Книги

История Израиля. Том 2 : От зарождениения сионизма до наших дней : 1952-1978

22
18
20
22
24
26
28
30

Оружие и дипломатия

В плане “практического сотрудничества” Израиль расценивал немецкое оружие как фактор не менее важный, чем немецкие денежные фонды. Бен-Гурион хорошо понимал, что Израилю было бы неразумно рассчитывать лишь на два источника поставок, то есть на Францию и Великобританию. Состояние политической неопределенности, вскоре наступившее во Франции, только подтвердило точку зрения премьер-министра (Гл. XIX. Израиль, Франция и Европейское экономическое сообщество). Оценив складывающуюся ситуацию, Шимон Перес, генеральный директор Министерства обороны Израиля, добился в сентябре 1957 г. встречи с министром обороны ФРГ Францем Иозефом Штраусом. Штраусу, опытнейшему политику, не было нужды напоминать, что достижение взаимопонимания с Израилем поможет развеять недоверие политических деятелей либерального направления к его партии, Христианско-демократическому союзу, имевшему явно выраженную националистическую ориентацию. С прагматической же точки зрения Штраус осознавал, что сильный Израиль будет эффективным бастионом на пути советского проникновения на Ближний Восток. Он, как и другие министры обороны стран НАТО, получил из Израиля образцы советского оружия, захваченного у египтян во время Синайской кампании, и это вызвало у них тревогу. С учетом всех этих обстоятельств, Штраус в разговоре с Пересом пообещал сделать все, что в его силах, для предоставления Израилю военной помощи. Свое обещание он подтвердил во время второй встречи, четыре месяца спустя, когда Перес и израильские эксперты представили ему на рассмотрение список требующегося вооружения. Затем этот список был одобрен Аденауэром, который высказал одно условие: сделка не будет заключена в письменном виде, чтобы обеспечить полную секретность с обеих сторон. Была также достигнута договоренность о том, что оружие будет поставлено бесплатно или, по крайней мере, за некую символическую сумму.

Итак, в начале 1959 г. немецкое вооружение начало прибывать в израильские порты — как правило, из портов Франции, где такие грузы привлекали меньше внимания (Гл. XXI). К концу 1961 г. поставки стали более многочисленными и разнообразными. Израиль получил пятьдесят самолетов, включая транспортные, а также вертолеты и пилотажные тренажеры немецкого производства по французской лицензии, грузовые и санитарные автомобили, зенитные орудия, гаубицы и противотанковые ракеты. Поскольку сделка в целом носила секретный характер, доставка грузов в ряде случаев внешне выглядела как контрабанда. Транспортные накладные на грузы нередко были поддельными. Иногда Германия закупала вооружение для Израиля в других странах — например, вертолеты во Франции, зенитные орудия в Швеции и как-то даже две подводные лодки в Великобритании, причем счет-фактура всякий раз пересылался в Бонн. Использовалась также следующая практика: груз сначала направлялся в другую страну, там судно сразу же по прибытии разгружалось, после чего груз переадресовывался в Израиль. Когда Штраус был вынужден покинуть свой пост в ноябре 1962 г. вследствие прихода к власти оппозиции, его преемник Кай-Уве фон Хассель столь же негласно продолжил поставки. Новая власть была посвящена в тайну сделки и согласилась выполнять ее условия, пусть и без особого энтузиазма.

Вторая стадия сделки с Германией началась летом 1964 г. по инициативе США. За год до этого Вашингтон одобрил поставки в Израиль зенитных управляемых ракет. Узнав об этом, арабские страны выступили с такими резкими протестами, что администрация Джонсона не решилась напрямую удовлетворить просьбу премьер-министра Эшколя о дополнительных поставках вооружения. Когда канцлер ФРГ Людвиг Эрхард (недавно сменивший на этом посту Аденауэра) посетил США в июне 1964 г., американские власти обратились к нему с просьбой переправить в Израиль некоторое количество не самого нового американского вооружения, хранившегося в Германии, и, в частности, 150 американских легких танков, находившихся в стране. Эрхард растерялся: доставка такого количества тяжелого вооружения была сопряжена с риском нарушения режима секретности. Прибывший в это время в Бонн Перес предложил следующую схему: Германия доставит в Италию корпуса танков, там их переоборудуют, установят новые пушки, моторы и электронику, а затем, по прошествии полугода, отправят в Израиль, причем эта поставка официально никак не будет связана с Германией. Эрхард согласился на такой план.

И все-таки протекавший в целом благоприятно процесс сближения Германии и Израиля был омрачен рядом непредвиденных обстоятельств. Как уже отмечалось, провозглашенная в 1956 г. “Доктрина Хальштейна” расценивалась в Израиле как всего лишь временное препятствие на пути установления дипломатических отношений с Бонном. Процесс Эйхмана способствовал обновлению и укреплению обязательств Германии, связанных с безопасностью и развитием Израиля. В конце 1950-х — начале 1960-х гг. отмечался более частый обмен визитами между представителями Гистадрута, партии Мапай, немецких социал-демократов и лидеров профсоюзного движения. Благодаря непрестанным усилиям Франца Иозефа Штрауса и его Христианско-демократического союза укреплялась поддержка Израиля в националистических кругах Германии. Но тем не менее, когда в марте 1962 г. Эшколь и Эрхард (оба занимавшие тогда посты министров финансов в своих странах) встретились во второй раз в Брюсселе, сразу же стало ясно, что Эрхард не в состоянии поддержать просьбу Израиля о присоединении к Общему рынку в качестве ассоциированного члена. Арабские страны немедленно пригрозили бойкотом немецких товаров.

Это было трудное время для Израиля. Выплата немецких репараций подходила к концу. Персонал израильской миссии в Кельне был значительно сокращен, не говоря уж о том, что эта миссия имела лишь квазидипломатический статус. В такой ситуации Бен-Гурион мог рассчитывать лишь на личный авторитет Аденауэра — пока старый канцлер еще не ушел в отставку. Действительно, Аденауэр заверил израильтян, что он твердо намерен завершить свою карьеру установлением дипломатических отношений между двумя странами. Однако в августе 1963 г. западногерманский министр иностранных дел известил своего канцлера о необходимости немедленно прекратить дальнейшее обсуждение этого вопроса — ввиду наличия явно выраженной опасности, что арабские страны в отместку признают ГДР. Эта информация была подтверждена и Государственным секретарем США Дином Раском[46], который к тому же довел до сведения немецкой стороны, что США заинтересованы в сохранении немецко-арабских отношений. В сложившихся обстоятельствах Аденауэр вынужден был отказаться от дальнейших попыток. Вскоре он ушел с политической арены, передав власть Эрхарду. Что касается последнего, то он решил воздержаться от рассмотрения вопроса о дипломатических отношениях “до наступления лучших времен”.

Тем временем выявились новые обстоятельства, приведшие к возникновению проблем в отношениях между Бонном и Иерусалимом. Прежде всего, речь шла о немецких ученых, занимавшихся развитием военного потенциала Египта. Еще в 1950 г. немецкие инженеры и техники (многие из них — в прошлом офицеры вермахта) были приглашены в Египет в качестве военных инструкторов, а также для создания египетской оборонной промышленности. Вилли Мессершмитт[47], авиаконструктор и зачинатель гитлеровской программы авиастроения, продал Египту права на производство своего сверхзвукового реактивного истребителя “НА-200”, разработанного им в Испании. Некоторое время спустя на сборочном авиационном заводе в Хелуане на руководящих должностях уже работало 200 австрийских и немецких специалистов, а комплектующие изделия поставлялись туда из Германии. И подбор персонала, и поставки оборудования осуществлялись в значительной степени благодаря усилиям некоего Хасана Саида Камала, инженера египетско-швейцарского происхождения, жившего в Цюрихе. Кроме того, в 1960 г. в Каире был создан “Национальный исследовательский центр” с целью разработки якобы “исследовательских ракет для метеорологической службы”. В числе сотрудников этого Центра, рекрутированных все тем же Камалом, были видный западногерманский специалист в области ракетостроения д-р Евгений Зенгер и его заместитель профессор Вольфганг Пильц — оба они принимали активное участие в реализации нацистской программы по созданию ракет “Фау” во время войны. Под их руководством работало немало бывших немецких коллег из созданного уже после войны в Штутгарте Института ракетных исследований.

Израильская разведка располагала информацией о происходящем с самого начала, и Бонн был извещен о складывающейся ситуации. Надо сказать, что западногерманская администрация пообещала принять незамедлительные меры — и в самом деле, сотрудники Штутгартского института, связанные с египетским Центром, были тут же уволены с занимаемых должностей. Сам Зенгер вернулся в ФРГ, однако Пильц и ряд его коллег остались в Египте. Наконец, 23 июля 1962 г., первые ракеты египетского производства торжественно проследовали по каирским бульварам под восторженные крики сотен тысяч зрителей. Первая из ракет, “Аль-Кахир”, имела, по утверждениям египтян, радиус действия 200 миль, вторая, “Аль-Сафир”, — радиус 165 миль. Обе с легкостью могли достигнуть территории Израиля. Израильское правительство, находясь в состоянии смятения, высказало свой протест Бонну. В ответ было сказано, что ФРГ с пониманием относится к обеспокоенности Израиля, однако не представляет себе, какие именно меры возможно принять в демократическом государстве, чтобы помешать его гражданам работать там, где они сами пожелают. Кабинет министров ФРГ не может даже помыслить о возвращении к нацистским методам полицейского государства.

Тогда израильская секретная служба взяла дело в свои руки. В июле 1962 г. жена Камала, немка по происхождению, погибла при взрыве бомбы в ее самолете (сам Камал в последнюю минуту решил не лететь с нею). В сентябре того же года д-р Хейнц Круг, директор фирмы, занимавшейся материально-техническим обеспечением проектов Камала, исчез при загадочных обстоятельствах. В ноябре взорвалась посылка, доставленная авиапочтой в каирский офис Пильца, и открывавшая ее немецкая секретарша Пильца лишилась зрения и получила увечья. Эта цепочка “несчастных случаев” продолжалась до тех пор, пока в марте 1963 г. не была предпринята попытка убедить дочь и сына профессора Пауля Гёрке, молодых людей немногим за двадцать, что их отцу лучше было бы оставить свою работу в Каире. Дочь профессора пригласили в Швейцарию, где ей “порекомендовали” передать предостережение ее отцу. Она немедленно обратилась в швейцарскую полицию, которая тут же арестовала двоих израильских агентов, обвинив их в попытке к принуждению. В ходе процесса над ними, который широко освещался в прессе, агенты продемонстрировали документальные доказательства того, что Египет создает ракеты с боеголовками из кобальта-60, которые должны быть направлены против Израиля. Это свидетельство произвело большое впечатление на общественность. Своим решением от 11 июня швейцарский суд признал двух израильтян виновными, но приговорил их к минимальному сроку наказания; впрочем, они были освобождены вообще через несколько месяцев. В Израиле между тем росло недовольство действиями западногерманского правительства, причем даже среди умеренных политиков, которые обычно выступали за договоренность с Бонном. Кнесет принял резолюцию, в которой утверждалось, что “долг правительства ФРГ — незамедлительно прекратить деятельность немецких экспертов”. И в очередной раз Министерство юстиции ФРГ указало на то, что оно не располагает легитимными средствами для такого рода действий.

Бен-Гурион был серьезно озабочен преобладанием таких настроений в стране. Он недавно получил неофициальное послание от Франца Иозефа Штрауса, в котором отмечалось, что столь яростная антигерманская кампания в Израиле может поставить под угрозу секретную сделку о поставках немецкого оружия. После этого, в марте 1963 г., премьер-министр отдал распоряжение руководителю секретной службы (Мосад) Исеру Гарэлю прекратить все действия против немецких ученых, работающих в Египте. В ответ на это Гарэль подал в отставку. Затем Бен-Гурион обратился к кне-сету с призывом отозвать резолюцию протеста в адрес Бонна, что вызвало бурю негодования и обвинений в его адрес. Измотанный нападками и протестами, “Старик” сам подал в отставку 16 июня. Со своей стороны, правительство ФРГ мало-помалу сумело выманить ученых домой, предложив им в Германии более привлекательную и лучше оплачиваемую работу. В конечном итоге большинство инженеров и техников покинули Египет, но вся эта история оставила у израильтян осадок недоверия.

Между тем существовала еще одна проблема, серьезно осложнявшая отношения между двумя странами и в немалой степени затруднявшая продвижение к установлению между ними дипломатических отношений. Речь идет о законодательстве ФРГ, определяющем отношение к нацистским военным преступникам. На протяжении всех 1950-х гг. юридическая система ФРГ была очень снисходительна к преступлениям, совершенным нацистами в годы войны. Лишь процесс Эйхмана способствовал возобновлению преследования бывших нацистов в ФРГ. Буквально через несколько месяцев после его начала немецкие суды принялись рассматривать, одно за другим, дела военных преступников. Но поскольку даже для обвиняемых в убийстве существовал срок давности (двадцать лет), военные преступники могли быть осуждены самое позднее до мая 1965 г. Такое положение дел вызвало протесты, причем не только в Израиле. Тем временем в Германии в 1965 г. должны были состояться выборы, и Бонн не склонен был менять законодательство. Кабинет министров выразил несогласие с мнением канцлера Эрхарда и проголосовал за то, чтобы не продлевать срок давности после мая текущего года. Израиль выразил по этому поводу свое “разочарование и недовольство”. Ко всему прочему, власти ГДР очень кстати опубликовали документ, в котором назывались имена нацистских преступников, занимавших в то время высокие посты в ФРГ. Дело кончилось тем, что 13 апреля 1965 г. кабинет министров ФРГ одобрил новый закон, согласно которому срок давности продлевался еще на четыре года. Такой “компромисс” вызвал в Израиле лишь чувство раздражения.

Несмотря на то что все эти обстоятельства только усугубляли расхождения между двумя странами, все же были завершены последние приготовления к переправке в Израиль 150 американских танков, находившихся в ФРГ. И тут, в октябре 1964 г., сведения об этой сделке стали достоянием двух немецких газет. Возмущенные тем, что информация о поставках вооружений скрывалась от них на протяжении долгого времени, средства массовой информации фактически в один голос принялись осуждать военную помощь Израилю — не смешивая ее, впрочем, с помощью экономической. В январе 1965 г., с некоторым опозданием, к хору критиков присоединились социал-демократы и свободные демократы. Канцлер Эрхард и его ближайшее окружение оказались в затруднительном положении. Им было известно, что Вальтер Ульбрихт[48], Первый секретарь ЦК Социалистической единой партии Германии, приглашен в Египет. Пригласив его, Насер открыто предупреждал, что если поставки западногерманского оружия в Израиль продолжатся, то Египет и ГДР установят между собой дипломатические отношения. С другой стороны, руководители ФРГ чувствовали, что в случае прекращения поставок их моральный долг — каким-то образом компенсировать это Израилю, но так, чтобы не спровоцировать признания арабскими странами Германской Демократической Республики. Иерусалим незамедлительно дал понять, что единственным приемлемым способом компенсации он считает установление дипломатических отношений между Израилем и ФРГ.

Не связывая себя никакими обязательствами, правительство ФРГ сделало первый шаг в этом направлении, объявив 10 февраля, что страна прекращает все дальнейшие поставки оружия за пределы НАТО. Это стало серьезным ударом для Израиля. Эшколь собрал экстренное заседание своего кабинета. Кнесет, в свою очередь, принял резолюцию, в которой выражалось “крайнее удивление и недовольство” по поводу решения ФРГ. Одновременно с этим Бонн обратился к Каиру с весьма жестким посланием, заявив, что визит Ульбрихта в Египет будет рассматриваться как недру-недружественный акт. Это предупреждение не возымело никаких последствий. Ульбрихт прибыл в Каир 21 февраля, во главе многочисленной делегации, и ему был оказан великолепный прием. Хотя Насер и не пошел на признание ГДР, в Бонне стало ясно, что “Доктрине Хальштейна” нанесен серьезный удар и что единственным эффективным ответным ходом может стать обмен послами с Израилем. Помимо всего прочего, такое решение в тот момент могло получить горячее одобрение общественности. В противном случае, предупреждал Райнер Барзель, лидер Христианско-демократического союза, “мы потеряем все — наш престиж, нашу честь”. Тогда Эрхард принял критически важное решение и объявил в бундестаге, что Федеративная Республика изъявляет намерение заключить дипломатические отношения с Израилем.

Канцлер попросил своего близкого друга, д-ра Курта Биренбаха, отправиться в Израиль и начать переговоры с правительством Эшколя. Биренбаху предстояло с самого начала твердо заявить израильтянам, что не может быть никакого компромисса относительно поставок оружия, которые ни при каких условиях не будут возобновлены. Переговоры по этому вопросы вышли резкими, даже жесткими. И все же в конечном итоге было достигнуто нечто вроде компромисса: американцы поставят вооружение, которое Израиль рассчитывал получить из Германии, а Бонн оплатит все счета. Биренбах дал также понять, что в перспективе возможно предоставление Израилю долгосрочных займов под низкие проценты, и заверил, что вскоре все немецкие специалисты покинут Египет, а в дальнейшем будут приниматься юридические санкции против любого, кто станет заниматься вербовкой граждан ФРГ для работы в зарубежных вооруженных силах. Кабинет министров Израиля проголосовал за принятие этих условий 9 марта, а несколько дней спустя это решение было одобрено кнесетом. Дипломатические контакты формально начались 12 мая с обмена посланиями между Эрхардом и Эшколем. Вечером этого дня Ирак, Египет, Судан, Сирия, Ливан, Саудовская Аравия, Иордания, Кувейт, Йемен и Алжир разорвали свои отношения с ФРГ.

Первый западногерманский посол, д-р Рольф Паулс, прибыл в Иерусалим 19 августа 1965 г. и вручил свои верительные грамоты президенту Израиля Залману Шазару. На улицах израильской столицы начались беспорядки, и автомобиль посла был забросан камнями и бутылками. В президентской резиденции посла встречали Шазар, Эшколь, Голда Меир и другие официальные лица. На лицах присутствующих не было улыбок. Посол зачитал волнующую речь (на английском), в которой говорилось, что “новая Германия не может вспоминать без горести и отвращения все ужасающие преступления национал-социалистического режима…”. Израильский военный оркестр сыграл государственные гимны двух стран, были подняты флаги ФРГ и Израиля. Пять дней спустя, в Бонне, первый посол Израиля Ашер Бен-Натан[49] вручил свои верительные грамоты главе немецкого государства. По окончании формальной процедуры Бен-Натан отправился в Кельн и в городской синагоге почтил память жертв Катастрофы европейского еврейства. Тем не менее после такого сумрачного начала отношения между двумя странами развивались в духе сотрудничества. В 1966 г. переговоры по финансовым вопросам благополучно завершились предоставлением займа на сумму 160 млн немецких марок; на следующий год Израилю был предоставлен еще один заем на ту же сумму. В 1966 г. Израиль посетил Конрад Аденауэр, чтобы получить степень почетного доктора наук в Институте Вейцмана. Бывший канцлер был удостоен торжественной и теплой встречи. А когда по окончании церемонии его доставили на вертолете в Сде-Бокер, кибуц в пустыне, где жил Бен-Гурион, бывший премьер-министр, то там его также ожидал в высшей степени достойный прием. Два пожилых человека обнялись со слезами на глазах. Закончилась горестная глава в еврейской и немецкой истории.

Израиль, Франция и Европейское экономическое сообщество[50]

Тем временем между Израилем и Францией складывались новые, в определенной степени двойственные отношения. Сразу после окончания Синайской кампании отношения между двумя странами, основанные на взаимной поддержке, были столь тесными, что их дружба казалась незыблемой. В Израиле от всего сердца испытывали благодарность к “нашему великому другу”, и это нашло свое отражение в резко возросшем интересе к французской культуре: в израильских школах началось активное изучение французского языка, в университетах учреждались кафедры французской литературы, в крупнейших городах страны открывались французские библиотеки и магазины французской книги. В сфере дипломатии Израиль также стал прислушиваться к мнению Франции — в первую очередь признав целесообразность скорее европейской, нежели исключительно американской ориентации свой внешней политики. Кроме того, израильтяне согласились свести к минимуму ответные удары на сирийской границе, чтобы не перечеркивать французские усилия по восстановлению своего влияния в странах Леванта.

Со своей стороны, Франция по-прежнему считала своей обязанностью поддерживать укрепившееся на поле боя сотрудничество с “отважным маленьким Израилем”. В 1956–1958 гг. ни одна из Великих держав не прилагала столько усилий для обеспечения защиты и развития Израиля, как Франция. В палате депутатов Франции сформировался влиятельный произраильский блок, члены которого содействовали укреплению дружбы и сотрудничества с Израилем. Франко-израильский союз, организованный еще до военной кампании 1956 г., активно продолжал свою деятельность в конце 1950-х — начале 1960-х гг., и в его состав входили самые уважаемые политические лидеры и деятели культуры. Другие выражения симпатии носили более материальный характер. Вскоре после окончания Синайской кампании французский консорциум подтвердил свое решение вложить 15 млн долларов в сооружение нового трубопровода (с диаметром труб 16 дюймов) для перекачки нефти из Эйлата в Ашкелон. Это решение получило поддержку французского правительства, поскольку оно было не только экономическим, но и политическим, так как способствовало обеспечению свободы судоходства в Акабском заливе.

Сотрудничество в военной области на протяжении определенного срока оставалось столь же тесным, как и во времена Синайской кампании. По мере того как продолжались беспорядки в Алжире, французские военные и политики расценивали Израиль как ключ к стабильности на Ближнем Востоке. Так, после 1956 г. объединенный французско-израильский комитет по вопросам стратегического планирования проводил регулярные заседания, рассматривая пути защиты национальных интересов обеих стран в Средиземном и Красном морях. В 1958 г. правительство Франции пригласило Израиль принять участие в совместных морских маневрах. Впоследствии, когда Египет получил в свое распоряжение первые подводные лодки советского производства, экипажи израильских эсминцев проводили регулярные учения противолодочной обороны под руководством французских инструкторов. ВВС Израиля и Франции также принимали регулярное участие в совместных программах боевой подготовки. Даже спецслужбы обеих стран работали в тесном контакте, делясь информацией о ситуации в ближневосточном регионе. Известны случаи, когда Франция оказывала содействие израильским агентствам по найму рабочей силы, снабжая поддельными документами еврейских эмигрантов из Марокко и Румынии.

Помимо всего прочего, на протяжении последующего десятилетия Франция оставалась основным источником поставок вооружений Израилю. Продажа оружия продолжалась в интенсивном режиме, характерном для периода накануне Синайской кампании. Израильская авиация практически полностью зависела от поставок французской техники, и в первую очередь реактивных истребителей “Мираж” нового поколения. Надо заметить, что выгода от этих поставок отнюдь не была односторонней. Отстающая от мировых стандартов французская авиастроительная промышленность поставляла свою продукцию в основном французским же ВВС, а из иностранных клиентов главным был Израиль. Израиль являлся также единственной страной, которая испытала французскую технику в реальных боевых условиях, то есть в воздушных боях с самолетами советского производства; поэтому многочисленные замечания и предложения израильских летчиков относительно внесения технических усовершенствований принимались французскими производителями с благодарностью (и не без выгоды для своих компаний).