В чем же была причина столь вопиющего “прокола” союзников? Объяснения Эйзенхауэра, что для высадки на севере не доставал радиус действия истребителей с Сицилии, критики не выдерживают. При подавляющем превосходстве военно-морских и воздушных сил США и Англии это было не столь уж существенным препятствием. В конце концов, можно было воспользоваться итальянскими аэродромами. Разгадка кроется в другом. Именно в том, что при высадке на севере Италия полностью и сразу была бы занята союзниками. Но в таком случае, чтобы восстановить фронт по Альпам, Гитлер двинул бы войска в Швейцарию! Для этого уже была разработана операция “Зильберфукс” (“Серебряная лиса”). Но “мировую закулису” захват Швейцарии с ее банками ничуть не устраивал. Вот и осуществилась операция таким образом, чтобы избежать подобного развития событий.
А как только выяснилось, что фронт в Италии удержался, окружение надавило на фюрера. Доказало, что для Германии выгоднее сохранить Швейцарию нейтральной. Очевидно и сам Гитлер смекнул, что покушение на соседнюю чистенькую республику заденет интересы слишком уж могущественных группировок. И операцию “Зильберфукс” он отменил. Швейцарские банки могли по-прежнему без помех осуществлять “международные расчеты”. А в Италии боевые действия пошли ни шатко ни валко, и союзные войска ползли через весь Апеннинский полуостров более полутора лет… На чьей совести остаются жизни сотен тысяч англичан, американцев, французов, итальянцев, евреев, погибших в затяжных боях и в период германской оккупации Италии, оставляю вопрос открытым.
“Международные расчеты” были действительно не лишними. Вплоть до вступления в войну в США перечислялись прибыли от их германских филиалов, дочерних и совместных предприятий. В этом были задействованы и Рокфеллеры, и Форд, а Кан, напомню, имел значительные вложения в Италии. Но и после декабря 1941 г. связи американских компаний со странами противника отнюдь не прервались. Причем в госдепартаменте об этом хорошо знали. Так, в 1943 г. официальный доклад межминистерского комитета по вопросам связи прямо указывал на нечистые дела “Интернешнл телефон энд телеграф корпорейшн”, на то, что концерн получает хороший “навар” от дочерних структур в странах фашистской оси [10]. Не прекращалась и широкая торговля с немцами через нейтралов. Никаких мер против этого не предпринималось.
И удивляться этому, конечно, не стоит. Так же, как Вильсон с началом войны облагодетельствовал своих теневых покровителей, выдвинув их на высокие и выгодные посты, так поступил и Рузвельт. Барух, как и в прошлую войну, стал фактически экономическим диктатором, получив под контроль американскую промышленность и внешнюю торговлю. Маршалл еще раньше, 1 сентября 1939 г., в день начала Второй мировой, был назначен начальником штаба армии США. А американские Варбурги унаследовали “семейную” традицию своего двоюродного деда Макса Варбурга — заниматься не только банками, но и разведкой. Джеймс Пол Варбург стал заместителем директора Управления военной информации. В военной разведке важные посты заняли и Пол Феликс Варбург, Эрик Варбург.
Делам разведки Рузвельт вообще придавал важное значение, в 1942 г. создал Управление стратегических служб США, будущее ЦРУ. Возглавил его генерал Донован — который успел поучаствовать в российских делах, был американским представителем при штабе Колчака (и немало посодействовал поражению Белого Движения в Сибири). Между прочим, и в британской разведке снова всплыли фигуры, проявившие себя в прежних антироссийских делах. Ранее уже указывалось, что Брюс Локкарт был задействован с интригах вокруг Мюнхенского сговора. А с началом войны “Сикрет интеллидженс сервис” привлекла на службу и Вильяма Вайсмана. Напомню, он после Первой мировой остался в США, был принят в банк “Кун и Лоеб”. Теперь о нем вспомнили. Правда, широких полномочий больше не предоставили, поручили работу по связям с американской разведкой. Ну уж тут ему были все карты в руки — если в спецслужбах США окопались Варбурги и другие его знакомые бынкиры.
В общем, Советскому правительству с такими союзниками пришлось действовать в очень непростой обстановке. Но следует отметить, что и в этом отношении Сталин вел себе совершенно иначе, чем Николай II. Царь старался идти навстречу требованиям западных соратников, считал общие интересы коалиции выше частных. Сам же в случае какой-либо нужды выступал довольно скромным и вежливым просителем. Но приводило это к тому, что союзники откровенно наглели, пытались диктовать свои условия и даже позволяли себе вмешиваться во внутренние дела русских. Сталин в диалоге с Западом держался твердо и независимо, руководствуясь сугубо советскими интересами. Считал союзников должниками СССР, а себя — вправе предъявлять им решительные требования. И это оказывалось гораздо эффективнее. Слушали, соглашались. Даже и не пытались заноситься, а уж тем более лезть в советские внутренние дела. И авторитет России в составе антигитлеровской коалиции был куда выше, чем в составе Антанты.
Впрочем, и среди западных союзников единство было лишь мнимым. Точно так же, как в Первую мировую, США в сговоре с Англией стремились прижать Францию, а Америка при этом тайно “копала” и под Англию. Под предлогом того, что французское правительство пресмыкалось перед Гитлером, выдвигались предложения считать Францию чуть ли не союзницей нацистов, после войны передать под управление Контрольного совета наряду с Германией. Сталин эти проекты порушил. Признав комитет де Голля правительством в изгнании, настоял на том, чтобы считать Францию членом антигитлеровской коалиции. Конечно, настоял не из особой любви к французам. Просто поддержал потенциальных конкурентов американцев и англичан, пытающихся распоряжаться судьбами мира.
А к играм против Англии Рузвельт пытался привлечь и Сталина. Весной 1943 г. прислал к нему своего уполномоченного Дж. Дэвиса, потом сам подкатывался на Тегеранской конференции, закидывая предложения, что после войны Англия будет не в состоянии удержать свою огромную колониальную империю, поэтому США и России стоит поговорить о переделе “сфер влияния” за счет британцев. Сталин оба раза отказался обсуждать этот вопрос. Подобный сговор выглядел слишком уж грязно. Да и Рузвельт вряд ли был откровенным. Усиление СССР в планы США тоже не входило. И американский президент вел какую-то собственную игру — например, чтобы поссорить Москву и Лондон (и тем самым покрепче привязать его к себе).
Тем не менее, из своих партнеров по Большой Тройке Сталин предпочитал Рузвельта. Видел в нем более гибкого, взвешенного политика, с которым легче найти компромисс. Действительности это не соответствовало. Рузвельт был лишь более тонким и хитрым, а его решения жестко определялись установками американской “закулисы”. Но в определенных случаях эти установки совпадали с советскими интересами — хотя имели под собой иные причины. Именно это проявилось в ноябре 1943 г. в Тегеране. Черчилль упорно стоял за то, чтобы и в 1944 г. открыть фронт не во Франции, а на Балканах. Конечно, его план был чисто политическим. Англичане желали захватить под свое влияние Юго-Восток Европы, не уступить его России. А с военной точки зрения союзники, высадившись на Балканском полуострове, ползли бы от одного горного рубежа к другому — так же, как в Италии.
Однако Рузвельт уверенно поддержал Сталина. Потому что усиление позиций Англии в Юго-Восточной Европе было для американских теневых кругов не интересно. Было уже ясно, что СССР даже и без второго фронта в состоянии разгромить Гитлера. А для реализации планов “нового мирового порядка” требовалось американское “освобождение” и военное присутствие не где-нибудь в балканском захолустье, а в ведущих европейских странах. Во Франции, Германии… И только тогда был окончательно решен вопрос об открытии второго фронта и определен срок — май 1944 г.
43. СУЩЕСТВОВАЛ ЛИ “ТРЕТИЙ ПУТЬ”?
Вторая мировая еще раз перемешала русскую эмиграцию. Подавляющее большинство ее было настроено против нацистов. Отказывались сотрудничать с германскими властями, сочувствовали Советскому Союзу в его борьбе. Десятки тысяч русских сражались в рядах английской, американской, французской армий, в отрядах югославских, болгарских, итальянских, французских партизан, участвовали в организациях сопротивления. Многие отдали жизни в боях, погибли в гитлеровских застенках.
Но были и такие, кто увидел в немцах “союзников”. Генералы фон Лампе и Бискупский обращались к главнокомандующему сухопутных войск Браухичу с просьбой использовать белогвардейцев. Как уже отмечалось, немцев поддержали различные националисты. За “союз” с Германией выступал и бывший донской атаман П.Н. Краснов. Он предполагал два варианта развития событий: либо в СССР под влиянием поражений начнется восстание против коммунистов и “образуется новое правительство типа Петена-Лаваля”, т. е. марионеточная власть, которая заключит мир с немцами, либо нацисты оккупируют значительную часть страны, а на оставшейся части возникнет правительство, которое вынуждено будет принять все германские условия.
Краснов консультировал немцев по “казачьим” вопросам, вызывался поднять казачье движение. Его поддержали другие “атаманы в изгнании”, кубанский — Науменко, терский — Вдовенко, и астраханский — Ляхов. Осенью 1941 г. они обратились к нацистскому командованию и МИД, приветствуя “приближающиеся к границам казачьих земель победоносные германские войска”. Из адреса обращения — министерство иностранных дел, видно, что и они претендовали на некий суверенитет после распада СССР. Но не тут-то было. Никакие “союзники”, даже и марионеточные, нацистам не требовались. Перед началом вторжения Розенберг доложил Гитлеру, что “есть два способа управлять областями, занимаемыми на востоке, первый — при помощи немецкой администрации, гауляйтеров, второй — создать русское антибольшевистское правительство, которое было бы и центром притяжения антибольшевистских сил в России”. Фюрер отрезал: “Ни о каком русском правительстве не может быть и речи; Россия будет немецкой колонией и будет управляться немцами”.
Из белогвардейцев Бискупского и Лампе немцы сочли нужным привлечь на службу только 52 человека. В качестве переводчиков. На предложение о более активном сотрудничестве последовал отказ. После переговоров немцы все же разрешили сформировать из казаков и прочих белоэмигрантов “Охранный корпус” в Югославии. Его командиром был назначен служивший ранее в царской армии генерал Б.А. Штейфон. В составе корпуса создавались казачьи сотни для отправки на Дон и Кубань. Активное участие в этом приняли генералы Краснов, Шкуро, Абрамов. Впрочем, до корпуса соединение не дотянуло, в него записалось лишь 2 тыс. человек. И ни на какой Дон и Кубань они не поехали. Их оставили в Югославии для борьбы с партизанами, охраны путей сообщения, предприятий и шахт [79, 156, 204].
С существованием “республики” под Брянском германское командование временно мирилось, чтобы не создавать себе проблем в ближних тылах. Но распространять влияние на соседние районы ей не позволили. Претензии украинских националистов создать “правительство” были пресечены. А белорусскую “народную милицию” разогнали. Изрядную подпитку добровольцев немцы получили, когда прорвались на Дон, Кубань, Северный Кавказ. Казаки не забыли геноцида гражданской войны, репрессий, голодомора. Распространялись воззвания Краснова. В Новочеркасске возник Донской казачий комитет, было объявлено о формировании добровольческих частей. Но и казакам реального самоуправления предоставлено не было. На Дону и Кубани оккупанты ничуть не стеснялись грабить, осуществлять массовые расправы (и не случайно советская комиссия по расследованию нацистских зверств начала свою работу именно здесь). А Краснова и Шкуро использовали в чисто рекламных целях, им даже не позволили приехать на родину.
Правда, затяжной характер войны и большие потери заставляли немцев все шире привлекать русских на службу. Но никакой их самостоятельности не допускалось. Германское командование принялось формировать из них “Остлегионен” и “Остгруппен” — вспомогательные части, примерно соответствующие батальону. Командовали ими немецкие офицеры, а советские волонтеры служили на правах немецких солдат. Был учрежден пост главнокомандующего “Остгруппен”, им стал генерал Хайнц Гельмих. Но он занимался не боевыми операциями, а вопросами формирования и учета. Потому что такие части не сводились воедино, а преднамеренно распылялись по разным армиям и соединениям… В составе “Остгруппен” организовывались также северокавказские, грузинские, армянские, татарские, калмыцкие, туркестанские батальоны. Эстонцам, латышам и литовцам немцы доверяли больше. Из них формировались полки и дивизии, перешедшие под эгиду СС. А из казаков-пленных на территории Польши стала создаваться кавалерийская дивизия под командованием германского генерала фон Паннвица.
В Циттенхорсте и Вустрау открылись “учебные лагеря”, где из специально отобранных пленных предполагалось готовить административные кадры для оккупированных земель. А на местах организовывались отряды украинской, белорусской, прибалтийской, русской, еврейской полиции. Да, и еврейской тоже — ей поручали надзор за соплеменниками в гетто, поддержание там порядка и выявление “врагов”. Парадоксального здесь нет. Например, крымские татары активно боролись с партизанами, участвовали в карательных операциях, не зная, что и они обречены на уничтожение — ведь по плану “Ост” Крым относился к зонам “тотальной германизации”.
И как раз такие, русские и национальные формирования, оккупанты стали использовать для расправ над мирным населением. Это позволяло “повязать кровью” помощников. Была и другая причина. В августе 1942 г. Гиммлер пожелал посмотреть расстрел под Минском. Но когда сотню человек построили перед автоматами эсэсовцев, и очереди стали кромсать голые тела, рейксфюрер по словам руководившего расстрелом группенфбрера Бах-Зелевского “сомлел, как заурядный интеллигент” — после чего пришел к выводу, что казни женщин и детей могут плохо повлиять на психику германских солдат, привести к нарушениям половых функций. Вот и приказал привлекать для этого “недочеловеков”.
Но среди русских людей нашлись и сторонники не советского или прогерманского, а “третьего пути”. Эмигрантский Народно-трудовой союз провозгласил задачу “борьбы на два фронта, с завоевателями извне и с тиранией изнутри”. Воспользоваться войной, чтобы поднять в России “национальную революцию”. Для этого Исполнительное бюро НТС нелегально обосновалось в Берлине, около 200 активистов были направлены на Восток. Они поступали на работу в различные учреждения Остминистериума (министерства Восточных территорий), в германские фирмы, посылавшие своих представителей для освоения захваченных районов, некоторые ехали нелегально, с поддельными документами.