А военные катастрофы вызвали не только разброд и распад. Они пробудили в России и совершенно иные процессы. Над страной лилась песня, совсем не похожая на те, которые раньше пелись в Советском Союзе: “Идет война народная, священная война…” И Сталин назвал войну Великой Отечественной. Уже 28 июня 1941 г. местоблюститель патриаршего престола Сергий сообщал экзарху Русской Православной Церкви в Америке митрополиту Вениамину: “По всей стране служатся молебны… Большой религиозный и патриотический подъем”. И сам митрополит Сергий молился в Москве “о даровании победы русскому воинству” —
На смену разгромленной и сдавшейся молодежи призывались из запаса и занимали место в строю люди старшего поколения. Выросшие еще в царской России, ветераны Первой мировой — сохранившие в душе идеалы патриотизма, а нередко и веру в Бога. И именно им пришлось выправлять положение, останавливать зарвавшегося врага. Может показаться парадоксальным, но это факт — только в СССР и только в Великой Отечественной войне пожилые, плохо вооруженные ополченцы дрались лучше многих кадровых дивизий. Ну а другим приходилось заново учиться любви к своему Отечеству, учиться на собственном опыте, а то и на собственной шкуре. Потому что в Россию пришли вовсе не “избавители” — пришла орда хищников и убийц.
Белорусские, украинские, русские деревни заполыхали не в ответ на действия партизан, а просто так, для отстрастки. Чтобы сразу запугать народ и отбить мысль о сопротивлении. Улицы захваченных городов сразу оклеивались приказами с угрозой смерти за все, от “саботажа” и нарушения комендантского часа до незарегистрированных домашних животных. Начались расстрелы заложников по любому поводу. Так, в первый день оккупации Минска казнили 100 человек за какой-то оборванный провод. В Великих Луках расстреливали девушек за “неисполнение распоряжения военных властей” — за отказ идти в солдатский бордель. Широко развернулись и расправы над “коммунистическими активистами”, к коим до кучи причисляли депутатов захудалых сельсоветов, бригадиров, родственников советских офицеров, да еще и истребляли целыми семьями. Полным ходом пошли “реквизиции” с насилиями и грабежами.
А пленных оказалось слишком много, не знали что с ними делать. И приказ Кейтеля от 8 сентября 1941 г. разрешил “как правило” применение против них оружия [203]. То бишь уничтожать их на месте. Стали расстреливать, чтобы не возиться. Из тех, кого гнали в лагеря, добивали ослабевших и отстающих. А сами лагеря в большинстве представляли собой огороженные участки открытого поля, где люди находились на солнцепеке, дожде, холоде, без крыши над головой и почти без еды. И те миллионы солдат, которые столь легко сдались в начале войны, почти целиком вымерли в первую же зиму.
Спохватились нацисты только тогда, когда стало ясно, что боевые действия принимают затяжной характер. Германская промышленность и сельское хозяйство испытывали острый дефицит рабочих рук, а тут вдруг столько молодых мужчин погибли впустую. 28 февраля 1942 г. Розенберг писал Кейтелю: “Судьба русских военнопленных в Германии — есть трагедия величайшего масштаба. Из 3 млн. 600 тыс. пленных лишь несколько сот тысяч еще работоспособны. Большинство из них истощены до предела или погибли из-за ужасной погоды” [203]. Ну что ж, раз ñ ïëåííûìè îáîøëèñü так “бесхозяйственно”, решили выходить из положения другим способом. Угонами в рабство мирных граждан. Начали подгребать и “примаков”, устроившихся по деревням. Вот тогда-то и стало рождаться массовое партизанские движение.
Узнавали о зверствах оккупантов и в армии. От тех, кто выходил из окружений, сбежал из плена. Узнавали, отбивая в контрнаступлениях деревни и города. Разумеется, сообщала об этом и советская пропаганда. И приходило понимание, что война действительно Отечественная. Что без Отечества, оказывается, нельзя — от этого зависит и жизнь всего народа, и твоих родных и близких, и тебя самого. Возвращалась и вера в Господа. Как было не обратиться к Нему женам и матерям солдат, ушедших в пекло боев? Как было не обратиться к Нему самим солдатам? Протоиерей Георгий Поляков (участвовавший в боевых действиях в Чечне) пишет: “Кто побывал в смертельном бою и хоть краем глаза видел смерть, знает — никто не умирает атеистом. Когда дыхание смерти почувствуешь рядом, почувствуешь ее прикосновение и неминуемость прощания с жизнью… порой самые рьяные атеисты обращались к Богу” [140].
С возрождения патриотизма и Веры Господней она и началась — победа. Очень трудная, за нее пришлось вести жесточайшую борьбу долгих четыре года, положить множество жизней. Но она уже начиналась. Когда разворачивалась битва за Москву, в день Покрова Пресвятой Богородицы, митрополит Сергий обратился с посланием к москвичам: “Вторгшийся в наши пределы коварный и жестокий враг силен, но “велик Бог земли русской” — как воскликнул Мамай на Куликовом поле, разгромленный русским воинством. Господь даст, придется повторить этот возглас и теперешнему нашему врагу… За нас молитвы всего светозарного сонма святых, в нашей земле воссиявших” [81].
Еще один исторический факт — знаменитые “психические” атаки эсэсовцев были не просто атаками, они являлись своего рода магическим ритуалом. Их не выдерживал никто, от них бежали в панике. Но под Москву прибыли дивизии сибиряков, а среди них было много православных. В глуши, в глубинке традиции веры не прерывались, солдаты не таясь носили кресты. И на них черная “психика” совершенно не действовала. Атаки разбивались об этих солдат [131]. Наверное, не случайно ярко себя проявили под Москвой кавалерийские корпуса Белова и Доватора, в значительной степени состоявшие из казаков, сберегших в себе любовь к Господу и Отечеству. Существует старинное предание, что Москву охраняют от врагов и приходят на помощь ее защитникам семь святых русских князей во главе со св. блгв. Александром Невским. Они являлись, например, русскому воинству в 1572 г., в тяжелейшей битве при Молодях [197]. И знаменательно, что в 1941 г. контрнаступление под Москвой началось 6 лекабря, в день памяти св. Александра Невского.
А в блокадном Ленинграде совершал ежедневные службы митрополит Алексий (Симанский), переживший со своей паствой все 900 дней осады, обстрелов, бомбежек, голода. В таких условиях люди особенно тянулись к вере, поддерживали себя молитвами. В последующие десятилетия советские источники многое “затерли”, скрыли, но сохранились кадры старой кинохроники, фотографии, показывающие переполненные храмы. И среди прихожан — много военных. Солдаты, командиры молятся не таясь, открыто. Впрочем, в кадрах московской хроники в храмах тоже можно увидеть военных.
Да и государство все более явно шло навстречу Православию. В сентябре 1941 г. был распущен “Союз воинствующих безбожников”, закрыты все антирелигиозные журналы. В 1942 г. митрополит Московский и Коломенский Сергий и митрополит Киевский и Галицкий Николай (Ярушевич) были в качестве официальных лиц включены в комиссию по расследованию фашистских преступлений. Весной 1942 г. впервые власти официально объявили о праздновании Пасхи Христовой, в Москве в праздничную ночь был отменен комендантский час. И верующие свободно шли в храмы, свободно и радостно поздравляли друг друга: “Христос Воскресе!”
До нас дошло немало свидетельств о чудесах, совершавшихся во время войны по молитве воинов и гражданских людей, о явлениях Божьей Матери и святых, спасавших солдат на поле боя, помогавших в тех или иных опасностях. Есть и свидетельства, что некоторые советские полководцы были верующими, хотя и помалкивали об этом, не афишировали. Одним из таких военачальников был Г.К. Жуков. Его, как известно, Сталин направлял на самые опасные участки, где возникали наиболее критические ситуации, где решалась судьба войны. И в народе сохраняется предание, что он возил по фронтам Казанскую икону Пресвятой Богородицы. Не так давно архимандрит Иоанн Крестьянкин подтвердил, что это действительно было [140].
Но Великая Отечественная стала не только всенародным подвигом. Местоблюститель патриаршего престола Сергий назвал ее еще и “очистительной грозой”. “Очистительной”! (И, кстати, никто не придрался к такому определению, никто не пытался за него преследовать митрополита). Русскому народу и в самом деле пришлось очищаться от ядов “интернационализма”, богоборчества и прочих соблазнов, которых он щедро и обильно наглотался в предшествующие десятилетия. Пришлось неимоверными страданиями, лишениями и потерями искупать то, что он натворил в революциях и при попытках строительства “земного рая”. И лишь тогда темные силы, нахлынувшие на Русь, стали терпеть поражения и неуклонно покатились к собственной гибели.
42. АНТИГИТЛЕРОВСКАЯ КОАЛИЦИЯ — ИЛИ НОВАЯ АНТАНТА?
А вот еще одна любопытная загадка — почему Гитлер, захватив почти всю Европу, не тронул Швейцарию и Швецию? Из-за их нейтралитета? Бросьте. Фюрера подобные соображения никогда не смущали. Дания, Норвегия тоже были нейтральными, но подверглись “превентивной” оккупации, чтобы их не заняли англичане. Впрочем, и у англичан проектов утвердиться в Швеции, в отличие от Норвегии, почему-то никогда не возникало, хотя это могло пресечь подвоз жизнено-важной для немцев руды. Нет, тут как-то взаимно согласились — не трогать. И Швейцария тоже оказалась для фюрера неким “табу”.
В результате в воюющей Европе остались два нейтральных “острова”. Один — с портами, через которые в Германию шли поставки из других стран. Второй — с банками. Допустим, в Базеле, в нескольких сотнях метров от немецкой границы успешно работало “Бюро международных расчетов”. Британские, французские, германские солдаты могли погибать, убивать друг друга, а банки их стран преспокойно осуществляли взаимные расчеты в мирном швейцарском городке. Тихо, взрывы бомб не мешают и не отвлекают клерков от размеренного, кропотливого труда.
Да еще бы Гитлер стал покушаться на Швейцарию, если при нем по-прежнему действовал “кружок Кепплера” из крупнейших банкиров и промышленников. А о том, какое влияние он имел, откровенно высказался фон Шредер, назвавший себя и своих коллег “вторым правительством Германии”. Впрочем, и в “первом” правительстве у них было все схвачено. И если, например, осторожный Шахт с началом войны начал помаленьку отодвигаться от правящей верхушки Рейха, то вместо него стал возвышаться Альберт Шпеер — молодой талантливый архитектор и… родственник американских банкиров Шпееров. Он сумел вдруг завоевать личную дружбу Гитлера, был назначен министром вооружений и боеприпасов, вошел в центральный комитет по планированию, а фактически стал экономическим диктатором Германии.
Нейтральные Швейцария и Швеция были не только “окнами” для связи с внешним миром. Они стали и центрами закулисной дипломатии, деятельности разведок. Причем обратим внимание — это были те же самые два государства, через которые в Первую мировую осуществлялись подрывные действия против России. Случайное ли совпадение? Ну а для Америка сперва вела дела с немцами даже и без швейцарского посредничества. С началом Второй мировой она объявила нейтралитет, но при этом ввела во внешней торговле принцип “плати наличными” — что позволяло торговать с обеими сторонами, предоставляя им “равные возможности”. И только в декабре 1940 г., после того, как США откачали у “дружественной” Англии золотовалютные запасы (4,5 млрд. долл. наличными и 335 млн. в американских акциях) [66, 193], Рузвельт ввел закон о ленд-лизе (вооружение и военная техника предоставлялись как бы в долг, а после войны подлежали возврату).
С момента нападения Гитлера на СССР международная ситуация резко переменилась. Уже 22 июня Черчилль заявил о том, что он был и остается принципиальным противником коммунизма, но сейчас это отходит на второй план, и все, кто воюет против Германии — друзья Англии. 24 июня о поддержке советского народа заявил Рузвельт. В Москву поехали представители британского премьера и американского президента. Правда, в основном для того, чтобы разузнать, долго ли продержатся русские. Никакой реальной помощью на первых порах даже не пахло. Просьбы Сталина об открытии второго фронта в Европе или хотя бы о присылке британских войск в Мурманск и Архангельск обходились молчанием. Единственной совместной операцией с англичанами стала оккупация Ирана, что отрезвило Турцию, склонявшуюся примкнуть к немцам. Тут интерес был взаимным — для СССР требовалось обезопасить Закавказье, для британцев — свои владения на Ближнем Востоке.
Только с августа 1941 г. стали заключаться и соглашения о поставках в Советский Союз вооружения, продовольствия, стратегического сырья. Но изначально эти поставки были далеко не бесплатными. Оговаривались суммы кредитов, годовые проценты, а оплата предусматривалась по клирингу — взаимным безналичным расчетам за “встречные” товары. Но какие товары мог поставлять СССР в условиях войны, эвакуации промышленности, разрушения сельского хозяйства? Естественно, золото, драгоценности. В сентябре 1941 г. после одного из заседений американского правительства Г. Икес записал: “Зашел разговор о золотых запасах, которые могут иметь русские… Мы, по-видимому, стремимся к тому, чтобы они передали нам все свое золото в погашение за поставки товаров, пока оно не будет исчерпано. С этого момента мы применим к России закон о ленд-лизе”.
В то, что СССР устоит, на Западе не верили. Но было важно, чтобы он продержался подольше, посильнее измотал немцев. Особенно заинтересованной в этом была Англия, ей Гитлер угрожал непосредственно. Поэтому с сентября она изменила условия поставок, ввела условия, аналогичные ленд-лизу. Но Рузвельт включил Советский Союз в число стран, подлежащих ленд-лизу, лишь в ноябре 1941 г. И до конца года такие бесплатные грузы, отправленные в Россию, составили лишь 0,1 % от общего количества американских поставок [115]. Остальное оплачивалось золотом — тем золотом, за которое гробились в это время заключенные на Колыме. Но американских бизнесменов подобные “мелочи”, естественно, не интересовали.