Такой рост популярности Даяна стал странным поворотом в политической карьере бывшего начальника Генерального штаба Армии обороны Израиля. Пятидесятилетний Даян был к этому времени человеком без политического будущего. Его многочисленные романы и сомнительные сделки по приобретению археологических находок были поводом для скандалов в национальном масштабе. Теперь же, однако, иной образ Даяна — победоносного генерала Синайской кампании, твердого и беспощадного лидера — привел к чудесным переменам в его судьбе. Препятствием на пути его возвращения в политику было уже не общественное мнение, а позиция Эшколя, не готового отдать пост министра обороны своему харизматическому политическому сопернику. Пытаясь выиграть время, Эшколь предложил возглавить оборонное ведомство Игалю Алону. Против этого предложения выступили все партии, включая Мапай. Наконец, 1 июня, Эшколь, устав сопротивляться, отдал министерство Даяну. Таким образом, было создано правительство национального единства. Доверие, которым пользовался в народе Даян, этот прославленный одноглазый генерал, было поразительным. Сообщение о его назначении немедленно возродило доверие к руководству страны и у вооруженных сил, и у всего народа.
Наращивание арабских сил
Тем временем вражеское кольцо неумолимо сжималось вокруг Израиля. Достаточно было бы одних только египтян, но к ним теперь присоединились силы других арабских стран. Такое развитие событий нелегко было бы предположить не только несколько недель, но даже и несколько дней тому назад. Еще лишь 28 мая “Радио Каира” называло Хусейна “хашимитской шлюхой”, “британским агентом” и “моральным хамелеоном”, призывая иорданский народ покончить со своим королем. Сирийская пресса поддерживала эти обличения, и 23 мая, в самый разгар ближневосточного кризиса, сирийская бомба разорвалась в иорданской деревне, унеся жизни четырнадцати мирных жителей, после чего Амман немедленно разорвал отношения с Дамаском. И вот, ко всеобщему изумлению, 30 мая Хусейн прилетел в Каир для подписания договора о взаимном оборонительном сотрудничестве с Египтом, и фотокорреспонденты запечатлели его, братски обнимающегося с Насером. Очевидно, что хашимитский монарх не решился уклониться от охватившего весь арабский мир вихря, который должен был, наконец, смести сионистского врага с лица земли. Договор о взаимной обороне, подписанный им с Насером, был аналогичен договору, подписанному недавно между Египтом и Сирией: в случае военных действий во главе всех вооруженных сил должен стоять египетский главнокомандующий. На следующий день, 31 мая, египетский генерал Абдель Монейм Риад вылетел в Амман, чтобы заняться, совместно с Хусейном, разработкой стратегических планов. Эти планы предусматривали для Иордании оборонительную стратегию, с расположением войск вдоль линии фронта небольшой протяженности, в ожидании прибытия подкреплений из Ирака и Саудовской Аравии, после чего будут развернуты наступательные действия в направлении Иерусалима и нескольких ключевых израильских военных баз.
Ирак подписал военный договор 3 июня, и следующей ночью иракская моторизованная бригада пересекла границу с Иорданией, тогда как иракские ВВС сосредоточили свои самолеты на базе Хаббания вблизи иорданской границы. Тем временем Сирия разворачивала четыре пехотные бригады вдоль границы с Израилем и еще две вдоль второго, внутреннего оборонительного рубежа. Король Марокко Хасан[178] также счел целесообразным предложить Насеру содействие. Президент Туниса Бургиба[179], до сих пор известный своим сдержанным отношением к Израилю, предложил алжирским вооруженным силам использовать пути сообщения своей страны для доставки войск на израильский фронт. Король Саудовской Аравии Фейсал обещал помощь живой силой, заявив при этом: “Всякий араб, который не участвует в этом конфликте, может считать себя обреченным”. На этом этапе Насер и его арабские союзники уже не говорили ни о блокаде израильских судов, ни о том, что они вынуждены защищаться от израильской агрессии. Впавший в эйфорию Насер заявил, выступая перед египетским парламентом 25 мая: “Задача, которая стоит сейчас перед арабскими странами, не сводится к решению, надо ли блокировать порт Эйлат или как именно его надо блокировать. Наша задача — уничтожить Государство Израиль на веки вечные”.
И в самом деле, к концу месяца повсюду были расклеены гигантские плакаты, призывающие к джихаду против Израиля. Развевались флаги Организации освобождения Палестины — с черепом и скрещенными костями. Генерал Мосин Муртаги, командующий египетскими силами в Синае, обращаясь к своим офицерам 3 июня, сказал: “Весь мир смотрит на вас… Отвоюем похищенные у нас земли — с помощью Аллаха, во имя справедливости, силой нашего оружия и нашей веры”. Президент Ирака Ареф призвал 2 июня офицеров своих военно-воздушных сил: “Братья и дети мои, в этот великий день мы отомстим за 1948 год… Аллах даст нам встретиться на улицах Тель-Авива и Хайфы”. Не желая ни в чем уступать своим союзникам, Ахмед Шукейри, председатель ООП, заявил на пресс-конференции, что арабы готовы “освободить страну — нашу страну”. Ему был задан вопрос: “Если вы победите, что же будет с израильтянами?” — “Те, кто останется в живых, — ответил Шукейри, — будут жить в Палестине. Только я не думаю, что таких будет много”. Эти высказывания арабских лидеров, их кровожадные лозунги и едва завуалированные призывы к геноциду широко освещались в средствах массовой информации всего мира. Трудно было бы представить себе более эффективный способ вызвать симпатии стран Запада к Израилю.
Уверенность арабов на этот раз имела немалые основания. Численность одних только египетских вооруженных сил в июне 1967 г. была впечатляющей. Семь дивизий (около 120 тыс. бойцов регулярных войск — вдвое больше, чем у израильтян на юге страны), солдаты которых прошли хорошую подготовку, разместились в Синае, вдоль египетско-израильской границы. Эта группировка имела на вооружении более тысячи артиллерийских орудий, 9 тыс. противотанковых орудий и почти 2 тыс. танков. Однако, наряду с этими размещенными там войсками, на Синае была создана сложная и труднопреодолимая система траншей, долговременных огневых сооружений, минных полей, заграждений из колючей проволоки и пулеметных точек. За десять лет, прошедших после операции Кадеш, египтяне превратили северо-восточный район Синая в полосу заграждений, способных выдержать массированный удар противника и вместе с тем служить в качестве базы для стремительного наступления. Были значительно улучшены дороги, существовавшие в пустыне до 1956 г., а также проложены новые. Египетская “линия Мажино” блокировала ключевое шоссе Ницана — Исмаилия, единственный путь, по которому израильские танки могли бы продвигаться в центр Синая.
На подступах к шоссе Ницана — Исмаилия с востока, в 18 милях от израильской границы, находится перекресток Абу-Агейла, занимающий господствующее положение не только над основной магистралью Синая, но и над проездами, соединяющими основную магистраль с другими дорогами, пересекающими полуостров с востока на запад. Египтяне, соответственно, выбрали Абу-Агейлу в качестве центрального пункта их оборонительной позиции в Восточном Синае и не пожалели средств и усилий для ее укрепления. В 1950-х гг. оборонительный рубеж Абу-Агейла был спроектирован немецкими военными специалистами. Израильтяне пытались взять его в 1956 г., но не смогли и в конечном итоге обошли его, оставив в осаде до окончания кампании. С тех пор оборонительные сооружения были еще больше укреплены, на этот раз под руководством советских военных, и теперь Абу-Агейлу уже вряд ли можно обойти, оставив в тылу такой очаг сопротивления безо всякой опаски.
Более того, основной элемент оборонительного рубежа Абу-Агейла, Умм-Катаф, представлял собой систему взаимосвязанных укреплений, охраняемых долговременными огневыми сооружениями, траншеями и горными кряжами, причем вся местность была окружена минными полями, и вокруг были размещены тяжелые танки. В глубине этой зоны, между Умм-Катафом и Умм-Шейханом, египтяне установили десятки крупнокалиберных пулеметов и сотни минометов. К западу, в резерве, находился “бронированный кулак”, состоящий из танков и противотанковых самоходных установок — для проведения контратаки. Египтяне намеревались использовать позиции Умм-Катафа для полного уничтожения танкового потенциала израильтян. Одна танковая дивизия была сосредоточена к югу от Абу-Агейлы, и еще одна — в непосредственной близости от нее. Если, как предполагалось, израильские силы будут остановлены у Умм-Катафа, то эти танковые дивизии обойдут израильтян с тыла и довершат их разгром. По завершении этой операции египетские танки двинутся в северном направлении, по приморской дороге, в сторону плохо защищенного Тель-Авива. Все в целом рисовало довольно мрачную картину для израильтян.
Источники израильской военной мощи
Впрочем, такая картина была не совсем полной. Рабин, когда его назначили на пост начальника Генерального штаба в 1964 г., сказал, выступая перед комиссией кнесета по иностранным делам и обороне, что в любой будущей войне Израиль должен победить не более чем за четыре дня. Война не может длиться более названного срока по причинам экономического характера. Из сказанного следовало, что для Израиля предпочтительнее нанесение упреждающего удара. Однако, чтобы избежать негативной реакции мирового общественного мнения, стране не остается ничего иного, кроме как дать возможность противнику провести мобилизацию, подтянуть войска к границам Израиля, объявить на весь мир, что вот теперь-то евреи будут окончательно уничтожены, — и лишь после этого Израиль может нанести упреждающий контрудар, причем буквально в самый последний момент. Разработка сценария в такой сложной ситуации, несомненно, требует точного понимания планов и намерений противника. Израильские секретные службы, возглавлявшиеся на протяжении многих лет таким выдающимся специалистом, как Исер Гарэль, действовали с максимальной эффективностью и собирали уникальную разведывательную информацию.
Самым опасным элементом этой секретной деятельности был нелегальный сбор разведывательной информации в арабских странах. Часть такой информации собиралась арабскими и иностранными агентами, поставлявшими сведения о египетских военных и политических тайнах. Немало этих агентов было схвачено египетской контрразведкой, и они закончили свою жизнь на виселице. В числе тех, кто не был раскрыт египетскими властями, следует назвать молодого египтянина, офицера связи, убежденного противника политики Насера, известного под именем Сулейман. С 17 мая 1967 г., когда Каир отдал распоряжение танковым войскам занять боевые позиции на Синае, Сулейман передавал израильтянам по радио кодированную информацию о передвижениях египетских войск, планах боевых действий и даже о местах расположения зенитных управляемых ракет. После удара израильской авиации (Гл. XXI. Гром с небес, бронированный кулак) Сулейман сообщил детальную информацию о египетских потерях. В последний день войны израильские самолеты нанесли случайный бомбовый удар по радиопункту в районе перевала Митла, где находился Сулейман. Когда ночью 7 июня закончились военные действия, туда было выброшено парашютно-десантное подразделение с заданием организовать поиски Сулеймана. Десантники обнаружили тело Сулеймана; он был похоронен с воинскими почестями.
Известны случаи, когда израильтяне проникали на арабскую территорию под видом европейцев или даже арабов. Одним из наиболее известных агентов был Вольфганг Луц, сын еврея и немки. Прибыв в Египет в 1961 г. в качестве “немецкого бизнесмена”, Луц в течение трех с половиной лет собирал информацию о египетской (осуществляемой с немецкой помощью) ракетной программе и передавал ее в Израиль. В конечном итоге он был арестован и приговорен к пожизненному заключению, но после окончания войны, в 1968 г., его обменяли на девять пленных египетских генералов. Более драматична история другого израильского разведчика, Эли Когена[180], которому в 1960 г. удалось внедриться в высшие эшелоны сирийской правящей партии Баас. Коген, еврей, родившийся в Египте, выдавал себя за сына сирийских родителей, живших в Бразилии. В Дамаске Коген занимался “импортными операциями” и создал себе репутацию человека, у которого денег куры не клюют. Он был на короткой ноге с племянником сирийского главнокомандующего, что обеспечивало ему доступ к правительственным и оборонным секретам страны; он даже смог осмотреть совершенно секретные огневые позиции на Голанских высотах. На протяжении пяти лет израильская разведка благодаря Эли Когену была в курсе самых значительных военных и политических событий, происходивших в Сирии. В 1965 г. Когена арестовали, и после допросов под пытками он был повешен.
Немало израильских психологов и аналитиков занималось исследованиями арабской ментальности и характера. В частности, генерал Иегошафат Гаркави[181], возглавлявший военную разведку Генерального штаба, проанализировав богатый фактический материал, пришел к выводам, что арабы — индивидуалисты, замкнутые в себе, не склонные доверять своим собратьям, не любящие работать в коллективе, особенно когда необходимо поступаться личными благами в пользу коллективных интересов. Справедливость этих выводов была доказана в ходе Шестидневной войны, когда египетские офицеры бросали своих солдат, зачастую забирая при этом их запасы воды и продовольствия. Зная о том, что, когда дела идут плохо, арабы склонны мгновенно переходить от эйфории к отчаянию, израильское командование приняло решение наносить удары всей мощью своей военной машины, чтобы с самого начала действий определить ход войны в свою пользу. Точно так же израильтяне использовали склонность арабов скрывать неприятные факты, прибегая при этом к вымыслу и фантазиям. Так, предполагая, что противник будет выступать с заявлениями о якобы одержанной победе, Даян распорядился не публиковать сводки с театра военных действий в первый день войны. И когда египтяне объявили о полном разгроме израильской армии, СССР сорвал попытки ООН по прекращению огня. А к тому времени, когда советская сторона в полной мере осознала истинное положение дел, уже было слишком поздно спасать египтян. Слишком поздно было и Хусейну осознать, какую роковую ошибку он допустил, ввязавшись в эту войну.
Благодаря разведке израильтянам удалось получить ключ к военной стратегии египтян. После событий 1961 года израильские военные специалисты выяснили, что египетские вооруженные силы перестраиваются согласно классической советской концепции, которая предусматривала значительную концентрацию войск и возведение мощных фортификационных сооружений. Израильские ВВС осуществили детальную аэрофотосъемку оборонительных позиций на Синае. Основываясь на этих фотографиях, а также на материалах, полученных от агентов и информаторов, израильская разведка подготовила справочное издание по советской оборонной доктрине, содержащее чертежи вновь построенных египетских оборонных сооружений. Предметом гордости этого издания был, разумеется, Умм-Катаф. Рабин выделил в Негеве полигон, и военные инженеры построили там комплекс, имитирующий Умм-Катаф с точностью до малейших деталей. По завершении работ это сооружение в Негеве стало основным местом маневров израильской армии. Там проводились офицерские курсы, семинары бронетанковых и пехотных войск, войсковые учения, разрабатывались наставления и руководства. Ко времени начала Шестидневной войны израильтяне ориентировались в этом комплексе с закрытыми глазами.
В годы пребывания Рабина на посту начальника Генштаба была усилена и перестроена не только разведка, но и другие рода войск. В отличие от своего предшественника Бен-Гуриона, премьер-министр Эшколь не разбирался в военном деле. Как правило, он был готов принимать советы Рабина и поддерживать его запросы относительно приобретения новых дорогостоящих видов вооружений. Значительное количество вооружений, как уже отмечалось, было получено из Западной Германии и США. Кроме того, израильские предприятия также выпускали в немалых количествах легкое и среднее стрелковое оружие. К 1967 г. правительство, по официальным данным, тратило 11 % ВНП для обеспечения внутренней и внешней безопасности, но истинная цифра была ближе к 14 % или даже более. Списочный состав регулярных вооруженных сил составлял около 50 тыс. человек обоего пола во всех родах войск, а также более 250 тыс. резервистов. Армия была достаточно хорошо вооружена, имея порядка 900 танков американского и английского производства, около 160 французских самоходных орудий, около тысячи американских бронетранспортеров. Списочный состав военно-воздушных сил составлял 8 тыс. человек; число самолетов всех типов было более 500. Военно-морской флот был наименьшим по составу — несколько фрегатов и торпедных катеров и две подводные лодки. Определяя приоритеты вооружений, армейское командование, на основе уроков Синайской кампании, решило уделять главное внимание бронетанковым войскам. Командующий бронетанковыми силами, бригадный генерал Исраэль Таль[182], бесстрашный офицер, во многом способствовал совершенствованию искусства танковой войны. Танкисты старались использовать любой предвоенный инцидент, особенно из числа происходивших у сирийской границы, чтобы совершенствовать технику боя.
И все же основным и решающим фактором, определявшим эффективность израильских вооруженных сил, был их личный состав. Синайская кампания показала, что современная танковая война требует не только более совершенных профессиональных навыков, но также и большей личной отваги — по сравнению с предыдущими войнами “дотехнологической эры”. Командир танка в израильской армии ведет свою машину в бой, стоя в башне своего танка с открытым люком. Танкисты никогда не покидают подбитую машину, оставаясь в ней до тех пор, пока танк может вести огонь. При подготовке израильских командиров, в отличие от египетских танкистов, основное внимание уделяется таким качествам, как гибкость и инициатива, а эти свойства требуют большого запаса жизненных сил. Разумеется, способность приспосабливаться к различным обстоятельствам и жизненная активность — это свойства народа, выросшего в атмосфере динамичного социального и экономического развития, народа, который смог построить новое общество в условиях постоянной осады и международного бойкота.
В этом смысле достаточно только посмотреть на высших офицеров израильской армии. Большинство генералов — Рабин, Гавиш[183], Таль, Шарон, Иоффе, Бар-Лев — происходили из семей первопроходцев и имели многолетний опыт развития военной тактики применительно к особой израильской ситуации. Тон в этом отношении задавал сам Рабин — спокойный человек сорока с небольшим лет с тронутыми сединой волосами. Уроженец Иерусалима, командир Палмаха, кадровый офицер, он посвятил свою жизнь службе в армии. Он знал своих солдат и, принимая стратегические решения, исходил из уверенности, что в большинстве своем они согласны с его мнением: самое важное в бою — это инициатива. Сказанное было верным и применительно к молодым солдатам, выходцам из восточных семейств, которые проявляли себя на поле боя значительно лучше, чем предыдущее поколение. Все еще уступая своим ашкеназским сверстникам в овладении военной техникой, они испытывали значительно меньше мотивационных проблем, нежели их старшие братья и отцы в 1956 году. А в июне 1967 г. все израильтяне, военные и гражданские, ашкеназы и сефарды, ясно осознавали — и это понимание усиливалось с каждой пропагандистской передачей арабского радио, с каждым заявлением арабских лидеров, — что их стране грозит полное уничтожение. И они, ощущая себя в первую очередь евреями, сражались за жизни своих родных и своего народа.
Принято решение атаковать
Во время заседания правительства 1 июня Эвен информировал Эшколя и всех членов кабинета, что больше не существует надежды на то, что Вашингтон сможет разрешить кризис. Белый дом признал, что планы по созданию международных морских сил потерпели неудачу. С другой стороны, неделя терпеливого дипломатического выжидания, на чем настаивал министр иностранных дел, в любом случае обеспечивала, в случае начала Израилем военных действий, хотя бы не столь единодушный и всеобщий взрыв международного возмущения, как это было при начале Синайской кампании. Однако промедление с началом военных действий более чем на неделю уже не принесет никаких политических выгод, заключил Эвен. Премьер-министр воспринял эту оценку событий с чувством известного облегчения. На следующее утро кабинет собрался вновь, чтобы выслушать сообщения Рабина и Даяна относительно неотложной необходимости нанесения удара по противнику, и на этот раз генералы не услышали фактически никаких возражений. На следующий день, 3 июня, давая свою первую пресс-конференцию в качестве министра обороны, Моше Даян приподнял завесу над планами правительства, сделав двусмысленное заявление: “Положение, в котором мы находимся в настоящий момент, можно, в известном смысле, охарактеризовать следующим образом: с одной стороны, слишком поздно, а с другой стороны, слишком рано. Слишком поздно отвечать языком силы на блокаду Тиранского пролива, и вместе с тем слишком рано делать окончательные выводы относительно успешности или безуспешности дипломатических усилий, направленных на решение этой проблемы”. В арабских странах это заявление было расценено как признание Израилем своей неготовности к военным действиям. Советский посол Чувахин информировал свое правительство из Тель-Авива, что Израиль вряд ли предпримет какие-либо шаги в течение по меньшей мере двух недель. Прибывшие в Израиль иностранные корреспонденты начали разъезжаться по домам. На семичасовом, последнем предвоенном, заседании кабинета, продолжавшемся всю ночь с 3 на 4 июня, все министры проголосовали за начало войны, кроме двух представителей партии Мапам, но и они изменили свое мнение в течение следующего дня. Даян тайным образом известил Бен-Гуриона о предстоящей атаке. “Старик” дал ему свое благословение.
Даян в качестве министра обороны уже не был тем отчаянным и безудержным генералом, каким его знали в 1956 г., на посту начальника Генерального штаба. На этот раз он руководил военными действиями с гораздо большей оглядкой на мировое общественное мнение и принимал военные решения с поразительной осторожностью. Сдержанность его поведения была очевидной даже до начала боев, когда он дал высшему командованию целый ряд очень жестких директив и установок. Прежде всего, войска на Сирийском и Иорданском фронтах обязаны придерживаться строго оборонительной тактики, не переходя в контратаку без приказа Даяна. Что касается Синая, то Даян запретил даже думать о пересечении линии перевалов Митла и Гиди и выходе к Суэцкому каналу, назвав это политическим безумием. Блокада такого водного пути немедленно приведет к крайне нежелательным международным последствиям. Помимо всего прочего, Суэцкий канал был жизненно важен для престижа и экономического положения Насера, а также мог стать ключевой проблемой для Советского Союза. “Если мы выйдем к каналу, — предупредил Даян, — Насер никогда не согласится на прекращение огня, и война будет длиться годами”.