Графиня Уорик начала работу над своими мемуарами, озаглавленными впоследствии «Некоторые подробности из жизни Мери, графини Уорик», в феврале 1671 г. В основу главной части ее сочинения, написанной с 1673 по 1674 г., лег подробный дневник, который она вела с юных лет. Мы располагаем весьма скудными сведениями о ее детстве, поскольку первые записи в дневнике, а соответственно и самое начало мемуаров (графиня дает очень краткую, традиционную для всех произведений этого жанра справку о своих родителях и первых годах жизни) относятся ко времени, когда ей исполнилось тринадцать—четырнадцать лет и в ее жизни появился первый претендент на ее руку. Прилагаемый ниже отрывок представляет собой поистине трогательный образец любовной истории юной барышни из хорошего семейства, написанный в духе и в соответствии с романами того времени[420].

Некоторые подробности из жизни Мери, графини Ууорик

Я родилась 8 ноября 1625 г. в Йохолле, в Ирландии; моего отца звали Ричард Бойл, граф Корк, а мать – Катерина Фентон. Отец был вторым сыном мистера Роджера Бойла, а мать – единственной дочерью сэра Джефри Фентона.

Мой отец, будучи младшим сыном младшего сына, который был лишь простым херефордским джентльменом, после смерти отца воспитывался, благодаря заботе своей матери, в Кембридже, затем он учился в «Судебных Иннах»[421], откуда, благодаря Провидению, вернулся в Ирландию, где, как магистр, имел двадцать семь фунтов и три шиллинга; но затем Господь настолько приумножил его состояние в этой стране, что он стал получать около двенадцати тысяч фунтов в год и был сделан Лордом Казначеем Ирландии, а также одним из двух Лордов Верховных Судей в этом королевстве.

Моя мудрая и, как мне рассказали, набожная мать умерла, когда мне было около трех лет, и некоторое время спустя, благодаря нежной заботе моего снисходительного отца, я была отправлена, для того чтобы получить хорошее и религиозное воспитание, к благоразумной и добродетельной даме, миледи Клейтон, которая, будучи бездетной, вырастила меня, делая для меня так много, как если бы она была мне родной матерью, весьма заботясь о том, чтобы дать мне приличное образование. Под ее наблюдением я оставалась в городке Маллоу, в графстве Манстере[422], до тех пор пока, как я думаю, мне не исполнилось одиннадцать лет, после чего мой отец отозвал меня оттуда к моему великому огорчению, ибо я очень привязалась к этой даме, ставшей для меня доброй матерью.

Вскоре мой отец со своей семьей переехал в Англию и поселился в Дорсетшире[423], в купленном там доме под названием Сталбридж; и туда, когда мне было тринадцать или четырнадцать лет, прибыл, чтобы склонить меня к замужеству, некий мистер Хамблтоун, сын милорда Кланденбойса, ставший впоследствии графом Кланбраселом. Несколько лет назад наши отцы договорились поженить нас, когда я достигну брачного возраста, при условии что мы будем согласны, после того как увидим друг друга. И теперь он, по повелению своего отца, возвращался из Франции, чтобы встретиться с моим отцом, который оказал ему весьма любезный и внимательный прием, относясь к нему как к зятю, решив вдруг, что мы поженимся, и позволяя ему ухаживать за мной, приказав мне относиться к нему как к будущему мужу. Мистер Хамблтоун (возможно, повинуясь своему отцу) задумал покорить меня чрезвычайно изысканными ухаживаниями, и, если он не притворялся весьма умело, я не была ему противна, ибо он демонстрировал мне глубокое чувство. Его признания в нежных чувствах были для меня очень нежелательны, и хотя он сделал мне, надеясь на согласие, весьма выгодное предложение (ежегодный доход с выделенного ему поместья составлял семь—восемь тысяч), тем не менее вся его доброта ко мне не могла примирить меня с мыслью иметь его мужем, несмотря на то что мой отец очень на этом настаивал. Мое отвращение к нему было огромным, хотя я и не могла объяснить его причину отцу.

Это продолжалось долгое время, в течение которого мой отец выказывал мне по поводу происходящего свое недовольство, чрезвычайно меня огорчавшее, однако ни по-хорошему, ни по-плохому меня нельзя было склонить к этому браку, так что мой отец в конце концов был вынужден расторгнуть договор, что повергло его в несказанное горе, а меня – в несказанную радость, ибо едва ли за всю мою жизнь мне было настолько тяжело, как во время этих переговоров. Позже я поняла, что это Божий промысел уберег меня от этого, поскольку в тот же год, после моего окончательного отказа ему, он [Хамблтоун] обнищал, потеряв на долгое время из-за восстания в Ирландии все свое поместье, попавшее к мятежникам[424]. Какой бы я выглядела глупой, если бы вышла замуж только ради его владений, а не ради него самого, ибо он сам был мне чрезвычайно неприятен.

После того как эта помолвка была расторгнута, мой отец перебрался в Лондон, где поселился в доме сэра Томаса Стафорда. Как только мы разместились там, отец, привыкший жить чрезвычайно широко, вложил в дом очень большие средства, заявив, что подыщет мне замечательную партию, ибо он уже получил на мой счет очень много прекрасных предложений от знатных и богатых людей; но я все еще продолжала противиться замужеству: живя свободно, я не хотела менять свое состояние и никак не могла заставить себя принять какое-либо предложение, по-прежнему прося отца, хотя он весьма настаивал, чтобы я приняла одно из предложений, отказывать всем самым выгодным женихам.

Примерно тогда же моего четвертого брата, в то время мистера Франсиса Бойла (впоследствии ставший лордом Шанноном), мой отец женил на миссис Элизабет Каоейгрю, дочери миледи Стафорд; осуждаемый за то, что он слишком юн для того, чтобы жить со своей женой, мой брат был послан, через день или два после церемонии бракосочетания в Уайтхолле (которая состоялась в присутствии короля и королевы), путешествовать во Францию, а его жена переехала в наш дом, где мы стали соседками по комнате и по кровати. Между нами выросла настолько нежная привязанность, что она вскоре обрела большую и сильную власть надо мной, используя которую она сделала меня очень пустой и глупой, заставляя проводить время так же, как она: в просматривании и чтении пьес и романов и в примерке изысканных и изящных нарядов.

Когда она поселилась в нашей семье (а еще больше в моем сердце), у нее появилось много молодых поклонников, с которыми она познакомилась при Дворе, приехавших навестить ее в «Савое»[425], где мы жили; среди них был некий мистер Чарльз Рич, второй сын Роберта, графа Уорика; человек очень веселый и красивый, хорошо воспитанный и модный, он был приятной компанией и очень понравился всем нам, а поэтому стал близким другом дома, посещала нас почти каждый день. В то время он был влюблен в фрейлину королевы, некую миссис Харисон, которая была соседкой по комнате с моей невесткой, когда та жила при дворе. Он продолжал проводить с нами много времени в течение пяти или шести месяцев, пока мой брат, в то время Брогхиль (впоследствии ставший графом Оррери), также не воспылал страстной любовью к той же миссис Харисон. Брат затеял ссору с мистером Томасом Ховардом, вторым сыном графа Беркширского, по поводу миссис Харисон (в которую тот тоже был влюблен), мистер Рич принес моему брату вызов от мистера Ховарда и был вторым противником моего брата в поединке, после которого стороны расстались, не причинив друг другу никакого вреда. Это обстоятельство сделало невозможным для мистера Рича посещение нашего дома, а поэтому он в течение какого-то времени воздерживался от этого. Но наконец помолвка моего брата с миссис Харисон была весьма некрасиво (с ее стороны) расторгнута в тот момент, когда они были настолько близки к браку, что заказали свадебные платья, после чего она вышла замуж за мистера Томаса Ховарда (к великому удовольствию моего отца), который всегда противился этому браку, хотя и дал согласие для их соединения, видя страсть моего брата).

Мой брат, будучи таким образом счастливо освобожденным от этой любви, снова вернул мистера Рича в нашу семью, и вскоре после этого он стал нам так же близок, как и был, как если бы он не совершал ничего нежелательного по отношению к нам. К этому времени по неизвестной мне причине он начал уклоняться от визитов к миссис Харисон (это имя она продолжала носить, еще долгое время не выходя за мистера Ховарда), удаляя от нее также и свое сердце; и начал думать об ухаживании за мной, поощряемый в этом намерении моей сестрой Бойл, обещавшей ему употребить все ее влияние на меня, чтобы добиться моей благосклонности, хотя она знала, что, поступая так, она могла потерять расположение моего отца и всей моей семьи, поскольку она полагала, что они никогда не изберут для брака со мной младшего брата кого бы то ни было; доброта моего отца ко мне, как она хорошо знала, заставляла его искать для меня прекрасную партию. В конце концов однажды она решила открыть мне, как она сказала, огромное чувство мистера Рича ко мне; сначала я была весьма удивлена как тем, что он испытывал его ко мне, так и тем, что сестра рассказывает мне об этом, зная, как многим она рискует, если я посвящу в это моего отца. Я призналась в том, что не нахожу его расположение ко мне неприятным для себя, но осознание того, что он является не кем иным, как младшим братом, наполняло меня грустным предчувствием неудовольства моего отца, если я приму любое подобное предложение; и, решив так, я не дала ей ответ сразу, но сделала вид, что не верю в то, что он любит меня так сильно, как она мне сообщила, хотя я в течение некоторого времени замечала свидетельства его любви ко мне, – правда, я никогда не думала, что он задумал попытаться добиться меня.

После этого первого сообщения моей сестры о его симпатии ко мне он стал чрезвычайно любезен со мной, стараясь, когда в комнате не было других свидетелей, кроме моей сестры, самым смиренным и почтительным ухаживанием покорить мое сердце; но если кто-нибудь входил, он проявлял ко мне лишь обычное внимание, ухаживая, чтобы скрыть свой замысел, больше за моей сестрой; и хотя он действовал подобным образом, это не очень нравилось нашей семье, правда, ему ничего не было сказано об их неудовольствии; таким образом, никто не подозревал о его намерении. И так мы прожили несколько месяцев, в течение которых он своим необыкновенно почтительным поведением по отношению ко мне незаметно похитил мое сердце, получив больше власти над ним, чем я подозревала. Моя сестра, когда он вынужден был отсутствовать, боясь привлечь внимание, так защищала его, что это также очень мне помогло. Во время его тайного ухаживания за мной я получила от своего отца много выгодных предложений, но моя привязанность к нему возросла настолько, что я не могла спокойно слышать ни об одном из них; осознав это, я начала серьезно обдумывать свое увлечение мистером Ричем, ибо мой отец, как я знала, никогда не позволит мне брак с ним; и, кроме того, я полагала, что мой ум был слишком высок и я получила слишком дорогое образование, чтобы заставить себя довольствоваться состоянием мистера Рича, которого у него никогда и не было: после смерти его отца он имел бы тринадцать – самое большее четырнадцать сотен фунтов в год. По этим соображениям я убедила себя, что для меня настало время дать ему окончательный отказ; и с этим, как я думала, окончательным решением я легла в постель, собираясь просить сестру больше никогда не говорить мне о нем как о муже и сообщить ему от моего имени, что я желаю, чтобы он никогда больше обо мне не думал, ибо я решила не злить своего отца; но, когда я была уже готова открыть рот, чтобы произнести эти слова, мое большое чувство к нему остановило их, заставив меня подняться, не сделав этого; что продемонстрировало мне ту большую и полную власть, которую он приобрел над моим сердцем. Это вынудило меня начать предоставлять ему больше надежд на взаимность, чем я делала раньше, хотя в любом случае позволение ему посещать меня, после того как он открыл мне свое намерение, доказывает, что он хорошо знал, что я никогда не смирилась бы ни с кем из тех, кто делал мне предложение.

Так мы жили достаточно долго, долг и разум часто воевали внутри меня с моими чувствами, которые в конце концов всегда побеждали, хотя страх перед негодованием моего отца удерживал меня от прямого признания в них мистеру Ричу. Когда моя сестра заболела корью (из-за моего неведения о том, что с ней произошло, хотя я думаю, что это могла быть оспа, я заразилась от нее), моя привязанность к ней стала настолько большой, что хотя я прекрасно осознавала все последствия оспы, тем не менее не отдалилась от нее и продолжала оставаться с ней в течение всей ее болезни, пока по категорическому приказу моего отца я не была отселена в другую комнату; но было уже слишком поздно, ибо я подхватила инфекцию и вскоре тоже свалилась из-за опаснейшей болезни; но до того, как она проявилась, я была переселена в другой дом, потому что моя сестра Дангарван, в доме которой, на Лонг Акре[426], я пребывала, со дня на день должна была разрешиться от бремени, а потому боялась заразиться. Мистер Рич очень беспокоился обо мне, а поэтому часто навещал меня; я находилась в разлуке со своей сестрой Бойл, а он был чрезвычайно заботлив по отношению ко мне; это способствовало значительному усилению моего чувства к нему, но также вселило в членов моей семьи и ничего не знающих друзей подозрение, что они были обмануты, полагая, что то чувство, которое он испытывал ко мне, было направлено на мою сестру, и они испугались, что моя симпатия к нему зашла слишком далеко.

Это заставило пожилую леди Стафорд, мать моей сестры Бойл (хитрую старую даму, которая сама была слишком долго весьма сведущей в амурных делах), начать делать правдивые выводы, полностью поверив в то, что ее дочь была великой актрисой в этом деле. Полагая, что ее потакательство нам поссорит ее с моим отцом, она, имея над ним некоторую власть (чтобы предотвратить те неприятности, которые бы свалились на ее дочь), решила ознакомить его с посещениями меня во время моей болезни мистером Ричем и с тем, что он продолжал делать это в «Савое», куда я была, по приказу моего отца, переселена после моего выздоровления и где я была освобождена от каких-либо визитов по причине возобновления болезни. После этого она с большой яростью разбранила дочь и пригрозила ей, что сообщит обо всем моему отцу, что она, с большим пылом и страстью, сделала тем же вечером, чтобы удержать меня, как она сказала, от причинения себе непоправимого вреда. Сейчас же моя сестра рассказала о решении своей матери мне и мистеру Ричу и, когда она осталась с мистером Ричем наедине, сказала ему, что, если он сегодня вечером не убедит меня открыть ему мое чувство и дать ему некоторые заверения в моем решении, я точно на следующий день буду ограждена от дальнейших разговоров с ним, и таким образом он окончательно потеряет меня. Эта беседа вселила в него решение сделать то, что она советовала ему; и этим вечером, когда я была больна и лежала в своей постели, сестра предоставила ему возможность остаться наедине со мной, заботясь о том, чтобы никто не помешал нам. Стоя на коленях рядом с моей кроватью, он проговорил со мной два часа, в течение которых он настолько прекрасно выразил свое чувство (ему было приятно выразить это мне) и свой страх быть удаленным от меня по приказу моего отца, а также, вместе с многочисленными обещаниями, которые только можно было дать, он поклялся постараться примирить меня при помощи своей любви (которую он по-прежнему испытывал ко мне) со скромностью его состояния, если я соглашусь стать его женой. И хотя, я могу сказать правду, когда он опустился на колени рядом со мной, я была далека от решения признаться ему в том, что я чувствовала к нему, однако его речь была настолько убедительной, что я согласилась предоставить ему, как он хотел, позволение его отцу сослаться на меня в разговоре и пообещала ему признать все, что скажет его отец.

На этом мы и расстались этим вечером, после того как я открылась ему, и, если бы я не сделала это в тот вечер, я была бы разлучена с ним моим отцом или удержана от этого по крайней мере на долгое время. Ибо наутро мой отец, после того что ему рассказала накануне вечером миледи Стафорд, пришел ко мне рано очень хмурый и раздраженный, приказав мне отправиться (я еще раньше просила его об этом) в мое поместье, в небольшой дом около Хемтон Корта[427], которым тогда владела миссис Катерина Кайлегрю, сестра моей невестки Бойл; он сказал мне, что знает о том, что меня посещал молодой человек, приказав не встречаться с ним там, куда я тогда направлялась. Он сказал об этом, не называя имя мистера Рича, чему я была очень рада; и спустя какое-то время после этого мой отец оставил меня с этим его нелюбезным видом (и, как я думала, жестоким приказом). Вскоре я была перевезена моим братом Брогхилем в его экипаже в очень маленький домик в Хемтоне, который в то время был для меня более мил, чем любой другой более роскошный и большой дом, потому что он удалял меня на определенное расстояние от моего отца, что было, как я полагала, наилучшим для меня, пока его гнев, как я надеялась, немного не утихнет. В тот самый день, когда я переехала за город, милорд Горинг, впоследствии граф Норич, стал первым человеком, который должен был сделать моему отцу предложение о браке и ознакомить его с моим уважением к мистеру Ричу; он был избран для этой миссии милордом Уориком и милордом Горингом и одобрен мною, потому что его сын был женат на одной из моих сестер, в результате чего он стал очень дружен с моим отцом, на которого он имел более чем обычное влияние; но, хотя он сделал все очень хорошо, мой отец настолько тяжело это перенес, что плакал, и не было способа заставить его успокоиться.

На следующий день, как я помню, милорд Уорик и милорд Холланд посетили отца (впоследствии, вспоминая это, они отзывались о нем весьма любезно), который весьма почтительно с ними обошелся, но сказал им, что он надеется на то, что его дочь последует его совету и не отдаст свою руку без его согласия. А поэтому он решил послать ко мне на следующее утро, чтобы узнать о моем решении; для этого он выбрал двух моих братьев, старшего, Дангарвана, и моего третьего брата, Брогхиля, которые прибыли ко мне настолько рано (правда, я была заранее извещена об их визите мистером Ричем), что я предстала перед ними, узнав об их прибытии, в беспорядке; но благодаря огромнейшему чувству, которое я испытывала к мистеру Ричу, я решила вытерпеть все ради него, и поэтому, когда мои братья сообщили мне о том, что они, по приказу моего отца, прибыли допросить меня о том, что было между мной и мистером Ричем, требуя, от имени моего отца, чтобы я пообещала никогда впредь ни по какому вопросу не иметь с ним дела, я дала твердый, но плохой и ужасно непокорный ответ. Что я признаюсь в очень большой и особенной нежности к мистеру Ричу и прошу их, со смиренным почтением к моему отцу, убедить его, что я решила не выходить замуж ни за кого другого в мире; и выразила надежду, что мой отец согласится отдать меня мистеру Ричу, против которого, как я уверена, у него нет других возражений, кроме того, что он является младшим братом; ибо он происходит из очень хорошей и уважаемой семьи и был, по мнению всех (так же как и по моему собственному), очень достойный человек, и я умоляла моего отца любезно обдумать то, что я с радостью согласна довольствоваться небольшим состоянием мистера Рича, полагая, что я буду более счастлива с ним, имея столь мало, чем без него, располагая самым большим состоянием.

После того как оба моих брата увидели, что я непоколебима в своем решении, они вернулись весьма неудовлетворенные к моему отцу, который, неожиданно услышав из моих собственных уст, что я буду с мистером Ричем или ни с кем, был чрезвычайно недоволен мною и запретил мне осмеливаться появляться перед ним. Но через некоторое время склонился, благодаря большому уважению, которое он испытывал к милорду Уорику и милорду Ховарду, начать с ними переговоры и в конце концов согласился, хотя и не отдавая мне ранее обещанной доли, но дать мне семь тысяч фунтов, а также встретиться и быть вежливым с мистером Ричем. А он постоянно, почти ежедневно, посещал меня в Хемтоне и был единственным человеком, которого я видела, ибо моя собственная семья не приезжала ко мне. Это продолжалось в течение примерно десяти недель, когда я была наконец препровождена милордами Уориком и Горингом в комнату моего отца и там на коленях смиренно просила его прощения, которое затем он мне даровал; с великой справедливостью сурово пожуря меня, он приказал мне подняться и, благодаря заступничеству милордов Уорика и Горинга, примирился со мной и сказал мне, что я выхожу замуж. Хотя он хотел, чтобы это произошло в Лондоне в присутствии моих и мистера Рича друзей, но, всегда будучи ярой противницей публичных свадеб, я, учтя сделанную ранее просьбу мистера Рича, без извещения моего отца, склонилась к скромной свадьбе, которая состоялась 21 июля 1641 г. в маленькой деревушке близ Хемтон Корта, под названием Шипертон. Когда мой отец узнал об этом, он снова рассердился на меня, но после того, как я попросила у него прощения и заверила его, что я поступила так, только чтобы избежать публичной свадьбы, против которой, как он знает, я всегда выступала, он, благодаря своей огромной снисходительности ко мне, простил мне также и этот промах. И через несколько дней я отправилась в Лисс, в поместье милорда Уорика, но никто из друзей не сопровождал меня, кроме моей дорогой сестры Ранелаг, чья великая доброта ко мне заставила ее простить меня и остаться со мной в Лиссе на какое-то время, где я получила самый радушный прием, какой только был возможен, от той семьи, а в особенности от моего доброго свекра.

Джон Баньян

(1628–1688)