюминутным.
Кроме того, следует отметить еще одно отличие арабской литературы 1960-х годов от произведений, написанных в первые годы после образования государства: практически все арабские авторы, вне зависимости от жанра и литературных достоинств своих работ, принялись демонстрировать явно выраженную враждебность по отношению к еврейскому государству и склонность к подстрекательству. Плодовитый автор рассказов Фараж Нур Сулейман, изображая евреев как чужеземных пришельцев, врагов веры, фанатичных ненавистников арабов, открыто поносит деревенских мухтаров за их сотрудничество с еврейскими властями. В рассказах Тауфиза Муаммара араб обычно изображен наивным, добродушным деревенщиной, тогда как еврей — это корыстолюбивый, жадный негодяй. Другой любимый сюжет практически всех арабских писателей — страдания арабских беженцев, и разворачивается он, как правило, на фоне трагедии разделенных семей, томящихся на чужбине и стремящихся вернуться домой. Еще одна популярная тема — это лишение арабов их собственности. В сборнике рассказов Муаммара “Не обращай внимания” израильское правительство описано как сборище бесчестных людей, которые, в рамках своего хитроумного плана, преследуют арабское меньшинство страны с целью вынудить арабские государства принять ответные меры в отношении своих еврейских меньшинств и, таким образом, спровоцировать дальнейшую еврейскую эмиграцию в Израиль. Знаменательно, что действия израильских властей, направленные на благо арабского населения страны, — дорожное строительство, ирригация, электрификация, социальное обеспечение, новые возможности в области образования и прочие плоды экономического процветания — все это с презрением уподоблялось последней трапезе, которую тюремщик дает приговоренному к смертной казни.
Не отмечалось никакого особенного различия в отношении к Израилю со стороны арабов-мусульман и арабов-христиан. Религиозная принадлежность не усугубляла и не смягчала их позицию. Ни та ни другая арабская община уже не отличалась особым религиозным рвением. Хотя крестьяне-мусульмане по-прежнему соблюдали древние традиции, крася стены своих домов в синий цвет и украшая дверные ручки таким образом, чтобы обеспечить защиту от дурного глаза, ислам уже не играл прежней роли в их жизни. Арабский национализм и его поборник, Насер, стали для них чем-то вроде нового объекта поклонения. Ясно, что религия была уже не в состоянии помочь мусульманам приспособиться к изменению их статуса в еврейском государстве. Это имеющее глубокие корни чувство тревоги и беспокойства становилось все сильнее, и ничто — ни религиозные догматы, ни интеллектуальные наставления — не могло избавить от него арабов. В конечном итоге похоже было, что лишь политическое решение с участием соседних арабских государств — иными словами, формальное прекращение состояния войны между Израилем и арабами — способно предложить хоть какую-то возможность вернуть арабскому меньшинству психологическое равновесие и нормализовать его отношения с еврейским государством.
Развитие культуры еврейского большинства: образование и наука
Экономический прогресс Израиля сопровождался ростом интеллектуального потенциала еврейского населения. Во-первых, появилось больше возможностей для получения среднего образования, и увеличившееся число выпускников средней школы повлекло за собой увеличение числа студентов высшей школы. Спрос на высококвалифицированную рабочую силу, точно так же как в США и странах Европы, постоянно возрастал — в результате новых требований к работникам, диктуемых научно-техническим прогрессом, вследствие развития промышленности, сферы торговли, систем связи и экономического управления, а также оборонной инфраструктуры. Так, через год после провозглашения независимости в Израиле имелось два университета, в которых училось в общей сложности 1600 студентов. К 1975 г. численность студентов в семи высших учебных заведениях страны достигла 47 тыс. человек, и в подавляющем большинстве это были представители еврейской общины. Число лиц с высшим образованием увеличивалось как в относительном, так и в абсолютном выражении. К 1975 г. специалисты, имеющие высшее образование (включая и тех, кто получил его вне Израиля), составляли 15 % всего работающего населения страны — один из самых высоких показателей в мире.