Хотя ее агрессивные намерения не были секретом ни для кого. С 1936 г. Берлин оказывал неприкрытое давление на Австрию. Там формировались местные штурмовики, бесчинствовали, терроризируя страну. Посол США в Вене Мессершмит доносил: “Перспектива захвата власти нацистами не позволяет властям проводить по отношению к ним эффективные полицейские и судебные действия из боязни репрессий со стороны будущего нацистского правительства против тех, кто, пусть даже правомерно, принял бы против них меры”. Но для защиты суверенитета Австрии ни Англия, ни Франция, ни Америка даже пальцем о палец не ударили. 12 февраля 1938 г. Гитлер вызвал к себе “на ковер” австрийского канцлера Шушнига и под угрозой военного вторжения потребовал уступить власть нацистам. Вена колебалась, пробовала уклониться, но поддержки ей не оказал никто. 12 марта германские войска вступили в Австрию. Без боя. Она была присоединена к Германии. Гестапо сразу же арестовало 80 тыс. человек, создав для них новый концлагерь, Маутхаузен [50].
17 марта Советское правительство предложило созвать международную конференцию для рассмотрения “практических мер против развития агрессии и опасности новой мировой бойни”. Но Англия инициативу пресекла. Расценила предложение Москвы как “усиливающее тенденцию к образованию блоков и подрывающее перспективы установления мира в Европе” [94, 115]!
Действия Гитлера, видимо, перспектив установления мира не подрывали. Он уже готовился захватить Чехословакию. Хотя план “Грюн” нападения на эту страну германские генералы сочли катастрофической авантюрой. Впрочем, он и в самом деле был авантюрой. Той мощной армии, которая вскоре начнет громить поляков и французов, у немцев еще не существовало. Танковый корпус был только один, вооруженный слабо бронированными танками Т-I (с пулеметным вооружением) и Т-II (с малокалиберной пушкой). По сути это были броневики, а не танки.
Все вооруженные силы Германии насчитывали 47 дивизий, из них 8 приходилось на всякий случай оставить на французской границе. А у Чехословакии было 45 дивизий. Лучше вооруженных и лучше обученных, чем германские [203]. Если заводы Круппа только наращивали производство вооружения, то огромные чешские заводы “Шкода” функционировали вовсю, поставляя оружие и военную технику в разные страны мира. А в Судетах в течение многих лет чехи создавали мощнейшую полосу укреплений с системами бетонных дотов, казематов, тяжелой артиллерией. Прорвать ее немцы не смогли бы вообще. Как признавались впоследствии германские военные, у них даже и снарядов было накоплено мало, их хватило бы лишь на две недели боев.
Но нет, фюрер настоял на своем. В сентябре 1938 г. подрывные организации, созданные из судетских немцев, начали в Чехословакии вооруженные провокации. А Гитлер обвинил чехов в притеснениях судетских немцев, выразил готовность взять их “под защиту”. Для Советского Союза ситуация была тоже не безразличной, у него существовал договор о взаимопомощи с Чехословакией, вторжение гитлеровцев в эту страну нацеливало их экспансию на Восток. И Сталин отреагировал. Были приведены в боевую готовность несколько округов, выдвинуто к границе 30 дивизий, 3 танковых корпуса, 4 авиационных бригады. При такой поддержке для немцев и подавно не приходилось думать об успехах. Но СССР не имел общей границы с Чехословакией, Красную армию должны были пропустить через свою территорию Польша и Румыния. А, согласно договору о взаимопомощи, Советский Союз мог оказать ее лишь в том случае, если Прага об этом официально попросит, и если в войну вступит Франция. Правда, Москва дала понять президенту Бенешу, что готова обойтись и без французов. И проблему с пропуском войск “как-нибудь” решить. Но только при условии, что сама Чехословакия будет защищаться и призовет русских.
Однако кризис разрешился иначе. Оказалось, что еще с марта в правительственных кругах Англии было решено — когда немцы нацелятся на Чехословакию (а о том, что вскоре нацелятся, хорошо знали), отдать ее. Проводились закулисные встречи и консультации. И возник так называемый “план Z” — вмешаться с посредничеством в самый последний момент. Чтобы щедрыми уступками “ошеломить Гитлера”, погасить готовую вспыхнуть войну и очутиться в роли “миротворцев” [10]. Такой “последний момент” настал 22 сентября, к фюреру примчался британский премьер Чемберлен. И 29 сентября в Мюнхене открылась конференция, где Чемберлен и французский президент Даладье с Гитлером и Муссолини решили судьбу Чехословакии даже без участия ее представителей. Просто поставили чехов перед фактом, что их страну расчленяют и Судетскую область отдают немцам. А от Праги при этом потребовали разорвать договор о взаимопомощи с СССР.
Конечно, чехи вполне могли обороняться и сами. Но они даже не попытались делать этого. Повели себя, как незаслуженно обиженные, но послушные детишки. Раз “старшие дяди”, Англия и Франция, сказали — значит все, тут уж ничего не попишешь. Договор с Москвой дисциплинированно расторгли, мобилизацию отменили, войска получили приказ сниматься с позиций и оставить западные районы. Кстати, когда демократические авторы клеймят пакт Молотова-Риббентропа, без которого не смогла бы начаться Вторая мировая, то стоит вспомнить, что она не смогла бы начаться и без Мюнхена. И что Мюнхен был гораздо раньше, чем пакт Молотова-Риббентропа. Причем в этом случае Советский Союз был ни при чем, его на обсуждение судеб Чехословакии не пригласили. Зато будущая жертва нацистов, Польша, охотно поучаствовала в разделе соседнего государства. Ей отстегнули Тешинскую область с богатыми угольными копями и четвертьмиллионным населением, и она не отказалась, взяла.
В ноябре 1938 г. случилось еще одно неординарное событие, “Хрустальная ночь”. Началось с провокации. В Париже юный еврей Гриншпан, кем-то настроенный “отомстить” за гитлеровскую политику антисемитизма, убил сотрудника немецкого посольства. Уж кто спровоцировал Гриншпана выступить “мстителем”, история умалчивает. Но для нацистов инцидент пришелся очень кстати. Он стал прекрасным поводом перейти от юридических и административных притеснений евреев к лишению их гражданских прав, а потом и уничтожению. Старт этой политике по инициативе Геринга, Геббельса и Гейдриха дала кампания погромов еврейских магазинов по всей Германии — из-за стекла разбитых витрин ночь и назвали “хрустальной”.
Несколько десятков человек было убито, несколько тысяч покалечено и арестовано. Ущерб был нанесен колоссальный. И вот ведь что интересно, значительная часть погромленной собственности оказалась застрахованной в иностранных компаниях: британских, американских. Данные компании выплатили потерпевшим огромные страховки. И эти деньги были нацистами конфискованы вместе с прочей еврейской собственностью. Конфискованы и пущены на нужды дальнейшего вооружения [139]. Получилось так, что деньги через страховые компании фактически перекачали в германскую казну. Находились и другие скрытые пути финансирования. Например, иностранцы просто клали деньги в германский рейхсбанк. И их тоже пускали на военные нужды. Шахт при этом похвалялся перед Гитлером: “Таким образом вооружение частично финансируется за счет наших политических противников”. Но неужто “политические противники” были такими наивными, чтобы не понимать этого? Скорее, представлялись наивными.
Еще одним механизмом перекачки финансов стала система “МЕФО”. Счета фирм, изготовлявших вооружение, акцептовались компанией с ограниченной ответственностью “Металлургише Форшунггезельшафт”, которая не располагала никакими капиталами, была по сути фиктивной организацией. Счета она оплачивала только долгосрочными МЕФО-векселями, но фальшивки принимались к оплате, так как гарантировались государством в лице Рейхсбанка. Система действовала до апреля 1938 г., выдав МЕФО-векселей на 12 млрд марок. Если бы частные банки, в том числе иностранные, предъявили их к оплате, Рейхсбанк обанкротился бы. Но ведь не предъявили! Никто. Делали вид, будто верят в солидность “ценных бумаг”.
Шахт поддерживал закадычнейшие связи с американским послом Доддом, высказывал даже мечты при случае перебраться с США и стать американским банкиром. Заявлял: “Я был бы в восторге часто видеться с президентом Рузвельтом”. И Додд Шахта высоко ценил, называл “самым способным финансистом Европы”, писал: “В Германии, да пожалуй и во всей Европе вряд ли найдется такой умный человек, как этот экономический диктатор”. Хотя о дальнейших планах нацистов догадаться было не так уж сложно. Когда Германию посетил специальный представитель Рузвельта С.Фуллер, в беседе с Шахтом он закинул вопрос: “Вы не можете продолжать до бесконечности делать оружие, если оно не будет находить применение”. Финансист ответил кратко, но определенно: “Совершенно верно”.
А 21 декабря 1938 г., уже после Мюнхена и “Хрустальной ночи” Шахт снова встретился с послом Доддом и высказался еще более определенно: “Если Соединенные Штаты… предоставят Германии свободу рук в Европе, всеобщий мир будет обеспечен”. И Додд после этой беседы записал в дневнике: “Большинство высокопоставленных немцев жаждет аннексий мирным путем или же посредством войны, но при условии, что Соединенные Штаты будут стоять в стороне” [139]. Еврейские погромы вовсе не нарушили и взаимоотношений Германии с Англией, Францией, никаких демаршей Лондона и Парижа по данному поводу не последовало. Мало того, 6 декабря 1938 г. Риббентроп и Боннэ подписали французско-германский пакт о ненападении. Для Советского правительства это стало еще одной иллюстрацией “надежности” и “искренности” западных союзников. Тут уж дело явно попахивало сговором иностранных держав. Направленным против СССР.
О том же свидетельствовали и дальнейшие события. Чемберлен и Даладье в Мюнхене пообещали Чехословакии, что урезанное государство будет принято под международную гарантию. Но 15 марта без всякого предупреждения на чешскую территорию вступили германские войска. Страна была оккупирована мгновенно. Чехию немцы объявили “протекторатом Богемии и Моравии”, в Словакии образовали марионеточное государство. И никто ни о каких гарантиях не вспомнил! Одновременно нацисты заняли и присоединили к рейху Мемель (Клайпеду), получивший по Версальскому договору статус вольного города. И опять никто не счел нужным заикнуться о каких-то там договорах.
Все это походило на безумный “закат Европы”. Лидеры ведущих держав тупо позволяли агрессору захватывать одно государство за другим, грабить их, усиливаться за их счет. А народы западных стран, зараженные пацифизмом, праздновали и ликовали! Радовались, что их политики в последний момент “спасли мир”. Спасли мир не вообще, а только для них самих. Кто-то другой попадал под власть чужеземцев, кого-то унижали, арестовывали, казнили, на кого-то другого нацеливались германские войска, зато те, для кого “спасли мир”, могли в свое удовольствие спокойно жить, вкусно кушать, пить, совокупляться, ходить в театры, читать газеты, рассуждать о политике, чувствовать себя безопасно и уютно. И разве есть разница, какой ценой?
А малые государства — Румыния, Венгрия, Болгария, видя, как Англия и Франция предают своих подопечных, начали переориентироваться на Германию. И их народы тоже радовались, что приобрели такую сильную союзницу, которая обеспечит им безопасность. И не только безопасность, но и победы, славу, территориальные приобретения. Как вспоминал венгерский писатель Й. Дарваш, “чуть ли не всех охватила лихорадка расширения границ, у торжествующей страны в хмельном угаре кружились головы — и если бы кто-нибудь осмелился в тот момент испортить праздник, поставив вопрос о том, чем же придется за все это платить, он наверняка был бы смят и растерзан”.
В общем европейцы ликовали в бездумной эйфории, политики играли в свои игры, а закулисные силы — в свои. После захватов и Австрии, и Чехословакии в их столицах сразу же появлялся Ялмар Шахт, накладывая лапу на ценности банков. Однако когда на Нюрнбергском процессе ему попытаются вменить в вину действия в Праге, он искренне удивится: “Простите, пожалуйста, Гитлер же не взял эту страну силой. Союзники просто подарили ему эту страну” [139]. На заседаниях международного трибунала Шахт вообще будет держаться уверенно, напоминая судьям о поведении их собственных держав: “Когда к власти пришел Гитлер, все изменилось. Возьмите всю Австрию, ремилитаризуйте Рейнскую область, возьмите Судеты, возьмите полностью Чехословакию — мы не скажем ни слова… Почему они не оказали Веймарской республике хотя бы одну десятую такой поддержки?”
Тут Шахт, конечно, играл в простачка. Уж кто-кто, а он прекрасно знал, почему западные правительства подыгрывали фюреру. Силы “мировой закулисы” и масонские структуры в этом деле поработали крепко. Среди тех, кто был замешан в мюнхенских махинациях, всплыл и Брюс Локкарт — тот самый, который в 1918 г. через Троцкого проводил политику “закулисы” в России. Теперь же он утешал своего чешского друга масона Масарика — дескать, “Чехословакия сдается Гитлеру лишь временно, скоро мы ее вернем” [158].
И в обстановке когда на внешнеполитической арене нацисты захватывали соседние государства, а внутри страны перешли к открытым гонениям на евреев, тузы, принадлежащие к высшим теневым кругам, в общем-то не пострадали. Проследить это нетрудно хотя бы на судьбах клана Варбургов. Впрочем, можно было бы взять и другие кланы, Варбурги отнюдь не были исключением, таких “семеек” в Германии была далеко не одна. Но с этой семьей читатель уже успел “познакомиться”, вот и давайте еще раз взглянем на нее.
Уж конечно же, Варбурги, как и прочие крупные банкиры, успели заблаговременно позаботиться о переводе основных капиталов за границу. Долго ли умеючи, если в США родственники, в Голландии, Англии, Швеции, Дании тоже родственники. Да и в Швейцарии закон о тайне вкладов был принят, наверное, не зря. Кстати, ведь и в Швейцарии действовала ветвь Варбургов, двоюродные братья Макса… Да и нацистские власти к подобным деятелям и их родственникам относились с почтением. Каких-то евреев могли убивать в ходе погромов, арестовывать. Но, допустим, президент Всемирной сионистской организации Отто Варбург спокойно жил в Германии и никто его не трогал. Умер от болезни в 1938 г. А лауреат Нобелевской премии ученый Отто Генрих Варбург был “аризирован” и оставался на родине все время гитлеровского правления, возглавлял Берлинский институт биохимии им. кайзера Вильгельма.
Другие все же предпочли уехать. Например, Макс Варбург за “заслуги перед Рейхом” также был “аризирован”. Но в 1938 г., как утверждают его биографы, “бежал” в США. Хотя зачем ему понадобилось бы “бежать”? Выехал со всеми удобствами к братьям. Он уже был в преклонных летах, от дел отошел и скончался “от естественных причин” в 1946 г. После его отъезда банк “M.M. Warburg” нацисты конфисковали и переименовали в “Brinckmann Wirtz”, хотя сомнительно, чтобы они нашли в хранилищах банка сколь-нибудь значительные ценности. Разве что кипы МЕФО-векселей.