Завтра утром Лерка привезет отчет о практике и полевой дневник. Может, что-нибудь разберу в ее каракулях.
Она в моих что-то разбирает.
Так у меня и почерк лучше.
Зовут обратно в палату.
Вечером приходит Настя. На руках шариковой ручкой выведены буквы — «Л» и «Р».
— Ты что, руки себе подписала, чтобы не путать, где левая, а где правая?
— Это мне новое лекарство назначили. Делали пробы, чтобы у меня не было аллергической реакции. И вообще, это не «Р», это «Ч», вверх ногами. Ты уже знаешь?
— Что?
— Сегодня начали исчезать люди. Я спросила, где Маслюкова, и мне ответили, что она на месте. Но на месте ее не было. Однако я скрыла это. Это просто свойство моего сознания — мне так объяснили. Будто бы. Я говорю: «Посмотри, пожалуйста, еще раз…» «Да, она сидит на своей койке и вяжет». Но ее там не было! Скажи, меня специально пытаются обмануть или я своим взглядом могу делать так, чтобы люди исчезали?
Я пожимаю плечами. Тихая женщина, которая все читает Карамзина, строго поглядывает на нас.
Женщина очень хочет, чтобы ее саму быстрее выписали. Каждое утро тщательно наводит макияж, словно перед первым свиданием. Она живет здесь вот уже третий месяц, и вполне уверена, что этот камуфляж под здоровую женщину поможет ей выписаться.
— Настя, иди в свою палату, сейчас санитаров позову.
Настя убегает.
— А ты не общайся с ней. Не то скоро у тебя тоже люди исчезать начнут.
XII
Я смотрю на автомобили как на черепа, движущиеся по дорогам. Обычно это черепа полевок и мышей, иногда слепышей — их можно узнать по скошенной затылочной поверхности. Из глазницы высовывается чья-то рука с сигаретой. Очень редко встречается череп большой ночницы или бурозубки — длинный лимузин.
Водитель подхватил мой рюкзак, я подпрыгнула и поместилась рядом с ним, безумно счастливая, Ольховский тоже запрыгнул и захлопнул дверь.
Чувствовалась мощь отъезда. Ехать на высоте — это совсем не то, что тряская езда в черепе полевки. Перед тобой только застекленная панорама, и ты разрезаешь ее собственной грудью, летишь высоко над трассой, как хищник, уже высмотревший зайца и теперь летящий над ним легко, с целью продлить ощущение, когда знаешь, что он никуда уже от тебя не денется — именно эта часть полета является высшей точкой наслаждения хищника.
Поля, холмы, деревья, обступившие озера, леса, небольшие и бесконечные. Одна деревня, другая, знак, перечеркнут, следующий — наконец ощущаешь простор Земли, чувствуешь себя человеком, движущимся по планете.
Солнце недвижно.