Книги

История Израиля. Том 2 : От зарождениения сионизма до наших дней : 1952-1978

22
18
20
22
24
26
28
30

После Шестидневной войны журнал Проздор прекратил свое существование из-за недостатка средств. Но к тому времени небольшие по численности, экспериментальные группы, о появлении которых шла речь на его страницах, уже начали свое существование — зачастую при содействии и под влиянием стран Запада. Так, основанное и руководимое Йосефом Бентвичем, уроженцем Великобритании, профессором педагогики Еврейского университета в Иерусалиме, общество Амана (“Завет”) ставило своей целью изыскивать методы превращения религиозного движения в Израиле в жизненную силу. На заседаниях Аманы часто выступали видные философы, профессора Шмуэль-Хуго Бергман и Мартин Бубер, а также ряд бывших членов Ихуд га-боним, объединения молодежных сионистских организаций социалистического направления (Гл. Vin). Другая, в известном смысле еще более влиятельная группа, была организована д-ром Джеком Когеном, американским раввином консервативного толка, возглавлявшим фонд Гилеля при Еврейском университете в Иерусалиме. Человек большой эрудиции, сочувственно относящийся ко всем окружающим, Коген в ходе многолетнего общения с кибуцниками отметил, что эти люди склонны формулировать и облекать в слова свои идеалы и важнейшие духовные ценности, и он счел это стремление к вербализации духовных процессов не менее важным и значимым, чем теологические философствования университетских профессоров. И тогда он поставил перед собой цель: изыскать способ свести воедино эти два подхода.

В 1961 г. Коген создал для этого специальную группу. На первое собрание группы пришло около семидесяти достойных и известных всей стране людей — кибуцники, интеллигенция, армейские офицеры. Все они с энтузиазмом отреагировали на призыв заняться поисками духовной альтернативы. На протяжении ряда последующих лет группа собиралась ежегодно, и к ней присоединялись новые члены, обладающие творческими способностями и умеющие четко формулировать свои мысли. Как и полагал Коген, по возвращении домой члены группы организовывали местные дискуссионные общества. Самое значимое из них, находящееся в Иерусалиме, занималось систематическим изучением трудов А.-Д. Гордона, Мордехая Каплана[145], Хаима Гринберга[146] и других деятелей, приложивших немало усилий к тому, чтобы прожить полноценную духовную жизнь вне сферы влияния ортодоксов или даже вообще какой бы то ни было формальной религиозной системы. Иерусалимцы проводили свои собственные субботние службы, на которые каждую неделю собиралось от семидесяти до восьмидесяти человек, в том числе г-жа Рахель Бен-Цви[147], жена второго президента Израиля, видные ученые и представители светской интеллигенции. Все перечисленные достижения были пусть скромными, но вместе с тем и вполне многообещающими.

Тем временем в стране происходили различные события, в числе важнейших — Шестидневная война и освобождение Старого города Иерусалима. Возвращение древней Храмовой горы, потрясшее всех евреев мира, открыло еще одно направление в поиске духовных альтернатив. Существует известный сборник интервью, взятых радиожурналистами у кибуцников, участвовавших в Шестидневной войне (Сиах лохамим — “Диалоги бойцов”), и при анализе текстов особое внимание привлекают следующие две темы. Один за другим эти юные атеисты повторяют, что они не стали людьми религиозными, однако вдруг ощутили себя евреями. “Нет, я не вернулся к религии, но Стена говорила со мною… Когда мы слушали по транзисторному приемнику репортаж из Старого города, который снова стал еврейским, никто из ребят в нашей части не мог сдержать слез… Я впервые ощутил, что мы не только израильтяне, но и евреи…” Через год участники диалога собрались в кибуце Га-Шомер га-цаир, и на этот раз они говорили о своей вере еще более откровенно. “Дело в том, — сказал один из участников встречи, — что сейчас мы медленно, но верно возвращаемся к нашим традициям… Можно называть это консерватизмом, можно утверждать, что ничего хорошего в этом нет, — однако, по моему мнению, сейчас настало время возвращения к традициям, к нашим еврейским корням и нашему еврейству”.

Религиозный истеблишмент оказался не в состоянии воспользоваться этими новыми настроениями в обществе. У них не нашлось ни подходящих слов в назидание, ни хотя бы новой молитвы, чтобы воздействовать на умонастроения народа. Нужные — пусть даже, может быть, и не самые верные — слова смогли найти пользующиеся всеобщим уважением интеллектуалы из числа не принадлежащих к ортодоксально-религиозному лагерю. Многие авторы журнала Птахим, ставшего фактическим наследником журнала Проздор, увидели в этой войне испытание народного духа, которое должно было привести к выполнению “миссии” израильского народа. Несомненно, что это видение в чем-то придало окраску движению “За неделимый Израиль”[148], сформировавшемуся после окончания военных действий (Гл. XXII). Об этом писал основатель движения, в прошлом видный деятель Партии труда Элиэзер Ливни, в июльском (1967) номере литературного журнала Мознаим (“Весы”). Заголовок его статьи, “Явление скрытого лика”, есть аллюзия на слова из книги Иехезкеля[149], описывающие неожиданное явление пророку Бога. Здесь Ливни проводит параллель с чудесным спасением 1967 года. Видя в освобождении Иерусалима знак беспримерных возможностей для материальной и духовной реализации потенциала израильтян, Ливни завершает статью призывом ко всем верующим и неверующим совместно славить Бога Израиля. В порыве всеобщей благодарности сотни тысяч израильтян, вне зависимости от их происхождения и социального положения, присоединились к этому призыву — кто во всеуслышание, а кто и безмолвно, в своей душе.

Глава XXI.

Шестидневная война

Превратности фортуны Насера

Если к началу 1967 г. Израиль вышел на устойчивую орбиту на ближневосточном небосклоне, то этим достижением он был обязан, прежде всего, десятилетиям почти непрерывных экономических и политических успехов. Не представляли серьезной угрозы стабильному прогрессу страны и внешние факторы. Ослабленный и униженный после операции Кадет, Насер мог только на словах ратовать за претворение в жизнь извечной арабской мечты об уничтожении Израиля. Сирия, страна, где к власти попеременно приходила череда ультранационалистически настроенных армейских офицеров, при численности населения в 6 млн человек, все-таки вряд ли могла представлять для Израиля военную угрозу, сопоставимую с египетской. Еще меньшую опасность представляла Иордания, учитывая сравнительно умеренную позицию короля Хусейна. Тем временем израильские суда беспрепятственно плавали в водах Красного моря и Акабского залива, и свобода судоходства Израиля была гарантирована благодаря безоговорочной международной поддержке.

Экономический рост и успехи Израиля стали неоспоримым фактом ближневосточной жизни, однако столь же неоспоримым был и накал арабской ненависти по отношению к еврейскому государству. Позор военного поражения живо ощущался не только палестинскими беженцами, с горечью размышлявшими об утрате своих домов и земли; не менее болезненными были раны, нанесенные израильтянами арабскому самолюбию во всем регионе, — не говоря уж о рухнувшей мечте панарабского единства. О чем бы ни шла речь в странах арабского мира — о “восстановлении справедливости” или о “мщении”, предлагаемый ответ был только один: полное уничтожение Израиля. Уничтожить Израиль — таково было единодушное требование и политиков, и религиозных деятелей. Зачастую эти требования формулировались как призывы к джихаду. Очень популярным было сравнение израильтян с крестоносцами, а также сопоставление сионизма и западного империализма.

Сам Насер никогда не упускал случая высказаться на эту тему. Так, выступая на сессии Генеральной Ассамблеи ООН в сентябре 1960 г., египетский правитель сделал заявление, не оставляющее сомнений относительно его намерений: “Единственное решение палестинского вопроса — возвращение к ситуации, когда ошибка еще не была совершена”. Иными словами, признание существования Израиля недействительным. А в 1964 г. он повторил: “Клянемся Аллахом, что мы не успокоимся, пока арабы не вернутся в Палестину и Палестина не будет возвращена арабам. Там нет места империалистам, точно так же, как нет места Британии в нашей стране и нет места Израилю в арабском мире”. Не оставлял Насер сомнений и относительно того, каким образом он намерен прекратить существование Израиля: “Земля Палестины, по которой пройдут арабские освободители, будет обильно пропитана кровью”.

Однако арабам не столь просто было превратить эти декларации в дела или хотя бы в реальные планы. Правда, надо сказать, что Синайская кампания не нанесла авторитету Насера практически никакого ущерба. В конце концов англичане, французы и израильтяне ушли из Египта. В феврале 1958 г. Дамаск и Каир сделали совместное заявление о слиянии своих стран, образовав тем самым Объединенную Арабскую Республику. При всей “разъединенности” этого политического гибрида, ОАР неоспоримо представляла собой главный политический блок арабского мира. В самом деле, последовавшая за этим попытка Ирака и Иордании объявить о создании, в качестве противовеса ОАР, аналогичной федерации не выдержала и полугодового испытания. В июле 1958 г. офицеры иракской армии устроили военный переворот, убив короля Фейсала[150] и премьер-министра Нури Саида[151], и к власти пришла проегипетски настроенная военная группировка, во главе которой стоял Абдель Керим Касем[152]. Насер для новых иракских правителей был высшим авторитетом: “вождь” арабского мира, знаменосец панарабизма, выразитель интересов государств Африки и Азии, пользующийся уважением на Востоке и на Западе.

На следующий год, однако, общая ситуация стала меняться не в пользу египетского президента. После серии взаимных обвинений Сирия решила выйти из состава ОАР. В 1962 г. в Йемене начались гражданские беспорядки — столкнулись единомышленники Насера и сторонники королевской власти, пользовавшиеся поддержкой Саудовской Аравии. Насеру, одержимому манией вмешательства во внутренние дела других государств, пришлось направить египетских военнослужащих (около 60 тыс. человек) в трясину этой жестокой войны, в которой не было победителей. В Ираке режим Абделя Керима Касема провозгласил свой собственный путь к достижению арабского единства, противоположный “ошибочному и себялюбивому пути” Насера. Вскоре между революционными правительствами Каира и Багдада началась открытая идеологическая война. Иордания и Саудовская Аравия давно уже опасались амбиций Насера, тогда как правительства Туниса и Марокко, пусть и с запозданием, осознали империалистические планы Насера по отношению к их странам. К тому же страны третьего мира постепенно стали отказываться от левых настроений, по мере того, как с политической сцены один за другим уходили ближайшие соратники Насера — Неру[153], Бен Белла[154], Нкрума, Сукарно[155]. К политическим проблемам, стоящим перед египетским правителем, прибавились экономические: в начале 1960-х гг. Египет находился на грани банкротства. Правительственные капиталовложения, закупки в больших количествах промышленного оборудования за рубежом, расходы на разорительные военные действия в Йемене — все это серьезно истощило валютные резервы страны. Начался рост безработицы, и массы обнищавшего люда стали скапливаться в трущобах на каирских окраинах.

Проблемы Насера — и в Египте, и в странах арабского мира — разрастались подобно раковой опухоли, и ему было не до Израиля, чья военная мощь и международная поддержка непрестанно росли. Напомним, что основные международные проекты Израиля осуществлялись в странах Африки, где израильтяне были заняты реализацией весьма успешных программ экономической и научно-технической помощи. Собственно говоря, основные неудачи Насера на Африканском континенте были связаны с деятельностью Израиля. Именно влияние Израиля способствовало тому, что в 1963 г. было предотвращено проникновение Египта и стоявшего за его спиной Советского Союза в бывшее Бельгийское Конго, страну, имевшую самый большой экономический потенциал среди новых африканских государств. Известно было, что в Браззавиле египетское посольство тайным образом снабжало оружием повстанцев, руководимых прокоммунистически настроенным Антуаном Гизенгой[156]. В Каире сторонники Гизенги объявили о создании Народной Республики Конго. Для того чтобы предотвратить начинающуюся гражданскую войну, генерал-лейтенант Жозеф Мобуту, командующий конголезской армией (а впоследствии президент страны), обратился за помощью в посольство Израиля, где была немедленно создана группа израильских военных советников. Советники порекомендовали сформировать элитный корпус парашютистов-десантников в качестве мобильной силы, способной подавить беспорядки. После этого Мобуту, лично отобрав 250 офицеров и солдат, отправился с ними в Израиль для прохождения интенсивного курса прыжков с парашютом и тактики боя в особых условиях. Вернувшись в Конго после прохождения курса, Мобуту отправил в Израиль следующую группу, и так продолжалось до 1964 г., пока в его распоряжении не оказалась ударная бригада численностью в 2 тыс. человек. Тогда силы, находившиеся под командованием Мобуту, с бойцами ударной бригады в первых рядах, под командованием белых наемников, обратили в бегство своих противников.

Реалистично оценивая свои слабости и силу противника, Насер оставлял без внимания регулярные намеки хашимитского монарха относительно возобновления блокады Тиранского пролива, равно как и призывы Сирии воспрепятствовать реализации израильского ирригационного проекта в верхнем течении реки Иордан. Он объяснял, хотя и не вполне внятно, что следует откладывать войну с Израилем до тех пор, пока арабы не будут к ней готовы по-настоящему. В своих мемуарах Ахрам Маурани, вице-президент Сирии, вспоминает свою беседу с Насером 29 ноября 1963 г., в ходе которой Маурани предложил прибегнуть к силе, чтобы сорвать израильские планы развития водных ресурсов. Насер ответил ему на это: “Ахрам, брат мой, а что будет, если они в ответ начнут бомбить Дамаск?” Подтекст этой фразы был ясен: “Вот тогда не вздумайте обращаться к нам за помощью”.

Сирийский тигр вырвался на свободу

Несмотря на столь явное, хотя и болезненное, признание Египтом своей беспомощности, к 1965 г. сирийцы превратили свою границу с Израилем, протяженностью в 47 миль, в самое взрывоопасное место ближневосточного региона. Одной из основных причин конфликта стал израильский ирригационный проект. Как уже было сказано, в 1959 г., через четыре года после того, как миссия Джонстона потерпела окончательную неудачу, Израиль принял решение приступить к реализации своей собственной фазы регионального плана развития водных ресурсов. Чтобы избежать возможных обвинений относительно нарушения статуса демилитаризованной зоны, израильтяне модифицировали первоначальную версию проекта и решили качать воду непосредственно из Кинерета. Но едва начались работы по сооружению насосной станции на северо-западном побережье озера, как Сирия обратилась с жалобой в Совет Безопасности. Ответ Израиля был прямым и недвусмысленным: эти действия никак не нарушают интересов соседей еврейского государства, а независимая страна вправе сооружать на своей территории ирригационные системы по своему усмотрению.

После того как ООН отказалась принимать во внимание сирийский протест, министры иностранных дел одиннадцати арабских государств собрались в декабре 1963 г. в Каире с целью планирования своих дальнейших действий. Было решено отвести притоки Иордана — главным образом, Хасбани и Баниас, которые протекают на арабской территории, — и таким способом не дать воде попасть на территорию Израиля. С этой целью в феврале 1964 г. сирийские и ливанские строители приступили к сооружению отводных каналов на расстоянии нескольких миль от своих границ. Однако едва они начали работу, как их бульдозеры были выведены из строя огнем израильской артиллерии. Когда эти работы возобновились летом 1965 г., самолеты израильских ВВС подвергли строительные площадки бомбовым ударам и обстрелу с бреющего полета. Следует при этом подчеркнуть, что сирийцам удалось выполнить меньше одного процента всех намеченных работ.

Однако более серьезной причиной напряженности в сирийско-израильских отношениях было положение дел в районе демилитаризованной зоны (Гл. XVI). Трудно назвать другое место, где израильтяне были бы столь же уязвимы для неприятельского нападения, поскольку на протяжении всей демилитаризованной зоны сирийская артиллерия, расположенная на Голанских высотах, доминировала над долиной Хула. Израильские фермеры были фактически не в состоянии получать разрешения на работу в этом районе, которые выдавались Смешанной комиссией по вопросам перемирия, поскольку этому препятствовали сирийские члены Смешанной комиссии. Споры относительно прав на обработку земли возникали главным образом в южной и центральной демилитаризованных зонах (см. карту: Гл. XVI. Демилитаризованные зоны и отряды федаинов), где земельные участки, разделенные на узкие полосы, находились частично в арабском и частично в израильском владении. Все попытки достигнуть соглашения о размежевании участков терпели неудачу, и на протяжении 1962–1963 гг. инциденты возникали все чаще и чаще. Обстрелы израильской территории с Голанских высот стали столь регулярными, что израильские фермеры были вынуждены работать на бронированных тракторах. В ходе особенно масштабных столкновений в августе 1963 г. в районе Алмагора погибло несколько израильских трактористов. ОНВУП (Орган ООН по наблюдению за выполнением условий перемирия в Палестине) немедленно подтвердил, что ответственность за инцидент несет сирийская сторона. Однако, когда Совет Безопасности принял к рассмотрению израильскую жалобу и предложил черновой вариант резолюции, осуждающей Сирию, советский представитель использовал свое право вето. В том же районе Алмагора произошло еще несколько эпизодов, приведших к гибели израильтян, но всякий раз вето Советского Союза препятствовало наложению каких-либо санкций на Сирию.

Одновременно продолжалась эскалация приграничных столкновений вдоль израильско-сирийской границы, и они стали принимать форму артиллерийских дуэлей и даже воздушных боев. Кроме того, они начали выходить за пределы демилитаризованных зон. Собственно говоря, их причинами перестали быть только взаимные территориальные претензии. В немалой степени конфликты стали определяться таким фактором, как особый характер баасистского режима Сирии. Партия Баас[157] была основана в 1940-х гг. двумя сирийскими интеллектуалами, Мишелем Афляком и Салах ад-Дином Битаром. Их политическая идеология представляла собой уникальную комбинацию ленинизма и панарабизма, причем второму элементу с течением времени придавалось все большее и большее значение. На первых порах страной правил полковник Амин аль-Хафез[158], совместно с основателями партии Афляком и Битаром. Вскоре, однако, против них выступила другая группировка армейских офицеров, возглавляемая полковником Салахом Джедидом, которая потребовала усиления “социалистическо-националистической” составляющей в государственной политике по всем направлениям — как в противостоянии с Израилем, США и странами Запада, так и в сотрудничестве с Советским Союзом, КНР и местными коммунистами. Этот политический конфликт ни в коей мере не ограничивался идеологическими соображениями — имело место также соперничество между разными группировками. Хафез принадлежал к суннитам[159], которые в стране составляют большинство мусульманского населения, а Джедид относился к мусульманскому меньшинству, алавитам[160]. На протяжении 1965 г. конфликт перешел в вооруженное противостояние; наконец, в феврале 1966 г., после государственного переворота к власти пришел полковник Джедид; старое руководство было смещено, часть бывших лидеров заключили в тюрьму, а нескольких казнили.

Режим Джедида вскоре стал самым шовинистическим во всем ближневосточном регионе. Выступления его лидеров в поддержку Вьетконга, маоистов, последователей Че Гевары[161], а также против США и Израиля были бурными и яростными, на грани психоза. Режим не пользовался народной поддержкой и дважды едва не пал после вооруженных переворотов — в сентябре 1966 г. и феврале 1967 г. С учетом названных обстоятельств, наблюдателей извне беспокоила отнюдь не сила алавитских заговорщиков, но скорее их уязвимость. Именно их слабость подталкивала Джедида и его ближайшее окружение в том направлении, где легче всего можно было получить всеобщую поддержку, — к освободительной войне против Израиля.