А 1936 г., когда вскрылась целенаправленная антироссийская деятельность троцкистов, генеральный секретарь решил выправить и то, что они натворили. Реабилитация казаков проявилась не только в армии. На Дону, Кубани, Тереке вновь стали носить казачью одежду, в рамках колхозов восстановились некоторые черты станичного и хуторского самоуправления. Это дало прекрасные результаты. Ведь как раз для казаков сами по себе колхозы не были “злом”, у них традиционно существовало не частное, а общественное землепользование. Стоило прекратить давление и дискриминацию, как казачьи колхозы расцвели, стали самыми хозяйственными и богатыми в Советском Союзе. Строили свои школы, больницы, электростанции, даже станичные театры! И это процветание было достигнуто в 1937 — 38 гг, в самый разгар репрессий!

Пересматривались и другие “революционные” установки. Пропаганда разрушительных идей об “отмирании” семьи вела к разврату. К середине 1930-х в Москве число абортов дошло до 3 на 1 рождение ребенка, число разводов до 48 на 100 регистраций браков [27]. Но в 1936 г. была развернута кампания борьбы с “левацкой фразеологией”. И под этим флагом партийный идеолог В.Вольфсон выдвинул тезис, что при социализме семья не только не отмирает, а наоборот, укрепляется. Конечно, подобное утверждение, отвергающее постулат самого Энгельса, второразрядный Вольфсон не мог сделать по собственной инициативе. Он сразу же получил поддержку в высшем партийном руководстве. И отныне семья признавалась не временным “пережитком”, а ячейкой социалистического общества. Постановлением правительства от 27 июня 1936 г. под страхом уголовной ответственности запрещались аборты и их пропаганда, увеличивались государственные пособия матерям, усложнялась процедура развода (для этого требовалось присутствие обоих супругов, делались отметки в паспортах, вводился строгий контроль за выплатой алиментов).

А в ноябре 1936 г. была принята новая Конституция, отвергшая постулат Маркса и Энгельса об отмирании государства. Напротив, требовалось его укрепление. Эта же Конституция утвердила равноправие для всех граждан СССР. Таким образом наряду с казачеством произошла и реабилитация выходцев из семей дворанства, купечества, духовенства. Категория “лишенцев” перестала существовать.

И, как это ни парадоксально, но даже такой убежденный антисоветист, как Н. Верт, вынужден был признать, что “массовые репрессии — настоящая охота на “врагов народа”, … осуществлялись параллельно с утверждением социалистической законности” [27]. Да, было и это. Потому что простые граждане гораздо больше страдали не от указаний центральной власти, а от самоуправства и самодурства местных начальников. Теперь их всевластие кончилось. Они потеряли “иммунитет”, попадали под наказания независимо от ранга, а кары оказывались суровыми. Украсть, взять “на лапу”, барствовать за счет подчиненных оборачивалось себе дороже. И когда исследователи принялись анализировать, когда большинство граждан СССР достигло максимального благополучия, получилось — в 1937 г.!

Переосмыслению Сталиным его взглядов и оценок, конечно, должны были способствовать и информация из архива Троцкого, откровения Радека, Сокольникова, Раковского, вскрывшие международный заговор против России. И Иосиф Виссарионович сделал выводы. Свернул советские участие в испанской войне в Испании. Крепко был прочищен Коминтерн, куда со времен Троцкого понабрались деятели весьма сомнительного свойства, под репрессии попали многочисленные “интернационалисты”, отиравшиеся в СССР — германские, польские, испанские, болгарские и пр. В апреле 1941 г. Иосиф Виссарионович высказал предложение вообще распустить Коминтерн (но исполнение этого плана отсрочилось из-за войны, Коминтерн еще понадобился для развертывания антифашистской работы за рубежом).

Пошли под расстрелы те, кто разворовывал Россию, как Вениамин Свердлов. И те, кто разрушал русскую культуру — Леопольд и Ида Авербахи, русофоб Мейерхольд, очень любивший вращаться среди палачей Бабель. Хотя подобные меры вовсе не означали какого-либо “зоологического антисемитизма”. В руководстве партии сохраняли высокое положение Каганович, Мехлис. В сфере литературы и искусства продолжали трудиться такие таланты как Эренбург, Эйзенштейн, Утесов, выдвигались молодые дарования вроде Полевого (Кампова). Но они развивали свое творчество не не в деструктивном, а в общем патриотическом направлении. И советская культура создавалась на фундаменте русской культуры.

А вот деятельность по проекту “Хазарии” была прекращена. В данном отношении начали предпринимяться шаги еще в 1934 г. Было объявлено, что следующий, 1935 г. — последний срок для переселения желающих в Крым. Прежний план Ларина истек, новые не составлялись. Но, несмотря на это, переселенческая работа все еще продолжалась, без шума, исподволь. И только в 1938 г. это решительно завершили, постановлением Политбюро от 4 мая деятельность организации “Джойнт” в России была запрещена (всего в Крыму на 1941 г. оказалось до 70 тыс. евреев, но из них в 86 еврейских колхозах проживало лишь 17 тыс.)

О том, насколько непростыми путями изменялось мировоззрение Сталина, говорит и история взаимоотношений Советского государства с Церковью. В начале 1930-х генеральный секретарь клеймил “попов”, в 1931 г., как известно, был взорван храм Христа-Спасителя. В 1933 г. гонения на Православие продолжались, но за подписью генерального секретаря было издано указание, запретившее уничтожение храмов и монастырей, по крайней мере тех из них,

которые признавались архитектурными и историческими памятниками (к этому времени 500 таких объектов были намечены к сносу только в Москве). Советским органам, милиции, ОГПУ предписывалось принять меры по их охране. Но попытки разрушения были и позже, и в 1935 г., Сталин вмешался, не позволив сносить храм Василия Блаженного.

Однако лишь через несколько лет, 11 ноября 1939 г. Политбюро приняло строго секретное постановление № 1697 /13 “Вопросы религии”. Указывалось:

Признать нецелесообразно впредь практику органов НКВД СССР в части арестов служителей русской православной церкви, преследования верующих.

Указание тов. Ульянова (Ленина) от 1 мая 1919 г. № 13666-2 “О борьбе с попами и религией”, адресованное пред. ВЧК Дзержинскому и все соответствующие инструкции ВЧК — ОГПУ — НКВД, касающиеся преследования служителей русской православной церкви и православноверующих — отменить.

НКВД СССР произвести ревизию осужденных и арестованных граждан по делам, связанным с богослужительной деятельностью. Освободить из-под стражи и заменить наказание на не связанное с лишением свободы осужденным по указанным мотивам, если деятельность этих граждан не нанесла вреда советской власти.

Вопрос о судьбе верующих, находящихся под стражей и в тюрьмах, принадлежащих иным конфессиям, ЦК вынесет решение дополнительно” [56, 161].

Уже 22 декабря 1939 г. Берия подал на имя Сталина справку № 1227 “Б”:

“Во исполнение решения ПБ ЦК ВКП(б) от 11 ноября 1939 г. за № 1697 /13 из лагерей ГУЛАГ НКВД СССР освобождено 12.860 человек, осужденных по приговорам судов в разное время. Из-под стражи освобождено 11.223 человека. Уголовные дела в их отношении прекращены. Продолжают отбывать наказание более 50.000 человек, деятельность которых принесла существенный вред советской власти. Личные дела этих граждан будут пересматриваться. Предполагается освободить еще около 15.000 человек”[161].

Да, освободили далеко не всех. Ведь многие священнослужители и верующие были осуждены не за богослужебную деятельность как таковую, а по статьям о “контрревелюционной агитации”, “контрреволюционных организациях” и т. п. Многим освобожденным заменили лагеря на ссылку. Но погромное указание Ленина с омерзительным сатанистским номером было отменено. Дальнейшие гонения и истребления по “церковным делам” прекратились. И Церковь стала возрождаться — почти уже уничтоженная. Из 57 тыс. дореволюционных храмов осталось не закрытыми около 100, из 1025 монастырей — ни одного, из 57 духовных семинарий — ни одной… Теперь в Москве снова начала действовать Патриархия во главе с местоблюстителем престола митрополитом Сергием (Страгородским). Разрешение было еще негласным, но уже никто не чинил препятствий, не преследовал, и помещение нашлось, и аппарат сформировался [81, 140]. Так сбылись слова Писания о Церкви: “И врата ада не одолеют ее” (Мф, 16,18).

И вот еще знаменательный факт. Сталин к концу 1930-х гг меняет свой “исторический идеал”! От Петра I обращается к образу Ивана Грозного. Царь-реформатор, перекроивший страну на иноземный манер, становится Сталину не интересен. Впоследствии Иосиф Виссарионович говорил о нем даже с осуждением — поскольку от Петра пошло российское западничество [62, 165]. Куда более важным и значимым генеральный секретарь стал считать другого царя. Искоренившего боярскую измену, феодальную анархию, уничтожившего ересь “жидовствующих”, утвердившего сильную централизованную власть и превратившего Русь в могучую державу на ее собственной, национальной основе. Может быть, как раз из-за этого обе фигуры, Ивана Грозного и Сталина, подверглись такому искажению и поруганию и в зарубежной, и в нашей либеральной истории?