Книги

Баланс белого

22
18
20
22
24
26
28
30

Солнце рябило сквозь тополя, будто стробоскоп. Я закрыла глаза и смотрела картины Огюста Ренуара, только, конечно, никаких девочек с хлыстиками там не было, таких картин он вообще никогда не писал, это были мои собственные фантазии, но стробоскопирующее солнце высвечивало их из моего сознания почерком Ренуара. Вдруг стробоскоп пропал — мы проезжали высокие густые сосняки.

Я снова смотрела на водителя. Лицо из дуба, как старый потрескавшийся сундук, морщины не только расходятся от внешнего угла глаза, но и от внутреннего — и электрическими молниями разбегаются по носу, по одной морщине размазан из глаза утренний гной. Глаза тоже будто вырезаны из дерева, и губы, и даже щетина. Серый глаз, короткая щеточка ресниц вымерена штангенциркулем.

Я смотрела на его пальцы. У ногтей черный полумесяц, как будто палец часто прищемляют дверью. Шрамы на пальцах, воротник изнутри грязный, грязь тоже ветвями, как и его морщины на носу.

Машину бросало из стороны в сторону.

Гладковыбритые холмы, иногда раскроенные грубой трещиной, неслись вперехлест под недвижной синей полосой горизонта; деревьев здесь не встречалось, но если и росло дерево — то уж обязательно какая-нибудь невыразимо тучная береза или пышнокудрый дуб.

Мы проехали через дождь. Пробудился и Ольховский. Он сделал вид, что только немного вздремнул, и снова стал говорить.

Пошли какие-то дикие места, непаханые земли, болота, поймы рек, леса.

Водитель сказал, что скоро подъезжаем.

Переехав через Десну, он остановил машину, чтобы перекурить и размять затекшие ноги. Он открыл дверцу и выпрыгнул из кабины, с видимым удовольствием разминая конечности. Ольховский последовал за ним.

Ветки затрещали, они шли и о чем-то беседовали.

Я отказалась выходить, и мы поехали дальше. Наконец, автострада стала расширяться, замелькали патрули, маленький щуплый солдатик жестикулировал, но его движения были понятны только водителю. Дороги сливались, и появлялось все больше машин.

Дорожная развязка в степи, декорированная низкими кустами казачьего можжевельника, стремительно, словно грозовая туча, надвинулась на лобовое стекло. Водитель остановил машину.

— Ну что, я здесь остановлю, — он пожелал нам доброй дороги.

Мы вытащились из машины.

Оба были изморены и вяло проводили его машину взглядами.

XIII

Рядом с Зейберман и ее аспирантом сидит высокий лысый человек в растянутой футболке. Глаза его едва выглядывают из-под век, когда он всматривается в меня. Странно, по-моему, среди Леркиных знакомых раньше не было наркоманов.

— Это Шота, — затем Лерка кивает на меня. — Саша.

— Очень приятно, — отзывается лысый.

Впрочем, он не совсем безволосый. Щеки и шею покрывает заметная щетина. Из горловины футболки торчат длинные неопрятные завитки.