Словом, брался курс на то, чтобы окончательно искоренить в народе веру в Бога, а одновременно с этим эмиссары чужеземной “бесовщины” пытались добить российскую историю, культуру, русскую мысль. Доломать все, чтобы на “пустом месте” насаждать и строить нечто совершенно иное…
Но и борьба с реальной “антисоветчиной” сплошь и рядом принимала такие формы, что наносила России вред похлеще любых диверсий! Как-то даже получалось, что мелкие вылазки белогвардейцев и наличие антисоветского подполья становились лишь поводами для действительно масштабного вредительства. Например, когда раскрылись оппозиционные кружки среди военных, ОГПУ провело операцию “Весна” — в конце лета и осенью 1930 г. скопом принялось арестовывать
А Шахтинское дело, процессы Промпартии и меньшевиков дали старт гонениям
И развернули эту самую “культурную революцию”. С одной стороны, она подразумевала слом всей прежней морали и культуры. А с другой — формирование в кратчайшие сроки новой, “красной интеллигенции”. Как раз для того, чтобы ее “сформировать”, молодежь вовлекали в антирелигиозную вакханалию, в озлобленные демонстрации и собрания, требующие смерти “вредителям”, пропагандировали доносительство. А чтобы заменить “буржуазных спецов”, более 140 тыс. рабочих от станка были выдвинуты на руководящие посты, 660 тыс. рабочих переводились в категорию служащих или направлялись на учебу.
Последствия стали ужасающими. В системе образования все пошло наперекосяк. Количество студентов, вузов, курсов, техникумов, рабфаков выросло так резко, что для них не хватало преподавателей. И производились ускоренные выпуски педагогов, вводились ускоренные курсы, недоучки начинали учить других недоучек. С другой стороны, промышленность лишилась хороших, умелых работников. На их места текли неквалифицированные выходцы из деревни, зеленая молодежь. При этом более образованную молодежь, из семей интеллигенции, в вузы не принимали, она шла на заводы, чтобы приобрести статус “пролетариев” — и “пролетариями” становилась никудышними. Ну а вчерашние хорошие рабочие превращались в никуда не годных руководителей и служащих, запутывая и разваливая деятельность своих предприятий и учреждений.
И в очередной раз пришлось вмешиваться лично Сталину. 23 июля 1931 г. он огласил свои “шесть условий” победы социализма. Осудил “спецеедство”, призвал к заботе о специалистах старой школы. Выдвижение руководящих кадров из “низов” было пресечено. 40 тыс. таких горе-начальников в ближайшие же недели были возвращены обратно на производство. Были пересмотрены правила приема в вузы, количество курсов и рабфаков сокращалось. Уволенных представителей интеллигенции стали брать обратно на работу. И в армию начали возвращать бывших офицеров, восстанавливать в прежних должностях.
Но и внутри коммунистической партии продолжалось вредительство. “Левых” и “правых”, вроде бы, разгромили, однако возникали новые группировки оппозиции. В 1930 г. — группа Сырцова — Ломинадзе. В 1932 г. был раскрыт “Союз марксистов-ленинцев” Рютина — в документах “Союза” признавалась правота Троцкого, требовалось “устранение Сталина”. Затем обнаружилась группа Эйсмонта-Смирнова-Рыкова, которую Сталин назвал “пропитанной серией выпивок”, “оппозиционной группой вокруг водки”. Выносили взыскания, исключали, ссылали… Однако опальные посыпали головы пеплом, заявляли о прекращении раскольничьей деятельности, и их прощали. И все повторялось.
Троцкисты, многократно отрекшиеся от своего высланного лидера, создали конспиративные структуры, получали инструкции от Льва Давидовича. И.Смирнов во время загранкомандировки встречался с сыном Троцкого Львом Седовым, обсуждал взаимодействие. А потом пересылал Седову письма через Э.Гольцмана. В 1932 г. эти связи были обнаружены, ОГПУ арестовало 89 троцкистов. Но в 1933 г. после обычных покаяний их начали освобождать и восстанавливать в партии.
В конце 1932 — начале 1933 г. была раскрыта и арестована оппозиционная организация, куда входили выпускники Института красной профессуры и ряд теоретиков из “школы Бухарина”. Но Бухарин опять сумел выйти сухим из воды. Он напрочь открестился от своих сторонников и убеждал Сталина: “Ты оказался прав, когда недавно несколько раз говорил мне, что они “вырвались из рук” и действуют на свой страх и риск…” В общем одни оказывались ни при чем, другие давали обещания, что больше не будут. Хотя в это же время Лев Седов в Париже обмолвился, что он получил сообщение — в СССР троцкисты, зиновьевцы, бухаринцы и рютинцы ведут тайные переговоры об объединении своих сил.
Отнюдь не угомонился и Тухачевский. Как стало известно позже, в 1932 г. он, находясь в за границей, встречался с троцкистом Роммом, довольно откровенно беседовал на политические темы. В частности, Ромм информировал его, что Лев Давидович “надеется на приход к власти Гитлера, а также на то, что Гитлер поддержит его, Троцкого, в борьбе с советской властью” [208]. Историки признают данную информацию недостоверной только из-за того, что она “невероятна” — ну как же, еврей Троцкий рассчитывает на помощь антисемита Гитлера! Но на самом-то деле ничего невероятного в этом не было. Лев Давидович просто надеялся на повторение старого сценария. Если Германию опять стравят с Россией, вот и найдется дело Троцкому, как в прошлую войну. В конце концов, Гитлера вели к власти те же силы, которые в свое время продвигали Троцкого. Те же силы, которые стояли и за Бухариным, Зиновьевым, Ягодой…
28. КТО УЧИНИЛ ГОЛОДОМОР?
Пик советских трудностей и бедствий пришелся на конец 1932 — начало 1933 гг. Индустриализация шла бурно, но с огромными издержками и перекосами. Ударным трудом строились промышленные гиганты, а для их функционирования еще не было инфраструктур, они еще не были обеспечены сырьем, смежными производствами, сбытом продукции. Для других начатых строек из-за перераспределения приоритетов не хватало ресурсов. Работа шла в штурмовом режиме, с нарушением и отбрасыванием норм охраны труда. Неумелые строители из вчерашних крестьян калечились. Скученность людей, отвратительные условия бараков и времянок приводили к высокой заболеваемости и смертности. Особенно много человеческих жизней унесли те объекты, где использовались заключенные — Беломоро-Балтийский канал, Байкальская магистраль и т. д.
Пятилетка стоила и колоссальных материальных затрат. За рубежом покупались технологии, оборудование. На это требовалась валюта. И тут уж Запад “доил” Советский Союз по полной программе. Правда, ситуация была иной, чем в начале 1920-х, теперь Москва приобретала необходимое, дабы вырваться в ряды развитых держав и преодолеть зависимость от иностранцев. Но покупала втридорога. А русские товары — зерно, нефть, лес, золото, зарубежные партнеры получали по чрезвычайно дешевым ценам, зачастую ниже себестоимости. В условиях Великой Депрессии для западных фирм такие связи оказывались спасительными. Ну а Советскому Союзу ради нужной позарез валюты приходилось отдавать за бесценок то, чего не хватало самим. Снова шли на продажу и произведения искуства, антиквариат. Но в советских внешнеторговых представительствах засели те же самые деятели, которые и раньше участвовали в махинациях Троцкого и его компании. И сделки сопровождались новыми махинациями, подписывались контракты на грабительских для нашей страны условиях.
В сельском хозяйстве дело обстояло еще хуже, чем в промышленности. Созданные колхозы бедствовали, разваливались. Получая за труд мизерную оплату, крестьяне воровали, работали спустя рукава. А назначенные сверху председатели доламывали хозяйства, не умея их организовать, а нередко воруя куда больше рядовых колхозников. Добавлялись порождаемые неизвестно кем сумасбродные проекты наподобие вырубания на Кубани виноградников и выращивания хлопка. А 1932 г. выдался неурожайным, планы хлебозаготовок круто провалились. И вот тогда-то на южные области обрушился удар…
Готовился он заблаговременно, тщательно. Для фабрикации повода были использованы журналисты. Так, на Кубань осенью 1932 г. прибыл корреспондент “Правды” Ставский и “высветил” сплошную “контрреволюцию”. Писал, что прежняя “белогвардейская Вандея” проводит “организованный саботаж”, в станицах живут отсидевшие свой срок белогвардейцы, и “местные власти не предпринимают никаких мер”. Вывод делался: “стрелять надо контрреволюционеров-вредителей”. В Ростове, центре Северо-Кавказского края, вопли Ставского подхватила газета “Молот”: “Предательство и измена в части сельских коммунистов позволили остаткам казачества, атаманщине и белогвардейшине нанести заметный удар”.
И тут же начались репрессии. Ростовское ГПУ выслало на Кубань три отряда особого назначения, которые поехали по станицам. Все было так же, как в гражданскую. Отряды состояли из “интернационалистов” — латышей, мадьяр, китайцев. Значит, заранее сформировали их, заранее разместили на юге в ожидании “сигнала” Ставского. О том, что операция была подготовлена и спланирована на высоком уровне, говорит и другой факт — для руководства ею в Ростов прибыли из Москвы Каганович и Ягода. И действовали каратели, как в гражданскую. Пошли массовые аресты и расстрелы. Часто они были публичными. Только в Тихорецкой было казнено 600 человек. Три дня подряд на главную площадь ровно в полдень выводили по 200 обреченных, независимо от пола и возраста приказывали раздеваться донага и косили из пулемета [95]. Расстрелы покатились и по другим станицам Кубани, по Ставрополью, Тереку.
А одновременно развернулась партийная “чистка” — из рядов ВКП(б) изгоняли за “попустительство саботажникам”, непринятие мер. По Северо-Кавказскому краю было исключено из партии 26 тыс. человек, 45 % сельских коммунистов. И со многими из них обращались, как с раскулаченными, конфисковывали имущество и отправляли в ссылки. Но даже не расправы, не ссылки оказались самой страшной мерой. 4 ноября 1932 г. Северо-Кавказский крайком принял постановление: за срыв хлебозаготовок занести на “черную доску” станицы Новорождественскую, Медведовскую, Темиргоевскую. “Позорно провалившими хлебозаготовки” объявлялись и Невинномысский, Славянский, Усть-Лабинский, Кущевский, Брюховецкий, Павловский, Кропоткинский, Новоалександровский, Лабинский районы. Из них предписывалось вывезти все товары, закрыть лавки, “досрочно взыскать все долги” [95]. Но хотя “позорно провалившими” признали часть районов — а те же самые меры были распространены и на все другие районы Кубани! И на Дон тоже!
Но Северо-Кавказским краем кампания не ограничилась. На Украине также появились журналисты, вскрывали “кулацкую контреволюцию”. На основе “выявленных” фактов якобы саботажа 14 декабря 1932 г. было принято совместное постановление ЦК и правительства “О хлебозаготовках на Украине, Северном Кавказе и в Западной области”, стаивившее жесткие сроки завершить эти заготовки к 10–15 января. И украинские власти во главе с Постышевым, Косиором, Чубарем ввели меры, аналогичные Северо-Кавказскому краю.
Любая торговля прекращалась, развернулись повальные обыски для “отобрания запасов хлеба у населения”. Выгребали не только излишки, а все, подчистую. Забирали то, что было выдано колхозникам на “трудодни” — их заработок за прошлый год. Забирали овощи, картошку выращенные на приусадебных участках. Забирали другие продукты, которые нищие колхозники заготовили для себя на зиму, зная, что от колхоза им перепадет мало — сушеную рыбу, грибы, ягоды, фрукты. Отбирали и деньги, ценности в счет “долга”. Когда начались эти обыски, многие пытались сберечь хоть что-нибудь. Но если спрятанное находили, налагали штрафы. Или объявляли найденные продукты крадеными, за это давали 10 лет.
Ну а если ничего не находили, вымогали продовольствие и деньги угрозами, пытками. Людей избивали, запирали в холодных амбарах, держали под арестом без еды и воды. На Дону известны случаи, когда сажали на раскаленные печи, гоняли женщин голыми по снегу. За несдачу заготовок, за неуплату наложенных штрафов конфисковывали дома, выгоняя семьи со стариками и младенцами на мороз [116]. На Кубани несколько станиц взбунтовалось. Но организаторам провокации именно это и требовалось для доказательства “контрреволюции”! На восставших бросили войска, они тоже оказались наготове. Расстреливали всех попавшихся под руку. Нередко красноармейцы и командиры отказывались участвовать в кровавых акциях — их казнили самих. Иногда перед строем расстреливали целыми подразделениями [7].