Книги

Антисоветчина, или Оборотни в Кремле

22
18
20
22
24
26
28
30

Главной питательной средой для них стало международное коммунистическое движение. Оно ведь и создавалось под эгидой Троцкого, Радека, Бухарина, и в нем хватало соответствующих кадров. Переманивались те, кто был недоволен изменениями в политике Коминтерна — теперь Москва финансировала иностранных коммунистов не так щедро, как раньше. А за это требовала безоговорочного выполнения своих указаний. К троцкистам примыкали и те коммунисты, анархисты, социалисты, кто грезил “мировой революцией”. И в зарубежных компартиях пошел раскол.

В 1933 г. Троцкий покидает Турцию. Почему? Очевидно, из-за перемены обстановки в Европе. Отныне требовалось быть поближе к центрам мировой политики, и Лев Давидович поселяется во Франции. Устраивается опять со всеми удобствами, на вилле в Барбизоне. Но проживать приходится инкогнито, изменив внешность. Потому что советские спецслужбы начали уделять ему очень пристальное внимание. Да и белые эмигранты были вовсе не прочь свести с ним счеты. Но надолго обосноваться во Франции Троцкому не удалось. Париж как раз в это время взял курс на сближение с СССР, чему присутствие Льва Давидовича никак не способствовало. Скандальных политических убийств на своей территории французы тоже не хотели. И Троцкого “попросили”, в 1935 г. ему пришлось переехать в Норвегию.

Но его сторонники успешно действовали и без своего лидера. Вели работу по созданию IV (так называемого “марксистского”) интернационала. А заодно установили плодотворные контакты с германским абвером. Это в общем-то было вполне естественно. Гитлер в своих планах отводил важную роль использованию “пятых колонн”. Как свидетельствует Раушнинг, “он и его генералы опирались на опыт взаимоотношений Людендорфа с Россией. Они изучали опыт германского генерального штаба, накопленный при засылке Ленина и Троцкого в Россию, и на основе этого выработали собственную систему и доктрину — стратегию экспансии” [146]. Предполагалось, что “в любой стране существуют силы, недовольные своим правительством”, и надо их раскачать, активизировать. А в нужный момент они нанесут удар изнутри, подрывая способность к сопротивлению.

Ну а Троцкий еще в октябре 1933 г. заявил об отказе от мирного пути политической борьбы со Сталиным. В документах IV интернационала указывалось: “Для устранения правящей клики не осталось никаких конституционных путей. Заставить бюрократов передать власть в руки пролетарского авангарда можно только силой”. “Толчок к революционному движению советских рабочих дадут, вероятно, внешние события”. Обратите внимание на время отказа от “мирного пути”. Октябрь 1933 г. С одной стороны, Советскому Союзу удалось преодолеть кризисы и выползти из катастроф первой пятилетки. С другой — теперь у власти в Германии был Гитлер. И понятно, какие “внешние события” могли дать толчок “революционному движению”.

Зарубежные троцкисты имели связи с советской оппозицией. И в последующих судебных делах зафиксирован разговор Радека и Бухарина в 1934 г. Радек сообщал, что устанавливаются сонтакты с Гитлером, и главная надежда совершить переворот возлагается “на поражение СССР в войне с Германией и Японией”. Предполагается “Германии отдать Украину, а Японии — Дальний Восток”, а “виновников поражения”, т. е. сталинское правительство, можно будет предать суду, вот и осуществится перехват власти. Как видим, нацисты и троцкисты предсталвляли друг для друга взаимный интерес.

Кстати, “дружба” с абвером облегчалась еще и тем, что адмирал Канарис наверняка… хорошо знал Троцкого. Потому что в Первую мировую войну он позглавлял германскую военную разведку в США. Нельзя даже исключать, что они когда-нибудь виделись лично. Допустим, у Людвига Лоре, секретаря Немецкой федерации социалистической партии Америки — и резидента германской разведки в Нью-Йорке. Лев Давидович нередко бывал у него. Правда, Лоре работал и на Германию, и на резидентуру Вайсмана. Но ведь и Канарис еще в те годы, в Америке, установил плодотворные контакты с англичанами! Впрочем, никаких свидетельств, что эти два деятеля встречались нет, а домысливать мы не будем. Но в любом случае германские спецслужбы в США отслеживали видных русских революционеров, и Канарис должен был многое знать про Троцкого.

Ну а в 1930-х структуры IV интернационала сыграли важную роль и в германских международных интригах, и в интригах “мировой закулисы”. Крупнейшей провокацией, которую удалось осуществить с помощью троцкистов, стало втягивание Советского Союза в совершенно ненужную ему войну в Испании. Когда там произошел мятеж Франко, Сталин сперва отнесся к испанским делам довольно осторожно. СССР наряду с Англией и Францией занял позицию невмешательства. Но франкистам принялись вовсю помогать Германия и Италия. А для войны на стороне республиканцев хлынули десятки тысяч интернационалистов из разных стран. Активнейшее участие в этом приняли троцкисты. Они вербовали и направляли в Испанию отряды своих сторонников, провозглашали события на Пиренеях началом “мировой революции”, фактически взяли под контроль Каталонию, где верховодила Всемирная объединенная рабочая партия (ВОРП) — испанская секция IV интернационала [27].

А западная “левая” пресса, социалистическая, коммунистическая, демократическая, дружно подняла ажиотаж вокруг Испании, объявляя ее “передовым бастионом” борьбы с фашизмом. Вот и получалось, что эту самую борьбу на “передовом бастионе” ведут троцкисты, а Советский Союз ее “предает”. Возникла опасность, что международное коммунистическое движение выйдет из-под контроля Москвы, переметнется на сторону IV интернационала. И Сталина этими аргументами склонили взять республиканцев под покровительство.

В Испанию было направлено свыше 3 тыс. военных специалистов, транспорты повезли советские танки и самолеты. Правда, на этот раз помощь вовсе не была “благотворительной”. Сейчас Иосиф Виссарионович вел себя как рачительный хозяин, СССР получал за свою технику оплату золотом, и по очень неплохим ценам [27]. Генерального секретаря озаботило и то обстоятельство, чтобы советское вмешательство не выглядело “экспортом революции”. В декабре 1936 г., когда начала оказываться помощь, Сталин, Молотов и Ворошилов направили премьер-министру Испании Л. Кабалерро письмо с требованием “предпринять все меры, чтобы враги Испании не смогли изобразить ее коммунистической республикой” [161].

Но на Пиренейском полуострове заварилась каша чрезвычайно крутая и сложная. Троцкисты изображали только себя “настоящими” революционерами, блокировались с анархистами, анархо-синдикалистами и прочими ультра-левыми. Как только республиканское правительство получило поддержку Москвы, его объявили “просоветским”. Решения этого правительства и центрального командования саботировались. Отряды подобных “революционеров” и впрямь геройствовали в боях, но результаты их подвигов перечеркивались отсутствием дисциплины. В 1937 г. троцкисты учинили мятеж в Барселоне — генерал П.А. Судоплатов приводит доказательства, что он был спланирован совместно с абвером. Советским военным и испанским правительственным силам пришлось действовать по сути на два фронта. 14 апреля 1937 г. президиум Коминтерна принял заявление, что “политика всех коммунистов должна быть направлена на полное и окончательное поражение троцкизма в Испании как непреложное условие победы над фашизмом”.

На Пиренеи были направлены не только военные, но и представители советских спецслужб. После событий в Барселоне у них были развязаны руки, они смогли разгромить ВОРП и арестовать ее руководителей. Но большинство троцкистских функционеров уцелело, и последовали другие провокации. Испанских ультра-революционеров и примкнувший к ним сброд нетрудно было нацелить на “экспроприации”, т. е. грабежи, расстрелы “буржуев”, на погромы католических храмов, казни священников. Такие акции внесли раскол в ряды республиканцев. От них отшатнулись “умеренные” из буржуазии, интеллигенции, офицерства. Отшатнулось и верующее крестьянство. И в итоге, это обеспечило победу Франко.

Но у испанской войны были и другие итоги. В Советском Союзе она привела к новому всплеску “интернационализма”. Ее популяризировали в печати, пионеры оделись в пилотки-“испанки”. Молодежь декламировала и распевала стихи Светлова (Шенкмана): “Он хату покинул, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать…” Мальчишки мечтали сбежать в Испанию, драться за дело “пролетариев всех стран”. Работяги, колхозники, красноармейцы вполне искренне, по-русски, воспринимали необходимость помогать “братьям по классу”. И народ отравлялся “интернационализмом”.

Во внешней политике “Гренада-Гренада” обошлась еще дороже. Немцы и итальянцы направляли в Испанию куда больше войск и техники, чем Советский Союз. Но Англия и Франция на это закрывали глаза. Зато вмешательством СССР сразу “озаботились”. И, несмотря на усилия Сталина, чтобы советская помощь не выглядела попыткой коммунистической экспансии, мировая пресса подняла шумиху, изобразив вмешательство Москвы именно в таком ключе. В результате сама идея коллективной безопасности разрушалась, вместо угрозы нацизма на первый план выносилась угроза, исходящая от СССР. А Германия и Италия выступали борцами против “советской угрозы”!

Гитлер на этом играл ох как успешно. Например, заключил в 1936 г. Антикоминтерновский пакт с Японией. Секретные приложения к пакту, добытые через Зорге, показывали, что его направленность против СССР была чисто декларативной. На тот момент обе державы не готовы были предпринимать какие-либо действия против нашей страны. Но уж больно хорошее название было — “антикоминтерновский”! И в Испании Гитлер и Муссолини тоже воевали “антикоминтерновски”, причем бескорыстно, по-рыцарски, не требуя за это ничего. На самом же деле никаким бескорыстием, конечно, не пахло. Только выгоды исчислялись не в денежном эквиваленте. Фюрер и дуче получили возможность испытывать свою военную технику, обучать и обкатывать войска, чтобы приобретали боевой опыт — а “обстрелянный” солдат или офицер стоит десятка “необстрелянных”. А что особенно важно, Германия подтверждала ореол защитницы Европы от коммунизма! И уже ни у какой “общественности” не могло возникнуть вопросов, для чего немцы клепают танки и самолеты. Поэтому испанская война сыграла огромную роль в последующих событиях. Без нее был бы невозможен Мюнхен…

32. ОХОТА НА “ОБОРОТНЕЙ”.

На календарях было 1 декабря 1934 г. По длинному сводчатому коридору шагал человек. Шагал властно, по-хозяйски. Разминулся с другим, механически кивнув в приветствии. И тот вдруг остановился. Оглянулся. Увидел, что первый заворачивает за угол, и, ускоряя шаг, двинулся следом, непослушной рукой вытаскивая из кармана револьвер. Бахнул выстрел. На полу Смольного бился в агонии Сергей Миронович Киров, а рядом корчился в истерике его убийца Николаев…

Киров был деятелем того же типа, что и Сталин. Убежденный коммунист, но патриот. Проявил прекрасные организаторские способности, верность генеральному секретарю, и тот продвигал его в качестве “своего” человека. Использовал для замены Зиновьева во главе ленинградской парторганизации. Причем по контрасту с Зиновьевым Сергей Миронович приобрел в Питере значительную популярность. Он и лично нравился Сталину, останавливался у него дома во время приездов в Москву. Иосиф Виссарионович приглашал его с собой париться в бане — единственного из партийных руководителей. Сталин привлекал Кирова для выполнения тех или иных ответственных поручений: организовывать единый Комитет по заготовкам после голодомора, расследовать “перегибы” в Казахстане и др.

По инициативе генерального секретаря Киров был введен во все руководящие органы партии — Политбюро, Оргбюро и Секретариат, выдвигаясь таким образом в фигуры высшего ранга. Планировался его перевод в Москву, а до этого времени ему был подобран помощник, А.Жданов, замещавший Кирова в Москве, пока тот находится в Ленинграде. Сталина убийство потрясло. Уже 1 декабря вышло постановление правительства, вводившее ускоренное следствие и судопроизводство по делам о терроризме, немедленное исполнение смертных приговоров по таким делам.

В действительности подоплека убийства была не совсем политической. У Кирова имелись некоторые “слабости”. Он не пропускал смазливых дамочек, “пасся” среди балерин Большого и Мариинского театров, партийных секретарш. Хотя такое поведение в определенной мере было объяснимо. В свое время Кирова, как и многих других видных большевиков, каким-то образом окрутили с еврейкой, Марией Маркус, которая была намного старше его, а с годами стала проявлять признаки психической ненормальности. Одной из любовниц Сергея Мироновича стала латышка Мильда Драуле, жена Николаева. Неуравновешенного коммуниста-неудачника, чьи заслуги, по его мнению, не оценили. В числе других зиновьевцев он был уволен, остался без работы. А тут еще и жена изменила с главным обидчиком, собиралась подать на развод. Николаева (возможно, не без участия жены) ждало назначение в провинциальную Лугу…

Но когда Сталин, приехавший в Питер, лично взял под контроль расследование, обнаружились подозрительные вещи. Николаева уже дважды задерживали сотрудники НКВД, один раз рядом с квартирой Кирова. Задерживали с револьвером — и отпускали. О том, что на Кирова готовится покушение, доносила осведомительница Волкова — оставили без внимания. В день убийства телохранитель Борисов далеко отстал от Кирова, заговорив на проходной с охранником. А когда его везли на допрос, случилась авария. Борисов погиб, разбив голову, а кроме него, никто не пострадал. Эти факты не получили однозначного объяснения до сих пор. Но Сталин получил все основания не верить в версию личной мести.