Первые результаты, вроде бы, обнадеживали. Успешно возводились промышленные объекты. И относительно сельского хозяйства ЦК констатировал, что темп коллективизации “превзошел самые смелые ожидания”. Поэтому планы индустриализации и коллективизации корректировались в сторону повышения. 7 ноября Сталин выступил со статьей “Год великого перелома”. По-“петровски”. Перелом подразумевался “в развитии земледелия от мелкого и отсталого индивидуального хозяйства к крупному и передовому коллективному земледелию”. В декабре было установлено: к весне 1930 г. вовлечь в колхозы 34 % крестьянских хозяйств. А 5 января постановление ЦК определило: “Коллективизация зерновых районов может быть в основном закончена осенью 1931 г. или, во всяком случае, весной 1932 г.” Ставилась и задача “ликвидации кулачества как класса”. В деревню были направлены 25 тыс. рабочих для организации колхозов.
Но вылилось это в катастрофу. Низовое партийное руководство рьяно бросилось перевыполнять директивы. А “двадцатипятитысячники” оказались не лучшего сорта. Хороший рабочий не пойми куда не поедет. Заводские парторганизации отряжали таких, кто самим был не нужен. Бездельников, горлопанов, сомнительные личности. Получив власть над крестьянами, они развернулись вовсю. Отбирали скотину, птицу, имущество. И крестьяне, загоняемые в колхозы, сами резали скот, чтобы хоть попользоваться мясом. А та живность, которую удавалось “обобществить”, подыхала без кормов и присмотра, потому что новоиспеченные председатели из “двадцатипятитысячников”, из мелких партийных функционеров, даже из сельских активистов руководить большими хозяйствами не умели. Инвентарь ломался, ценности разворовывались — и нередко самими председателями или их подручными.
А параллельно шло раскулачивание. Сплошь и рядом к кулакам причисляли любых зажиточных крестьян, середняков. В некоторых районах придумывали собственные критерии: допустим, если в семье нет коровы, это бедняки, если есть — середняки, а если две коровы — уже кулаки. У таковых конфисковывали нажитое добро и отправляли в ссылки. Ну а для бедняков или середняков, протестующих против коллективизации, ввели термин “подкулачник”. Эта вакханалия вызвали бунты. Секретарь Центрально-Черноземного обкома Варейкис писал: “В отдельных местах толпы выступающих достигали двух и более тысяч человек… Масса вооружалась вилам, топорами, кольями, в отдельных случаях обрезами и охотничьими ружьями”.
В 1930 г. зафиксировано 1300 крестьянских восстаний и волнений, охвативших 2,5 млн человек. Основная часть мятежей пришлась на январь-февраль. Были столкновения, вызывались войска. Но и красноармейцы были выходцами из крестьян, повиновались плохо. И Сталин запретил бросать на подавление воинские части, разослав органам ОГПУ секретную телеграмму: “Сопротивление крестьян перерастает в повстанческое движение, обстановка грозит гибелью, употреблять Красную армию для подавления повстанцев — значит идти на разложение ее ввиду подавляющего крестьянского состава и оголить границы СССР”. Чаще обходились иначе. Выжидали, когда бунтующие толпы “выпустят пар” и разойдутся, а потом в деревню наезжали команды ОГПУ и арестовывали самых активных.
Был ли виноват в этих бедствиях Сталин? Без сомнения, как руководитель партии и государства. Но все же говорить о “сталинской политике” в данном случае было бы некорректно. Указания, которые давал ЦК, разительно отличались от того, что происходило на практике. Еще раз обратимся к процитированным выше документам. Январское постановление ЦК говорило о коллективизации “
Значит, на промежуточных уровнях между ЦК и исполнителями кто-то подправлял, корректировал, настраивал на “перевыполнение”. Случайно ли? Ох, что-то не верится в эдакие случайности. Тем более что кампания развернулась как-то очень уж быстро, всего за два месяца — по всему Советскому Союзу. Другие-то дела долго приходилось “раскачивать”, повторные указания давать, нажимать, а тут мгновенно… И Сталин вовсе не форсировал процесс. Наоборот. 30 января 1930 г. за его подписью вышла директива ЦК, пытавшаяся сдержать увлечение раскулачиванием: “… ЦК разъясняет, что политика партии состоит не в голом раскулачивании, а в развитии колхозного движения… ЦК требует, чтобы раскулачивание не проводилось вне связи с ростом колхозного движения, чтобы центр тяжести был перенесен на
А 2 марта 1930 г. вышла статья Сталина “Головокружение от успехов”, резко осуждавшая допущенные безобразия. В тот же день был опубликован примерный устав сельскохозяйственной артели, в разработке которого участвовал Сталин. В уставе предусматривалось оставлять крестьянам приусадебные участки, не обобществлять мелкий скот, птицу и т. п. (Другой вопрос, что о таком уставе надо было подумать раньше — но это входило в обязанности не партийного руководства, а наркомата земледелия, хозяйственных органов). 14 марта ЦК принял суровое постановление “О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении”: “ЦК считает, что эти искривления являются теперь основным тормозом дальнейшего роста колхозного движения и прямой помощью нашим классовым врагам”. А 3 апреля в “Правде” была опубликована еще одна статья Сталина “Ответ товарищам колхозникам”, где разъяснялась политика партии в данном вопросе.
Кстати, на эти статьи и постановление ЦК больше всего обиделись… троцкисты. Оказалось, что как раз они особенно усердно громили деревню, полагая, что партия приняла их курс наступления на крестьянство. А когда за “искривления” стали наказывать, троцкисты даже в открытых газетных публикациях выражали возмущение: дескать, нашими руками сделано дело, и нас же объявили “крайними”. Ну а крестьяне после разъяснений, что колхозы должны создаваться на добровольной основе, начали массами выходить из них. Если к марту в колхозы удалось поверстать 56 % хозяйств, то через два месяца осталось 26 %.
Но возможности индивидуального труда оказались уже подорванными. Хозяйства понесли колоссальный ущерб, скотина погибла (ее поголовье не восстановилось даже к 1941 г.) Распоряжаться “излишками” своей продукции крестьяне все равно больше не могли. А процесс коллективизации возобновился к концу 1930 г., но уже более планомерно, организованно. Лишь к середине 1931 г. число крестьянских хозяйств, вошедших в колхозы, достигло 53 %.
С легкой руки Солженицына и других авторов коллективизацию и раскулачивание принято изображать “мужичьей чумой”. Называются цифры — 10 млн, 15 млн сосланных. Причем все они почему-то подразумеваются погибшими. Да, бедствие и впрямь было колоссальным. Но и лжи в данном вопросе намешано сколько угодно. Сразу отметим, что точных цифр до сих пор нет. В ходе антисталинских разоблачительных кампаний они так и не опубликованы. Почему? Что же касается версии о 15 миллионах, вымерших в сибирских тундрах, то впервые она была озвучена в мемуарах У. Черчилля, изданных в период “холодной войны” [193]. Заслуживает ли такой источник безусловного доверия? Вот уж вряд ли. Но в дальнейшем западные и наши прозападные исследователи переписывали друг у друга эту версию без всяких проверок.
Отметим и другой немаловажный аспект. Д. Волкогоновым и С.Семановым были опубликованы документы, свидетельствующие — разнарядки на количество кулаков и “подкулачников”, подлежащих депортации, спускались на места централизованно. Но не по линии партийных органов, а по линии ОГПУ. До недавних времен действия Сталина и его спецслужб отождествлялись. Но на самом-то деле для подобного отождествления оснований нет. И рассылались в республики, края, области порожденные не пойми кем обязательные цифры! Так, на Средней Волге предписывалось раскулачить и направить в концлагерь 3–4 тыс. человек, просто выслать 8 — 10 тыс. На Украине в концлагерь отправить 15 тыс., выслать — 30–35 тыс. [161]. Данные цифры касались только глав семей, а высылали обычно семьи целиком.
Но и эти “планы”, присланные из центрального аппарата ОГПУ, карательными органами на местах перевыполнялись. Скажем, директива для Северо-Кавказского края (включавшего Дон, Кубань, Терскую губернию, северокавказские национальные автономии, кроме Дагестана) предусматривала заключение в лагеря 6–8 тыс. человек, и высылку 20 тыс. Реально только с Кубани и Терека в 1930 г. было депортировано в “отдаленные северные районы СССР” 50 тыс. человек. А в 1931-32 гг. из Северо-Кавказского края выселили еще 38 тыс. семей (172 тыс. человек). Из них 26 тыс. семей направили на Урал, 12 тыс. переселили внутри региона [21].
И все же, как можно увидеть по порядкам приведенных цифр, число жертв раскулачивания было намного меньше, чем указывается в демократических источниках. С. Семанов оценивает, что всего депортациям подверглись 3,5–4 млн крестьян. Кто-то был расстрелян, многие погибли в лагерях и на местах поселений. Но и целиком списывать всех раскулаченных на тот свет совершенно неправомочно. А чьими же руками возводились Днепрогэс, Магнитка, Турксиб? Раскулаченных направляли в основном на стройки первой пятилетки. И, например, в Магнитогорске 40 % строителей были такими “спецпереселенцами”. Нет, я ничуть не оправдываю разгром деревни и крестьянства. Просто хочу лишний раз обратить внимание, что в историю сталинской эпохи внедрено слишком уж много искажений. Опять же — почему? И зачем?
26. КТО ПРИВЕЛ К ВЛАСТИ ГИТЛЕРА?
На календарях было 20 ноября 1922 г… Помощник американского военного атташе в Германии капитан Трумен Смит, приехавший из Берлина в Мюнхен, нашел адрес — Георгенштрассе, 42. Его уже ждали. После долгой беседы капитан составил подробный меморандум о том, что он услышал: “… Парламент и парламентаризм должны быть ликвидированы. Он не может управлять Германией. Только диктатура может поставить Германию на ноги… Будет лучше для Америки и Англии, если решающая борьба между нашей цивилизацией и марксизмом произойдет на немецкой земле, а не на американской или английской…” [10]. Человека, с которым встречался Трумен Смит, звали Адольф Гитлер. Хотя в 1922 г. он был еще практически “никем”. Один из лидеров крохотной партии в несколько тысяч человек. Такие партии в послевоенной Германии плодились сотнями. Возникали, пытались заявить свои программы и так же легко распадались. Но все же американский офицер получил чей-то приказ, ехал из Берлина в Баварию, тратил время, деньги, составлял отчет! То есть, Гитлера заметили. Обратили на него внимание. Кто?…
Как отмечалось в предшествующих главах, после Мировой войны одержали верх не сторонники “нового мирового порядка”, а те силы, которые считали, что и “старый порядок” вполне хорош. Подобные деятели были не только в Европе, их хватало и в США. Зачем тратить силы и средства, чтобы лезть к мировому господству, если можно просто наживаться и хищничать в свое удовольствие? И когда политика Вильсона провалилась, к власти в Америке дорвался кабинет Гардинга, самое скандальное правительство в истории США. За президентом стояла “банда Догерти” — группа воротил из штата Огайо [66]. Первыми же актами нового правительства были отменены все антимонопольные ограничения, существовавшие в американском законодательстве. И деляги навалились выжимать “навар” еще не за счет других государств, не за счет чужих народов, а за счет собственного.
Те, кто протащил к власти Гардинга, подавали пример. “Серый кардинал” при президенте, Гарри Догерти, занял пост министра юстиции, расставлял на “теплые места” своих друзей. Провел “сухой закон”, ставший благодеянием для мафии — как раз тогда она развернулась в США в полную силу, получая огромные прибыли от нелегальной продажи спиртного. А министр юстиции греб прибыли, установив плодотворные контакты с мафией. При участии ставленников Догерти Фолла, Форбса, Миллера были разворованы нефтяные резервы военно-морского флота США, фонд помощи ветеранам, фонд имущества иностранцев [66].
Безобразия были слишком уж крутыми даже для американского общества. Росло возмущение. Но правление Гардинга продолжалось всего два года, 2 августа 1923 г. он скоропостижно скончался. По официальной версии — от пищевого отравления. Этому никто не верил, тем более что вскоре, и тоже по неясным причинам, приказали долго жить оба свидетеля его смерти, жена и врач. Но скандалы настолько всех достали, что о президенте не жалели. Его биограф С.Г. Адамс писал: “Кончина Гардинга не была безвременной трагедией. Он умер вовремя”. Новый президент Кулидж удалил из правительства самые одиозные фигуры. Они попали под суд, но отделались легко — штрафами, небольшими сроками заключения или оправдались по недостатку улик. Что объяснялось очень просто: среди их сообщников и главных свидетелей разразилась настоящая “эпидемия” самоубийств и несчастных случаев. В общем, те, кто знал лишнее, тоже “умерли вовремя”.
Усилиями Кулиджа и его преемника Гувера власть вернула себе более-менее приличное лицо. Но крупные корпорации по-прежнему действовали фактически бесконтрольно. Как констатировали американские историки А. Невис и Г. Коммаджер, “правительство удалилось из бизнеса, но бизнес вторгся в большинство направлений политики и формулировал их”. Однако верхушку американского бизнеса возможности “рулить” собственным правительством и качать прибыли из собственных сограждан уже не удовлетворяли. Эта верхушка уже вошла во вкус участвовать в международных делах. И не только в делах Азии или Латинской Америки, она настойчиво лезла в Европу.
Причем “закулису” США интересовали те государства, которые могли служить противовесом старым центрам мирового бизнеса и политики, Англии и Франции. Так, наш “знакомый” Отто Кан, вовсю наводивший “дружбу” с СССР, взялся финансировать фашистский режим Муссолини, убеждал других банкиров, что “американский капитал, инвестированный в Италии, найдет безопасность, поощрение, возможности и вознаграждение” [158].