Для захвата Норвегии предназначалось всего 5 дивизий. Вдесятеро меньше, чем было в норвежской армии. Но немцы нахрапом заняли 5 главных портов, в государстве пошла неразбериха. На помощь подоспели англичане и имели возможность не только выручить норвежцев, а даже и завершить войну. Разбили немецкие части в Нарвике, прогнали в горы — а через Нарвик шли поставки в Германию шведской руды, без которой встала бы военная промышленность. Однако в этот момент началось сражение во Франции. Англичане запаниковали и предали очередного союзника. Спешно эвакуировали свои контингенты на главный фронт. А норвежские войска, деморализованные бегством англичан, пали духом и сдались.

На французском фронте численного преимущества у немцев не было: каждая сторона сосредоточила здесь по 135–136 дивизий. А превосходство в технике было у англичан и французов: 3163 танка против 2445 германских, самолетов в 1,5 раза больше. Но наступление, несмотря на все предупреждения, стало для союзников неожиданным. Информацию от заговорщиков из абвера, что через Бельгию и Голландию будет нанесен отвлекающий удар, а основной — в Арденнах, англо-французское командование также почему-то не учло. Двинуло свои главные силы в Бельгию. То есть, в ловушку. 14 марта фронт был прорван, и 40 дивизий оказались прижаты к морю.

Это вовсе не означало непременную катастрофу. Окруженные обладали двойным превосходством над окружающими! Можно было контратаковать и отрезать прорвавшиеся германские соединения. Но никто и не подумал о такой возможности. Англичане и французы покатились к портам, позволяя безответно громить себя. От полного уничтожения их спасло лишь “чудо”. 24 мая Гитлер вдруг остановил свои танки на подступах к Дюнкерку, что позволило погрузить часть войск на корабли. Англичане сумели эвакуировать 340 тыс. своих и французских солдат, бросив на произвол судьбы еще 40 тыс. французов и всю технику. Разгром дополнился политическими кризисами. В Британии на посту премьера Чемберлена сменил Черчилль. 14 мая капитулировала Голландия, 27 мая — Бельгия.

А немцы, покончив с Дюнкерком, повернули на юг и 14 июня вступили в Париж. Оккупирован был только север страны, десятая часть ее территории. У французов еще оставались боеспособные армии, мощный флот. Были и африканские, азиатские, американские колонии. Но о дальнейшем сопротивлении никто уже не помышлял. Дух пацифизма сделал свое дело. Солдаты толпами бежали подальше от фронта. На юг катились и массы беженцев, среди которых тоже хватало мужчин призывного возраста.

А правительство Рейно, удрав из столицы, тут же ушло в отставку. И глава нового кабинета маршал Петэн поспешил капитулировать. Всю Францию немцам даже и оккупировать было трудновато. Но они разделили страну на две зоны. В северной установили свою администрацию, а южную, “свободную”, оставили под управлением правительства Петэна-Лаваля. И ничего, оно вело себя вполне послушно. Само, руками своих полицейских и спецслужб, начало вылавливать и казнить патриотов, помогать немцам грабить Францию, отправлять своих граждан на работы в Германию, высылать в лагеря евреев.

Что ж, если исследовать “странности” этой войны, то каждая из них сама по себе имеет логические объяснения — не буду их повторять, они широко известны в исторической литературе [203]. Но если брать все “странности” вместе, то объяснить их, пожалуй, сложно. Не слишком ли много случайностей, ошибок, накладок? Причем получалось, что все они как-то слишком уж четко согласуются между собой и ведут к одному конечному результату?… Такая картина невольно наводит на размышления — не без влияния ли “сил неведомых” в правительствах и военных кругах Западная Европа была так быстро и эффектно раздавлена? А “чудо” с остановкой немцев у Дюнкерка оказалось очень уж нужным, чтобы Англия все же уцелела. Чтобы стала плацдармом, через который Америка сможет потом вмешаться в войну…

Кстати, после катастрофы у Дюнкерка США провернули неплохой “гешефт”. Англичане там бросили все свое тяжелой вооружение, и начальник штаба американской армии Дж. Маршалл — даром что генерал, но ведь родственник бизнесменов и политиков Маршаллов — тут же сбагрил Британии по очень хорошей цене все “излишки” оружия и техники со складов вооруженных сил США (можно предположить, что их к началу войны позаботились подкопить, эти “излишки”).

Успеху операций Гитлера на Западе немало способствовал и его альянс с Москвой. Благодаря этому альянсу Германия получала в огромных количествах столь необходимое ей продовольствие, горючее, стратегической сырье. Хотя обвинять в военных поставках Россию было бы, мягко говоря, односторонне. Они широким потоком шли и из США. При этом американцы вежливо разводили руками перед “дружественной” Англией — объясняли, что при господстве британцев на морях немцы все равно не смогут получать заметное количество заокеанских грузов. А эти грузы завозились в нейтральный Владовосток и следовали в Германию по советским железным дорогам.

Благодаря нейтралитету Москвы Гитлер получил возможность сосредоточить для наступления на Францию все силы — в Польше осталось всего 5 дивизий. Однако советский нейтралитет и поставки были вовсе не бескорыстными. Германия поставляла взамен новейшие образцы самолетов, станки, морские орудия и другую технику. Оказывала заметную поддержку на внешнеполитической арене. И советское правительство добилось в этот период ряда важных успехов.

В 1939 г. была наголову разгромлена японская армейская группировка на Халхин-Голе. Сокрушительное поражение, а вдобавок еще и альянс СССР с Германией, заставили Токио призадуматься. Больше попыток лезть на север японцы не повторяли, и в апреле 1941 г. заключили с Советским Союзом пакт о нейтралитете.

Кроме того, Россия потребовала у Финляндии уступить ряд районов, чтобы отодвинуть границу от Ленинграда. Взамен предлагались вдвое большие территории в Карелии. Но финны ответили отказом, развернули бурную антисоветскую кампанию, и после ряда пограничных инцидентов началась война. Она была тяжелой, за 3 месяца Красная армия потеряла 50 тыс. убитых и 150 тыс. раненых — у финнов погибло 23 тыс. Правда, это соответствует обычному соотношению потерь наступательного боя (и неизвестно, как выглядела бы немецкая армия, если бы ей, еще не обстрелянной, пришлось штурмовать Судеты). Но мировая пресса полняла шум о полной “бездарности” советских военачальников и слабости вооруженных сил.

В это время на Западе шла “странная война” — но правительства и “общественность” Англии и Франции как будто вообще забыли о ней! Собственные боевые действия и угроза во стороны немцев отошли на второй план, а вместо этого Лондон и Париж с гневом обрушились на русских! СССР за “агрессию” исключили из Лиги Наций. В Шотландии был сформирован экспедиционный корпус в 57 тыс. человек для отправки на к финнам. Западные державы подталкивали Хельсинки официально запросить у них помощь. Однако Маннергейм оказался умнее. Он на примере Чехословакии и Польши видел, как англичане и французы “помогают” союзникам и усомнился, чтобы они очень уж рьяно заступились за Финляндию. И 8 марта, как только русские прорвали укрепления на Карельском перешейке, запросил о мире.

Кстати, в литературе распространены утверждения об агрессивности Сталина, о его планах мировой экспансии. Факты позволяют в этом усомниться. Как уже отмечалось, в 1929 г., после победы на КВЖД, он не воспользовался возможностью вторжения в Китай, удовлетворился восстановлением прежнего положения. В 1939 г. после победы на Халхин-Голе пути вглубь Китая снова оказались открытыми. Но Сталин отдал приказ границу Монголии не переходить. А после прорыва линии Маннергейма Финляндия осталась такой же беззащитной, как Чехословакия, потерявшая судетские укрепления, советские войска легко могли оккупировать ее. Нет, Сталин согласился на мир на очень мягких условиях. Финляндия лишь уступила Советскому Союзу полуострова Рыбачий и Средний на Севере, часть Карельского перешейка и отдавала в аренду базу Ханко.

Одновременно реализовывались и советско-германские соглашения о разделе сфер влияния. Москва потребовала от Эстонии, Латвии и Литвы заключения договоров о взаимопомощи, размещения военных баз на их территориях. Прибалтам пришлось это выполнить — но, конечно, без всякого энтузиазма. Возникали претензии, которые советская сторона до поры до времени копила. А в июне, в разгар немецкого наступления во Франции, Москва обвинила балтийские республики в нарушении договоров. Настояла на создании в них коалиционных правительств с участием коммунистов. Эти правительства провели перевыборы парламентов — которые проголосовали за вступление в СССР.

Для Германии судьба трех республик с самого начала не была секретом, еще в сентябре 1939 г. об этом докладывали Шуленбург и Риббентроп [203]. Но немцы свои обязательства выполнили четко. Когда послы Эстонии, Латкии и Литвы в Берлине попытались жаловаться на русских германскому правительству, Риббентроп отказался их принять. В это же время Советский Союз направил ультиматум Румынии — вернуть отнятую во время гражданской войны Бессарабию и отдать Северную Буковину, где значительную часть населения составляли украинцы. Румыны тоже пытались обратиться за защитой к немцам, но в Берлине их не поддержали. Бухаресту осталось только уступить.

В целом можно отметить, что Сталин, пользуясь ситуацией, хотел восстановить прежние границы Российской империи. Причем не полностью. Он счел нецелесообразным принять восточные области Польши — хотя такой вариант немцами предлагался. Не позарился и на Финляндию. Пришел к выводу, что польский и финский национализм и его связи с западными державами доставят СССР больше проблем, чем выгод. И в случившемся международном раскладе Сталин имел все основания полагать, что он сделал правильный выбор. Наша страна без серьезных усилий и потерь (за исключением финской войны) присоединила обширные западные и юго-западные территории, ее население за год увеличилось на 23 млн человек [27]. Германия, в отличие от Англии и Франции, относилась к Советскому Союзу как к равному партнеру. А крушение западной коалиции выводило Россию в число ведущих мировых держав — впервые с 1917 г.