44. ВОЙНА С ИЗНАНКИ.
6 июня 1944 г. тучи союзных самолетов, армады кораблей и дивизии десантов обрушились на берега Нормандии. Наконец-то началась столько раз откладываемая операция “Оверлорд”. И оборона “Атлантического вала” сразу посыпалась, как карточный домик. Потому что значительную часть германских войск во Франции составляли “Остгруппен”. Англичане и американцы не были “сталинистами”, у них не было страшной СМЕРШ, которая возьмет в оборот за измену. А кому нужно погибать за Гитлера? Русские, кавказцы, узбеки, таджики сдавались целыми частями и подразделениями, перебив немецких командиров.
А 23 июня началось грандиозное советское наступление в Белоруссии. Фронт был взломан, десятки тысяч немецких солдат очутились в “котлах” под Витебском, Бобруйском, Минском. И с Востока на Запад перебросить никаких подкреплений было уже нельзя… Союзники во Франции продвигались триумфальным маршем. Было взято 250 тыс. пленных, и большинство из них было солдатами “Остгруппен”. Многие такие пленные вступали в союзные армии, желая выслужить гражданство и осесть после войны за границей. И их охотно брали. Почему бы и нет? Пусть воюют. А насчет гражданства видно будет…
Но открытие второго фронте имело еще одно последствие. В это время вдруг реализовался антигитлеровский заговор. “Вдруг” — потому что он существовал с самого начала войны. Недовольные фюрером генералы, офицеры, чиновники, встречались, перемывали кости нацистской верхушке. Однако как только доходило до реального дела, тут же все и разлаживалось. Рисковать своими чинами и жизнями оппозиционеры отнюдь не спешили. Впоследствии уцелевшие заговорщики рассказывали о нескольких попытках покушения на Гитлера, которые якобы готовились, но описания покушений изобилуют такими сомнительными деталями, что неизвестно, были ли они вообще [203]. Во всяком случае, если бы оппозиция действительно решила устранить фюрера, она могла это сделать много раз.
И только в одном направлении заговорщики действовали активно и целенаправленно — в поддержании контактов с западными державами. С 1939 г. переговоры шли в Швейцарии, Ватикане. Обсуждалось, на каких условиях может быть заключен “мир без Гитлера”. При этом оппозиция желала получить твердые гарантии, что Германии будут оставлены все завоевания в Центральной Европе, сохранена “свобода рук” на Востоке. Ни о каких принципиальных изменениях политики речь не шла. Лидер заговора генерал Бек указывал: “Плохо не то, что делает Гитлер, а то, как он это делает”.
После Сталинграда интенсивность этих контактов резко увеличилась. В Швейцарии обосновался американский резидент Аллен Даллес. Личность весьма интересная, впоследствии он станет шефом ЦРУ — а выдвинулся, как и многие другие подобные деятели, при Вильсоне. Был племянником вильсоновского госсекретаря Лансинга, братом дипломата Джона Фостера Даллеса и, естественно, масоном. В 1916 г. работал в американском посольстве в Австро-Венгрии, в апреле 1917 г., с началом Первой мировой, Даллеса переводят в Швейцарию, в гнездо закулисных интриг, в которых переплелись немцы, австрийцы, большевики, англичане… И, само собой, банкиры. В 1919 г. Даллес среди советников Вильсона варился в еще одном клубке интриг, участвовал в Версальской конференции. Ну а в годы Второй мировой он сперва работал в представительстве британской МИ-6 в США, с нашим “знакомым” Вильямом Вайсманом [144]. После чего снова отправился в хорошо ему известную Швейцарию…
И “в гости” к Даллесу потянулись представители Канариса, генеральской, великосветской оппозиции. Канарис вел также переговоры через итальянцев. Еще одним центром закулисной дипломатии стал Стокгольм. Здесь посредниками в наведении мостов стали банкиры Маркус и Яков Валленберги. Через них установил связь с англичанами видный оппозиционер Герделер, сотрудники абвера. А когда “запахло жареным”, к поискам сепаратного мира подключились и доверенные лица Гиммлера.
Рейхсфюрер СС был в курсе деятельности заговорщиков, но не трогал их, даже тайно встречался с ними — ну еще бы, ведь по одному из вариантов оппозиции Гитлера следовало заменить не кем иным, как Гиммлером. А друг друга руководители германских спецслужб покрывали. Когда абвер представлял доказательства контактов с противником рейхсфюрера СС, а гестапо или СД — аналогичные материалы на Канариса, оба клали их “под сукно”, прекрасно зная, что у конкурента тоже имеется компромат. Тронешь его, еще неизвестно, что всплывет против тебя. От лица Гиммлера действовал начальник внешней разведки СД Шелленберг. И союзники отнюдь не брезговали встречаться с доверенными лицами рейхсфюрера СС, признавали их вполне допустимыми партнерами в переговорах.
Шелленберг установил связи и с Даллесом, и с британским генеральным консулом в Цюрихе Кейблом, а в декабре 1943 г. встретился в Стокгольме с Яковом Валленбергом и официальным представителем Рузвельта Хьюитом. Незадолго до того, в октябре 1943 г., состоялась конференция министров иностранных дел СССР, США и Англии, принявшая решение вести войну не иначе как до безоговорочной капитуляции противника. Было заключено и соглашение “О линии поведения в случае пробных предложений мира от враждебных стран”. В ноябре эти решения подтвердила Тегеранская конференция. Но Хьюит о подобных договоренностях будто бы и “не знал”. Как и вообще о союзнических обязательствах. Он указывал, что “следует переместить как можно больше войск вермахта на Восток, чтобы остановить русских, одновременно заключив мир с западными державами” [201]. Хьюит обещал Шелленбергу поговорить на этот счет в Вашингтоне, и, если план будет одобрен, в течение февраля дать в стокгольмской газете “Тиднинген” объявление: “Продаются ценные аквариумные золотые рыбки — 1524 кроны”. Валленберг тоже выразил готовность предпринять соответствующие шаги по своим каналам.
В это же время и Риббентроп с ведома Гитлера начал зондировать почву для сепаратного мира, тайно встретился с англичанами в Испании. Однако эти контакты были обнаружены советской разведкой. И “Правда” со ссылкой на “корреспондента в Каире” опубликовала заметку о них. Англичане и американцы хорошо знали, что никакого корреспондента в Каире у “Правды” нет. Следовательно, публикацию в советском официозе мог инициировать только Сталин. Дело получалось слишком уж скандальным. И Черчилль письмом от 24 января поспешил заверить Сталина: “Мы и не думали о заключении сепаратного мира даже в тот год, когда мы были совсем одни…” О полной лояльности США заявил и Рузвельт [133]. Переговоры с Риббентропом дальнейшего продолжения не имели, а Шелленберг условного объявления о продаже рыбок так и не дождался…
Но контакты оппозиции с Западом не прервались. И по мере подготовки союзников к высадке во Франции заговорщики активизировались. Генерал Бек в мае 1944 г. даже направил Аллену Даллесу просьбу о военной помощи — высадить 2–3 американских дивизии воздушным десантом в Берлине и морские десанты в Гамбурге и Бремене, а оппозиция арестует Гитлера [203]. В штабе фельдмаршала Роммеля вырабатывались условия перемирия: немцы отводят войска из Франции, но и западная коалиция в Германию не вступает. Формируется правительство во главе с Беком, с англо-американцами заключается “конструктивное мирное соглашение”, а на Востоке продолжается война. Еще один немаловажный факт — с 1943 г. к заговору примкнул один из главных эмиссаров американской “закулисы” в Германии Ялмар Шахт. А финансировали “генеральскую фронду” те же самые банкиры и промышленники, которые вносили вклады в “Фонд экономической помощи Адольфа Гитлера” [10, 139].
Словом, истинная подоплека заговора прослеживается весьма определенно. В свое время Вильсон использовал тактику “сшибания кайзера с насеста”, заявлял, что война ведется не против германского народа, а лишь против “автократического режима”. И как только в Берлине произошла революция, новое социал-демократическое правительство смогло получить мир. Теперь по настоянию США правительства антигитлеровской коалиции приняли аналогичное заявление, что война ведется не против германского народа, а против гитлеризма. Гитлер свое дело уже сделал, и его следовало убрать. А в результате западные державы будут иметь повод вступить с Германией в переговоры о мире.
Сама операция “Оверлорд” прошла не без “странностей”. Скрыть столь масштабную подготовку к высадке было невозможно. Но она почему-то стала для немцев совершенно неожиданной. В момент вторжения часть офицеров поехала на выходные в тыл, некоторые части ушли на учения, а командиры отбыли на совещания. Немцы “прошляпили” не только время, но и место высадки. Ее ждали в районе Кале, в самой узкой части пролива, а не в Нормандии. И хотя разведка однозначно доносила — удар будет в Нормандии, германское командование упрямо объявляло такие сведения неприятельской дезинформацией. Даже когда высадка уже началась, и командиры частей, вступивших в бой, просили помощи, в ответ им приказывали не паниковать. Дескать, то, что происходит у вас — отвлекающий маневр, а основное десантирование начнется в другом месте [203]. В общем, закрадывается подозрение, что в немецком руководстве хорошо поработала “пятая колонна”.
Ну а когда на континенте очутились большие силы союзников, пришло время осуществить переворот. Теперь было с кем договариваться о почетной капитуляции. Но, как известно, путч кончился неудачей. Потому что военная и гражданская оппозиция оказались ни на что не способными, кроме болтовни. По сути и организацией, и непосредственным исполнением пришлось заниматься одному единственному человеку, полковнику Штауфенбергу. К “западникам” он не принадлежал, в закулисных связях с англичанами и американцами не участвовал. Штауфенберг полтора года провел на Восточном фронте, занимаясь формированием частей “Остгруппен”, и придумал фантастический проект союза с русскими антисоветчиками. Немцы сбросят Гитлера, а власовцы — Сталина. При подготовке путча 20 июля этому энергичному энтузиасту пришлось все делать самому. И договариваться с другими оппозиционерами, и связь держать, и собственноручно подкладывать бомбу фюреру. Более чем вероятно, что Штауфенберга просто подставляли. Он был слишком “чужим” для деятелей типа Шахта, Бека, Гизевиуса. Вот и пусть действует один, чтобы самим остаться “чистыми”. А от Штауфенберга можно будет избавиться — как оно и случилось, еще до подавления мятежа его расстреляли свои же соучастники.
Но после провала выступления расправа была крутой. Едва избежавший гибели Гитлер требовал вывести измену под корень. 7 тыс. человек было схвачено, 5 тыс. из них казнено. Истребляли и заговорщиков, и их близких, и тех, кто знал, но не донес. Гильотинировали, расстреливали, вешали в проволочной петле на мясницких крюках. Хотя Канариса и его приближенных, слишком много знавших о контактах с Западом, Гиммлер от общей участи уберег. Отправил в концлагерь, где их в апреле 1945 г. все равно уничтожили, но тихо, без допросов и суда. А вот Шахт, сыгравший в заговоре важную роль, почему-то уцелел. Тоже избежал суда, тоже попал в концлагерь, но содержался в хороших условиях и благополучно дожил до конца войны. Чудом? В чудеса не верится. Все говорит о том, что “силы неведомые” сочли нужным сохранить своего эмиссара, вот и сработали невидимые “пружинки”. И банкиры с промышленниками, подкармливавшие оппозицию, остались живы.
А в операциях западных союзников произошло еще одно “чудо” — немецкие генералы квалифицировали случившееся именно так. Американские и британские армии, наступавшие широким и, казалось, неудержимым валом, в сентябре 1944 г. вышли к границам Германии и… остановились. Хотя огромную “дыру”, возникшую во фронте после катастрофы во Франции, германское командование наспех прикрыло кем попало — по “тотальной мобилизации” в фольксштурм призывали пацанов 15–18 лет, пожилых 50–60 лет, отменяли брони по болезням и ранениям. Но перед столь хилой, сотканной на живую нитку обороной танковые дивизии и колонны машин союзников вдруг тормознули. Эйзенхауэр объяснял это тем, что войска устали, что растянулись коммуникации для подвоза горючего и боеприпасов.
Получилось почти по тем условиям, которые предлагал уже покойный Роммель. Союзники занимают Францию, но не вторгаются в Германию. А вести активные действия и лить кровь пусть продолжают русские. Англичане и американцы органичивались массированными налетами авиации, превращая в руины германские города — хотя крупные военные заводы под бомбежки не попадали никогда. Те заводы, акционерами которых оставались американские компании. Конечно, пилотам и штурманам “летающих крепостей” знать об этом было вовсе не обязательно. Но, опять же, в вышестоящих штабах срабатывали “пружинки”, и в приказы на нанесение ударов такие объекты не включались. А на сухопутном фронте снова установились подобие “странной” войны. Британские и американские войска за несколько месяцев бездействия настолько расслабились, что прозевали германское наступление в Арденнах и потерпели впечатляющее поражение — выручать их пришлось русским.
И, несмотря на бомбардировки, на Арденны, Запад не прекращал тайных игр с нацистами. В январе 1945 г. представитель Риббентропа Хессе наводил мосты для переговоров с союзниками в Стокгольме, но сведения об этом проникли в печать, и контакты пришлось свернуть. Сотрудник Шелленберга Хеттль в Швейцарии обсуждал с Даллесом и шефом американской разведки генералом Донованом варианты сепаратного мира на западе и продолжения войны на Востоке. При посредничестве итальянских промышленников Оливетти и Маринетти и камергера папы римского Парилли переговоры с Даллесом начал и обергруппенфюрер СС Вольф. Стороны настолько “увлеклись”, что составляли список будущего германского правительства. Но и эти плодотворные встречи были раскрыты советской разведкой. 23 марта и 4 апреля 1945 г. последовали два личных письма Сталина Рузвельту [133]. Ссориться с Иосифом Виссарионовичем президент США не желал — ведь только что в Ялте договорились о предстоящем выступлении СССР против Японии. Доновану и Даллесу было приказано прекратить подобную деятельность.
Однако связи, предосудительные для официальных лиц союзных держав, оставались дозволенными через нейтралов или “общественных” организаций. Так, Гиммлер и Шелленберг достигли важных договоренностей с президентом еврейского союза Мюзи. На первом этапе операции предполагалось освобождать из концлагерей евреев (ясное дело, не всех, а привилегированных) за деньги или военные поставки. Кроме того, организация раввинов Америки должна была обеспечить в прессе благожелательные публикации о Гиммлере. В феврале в Швейцарию было доставлено 1200 евреев, за них нацисты получили 5 млн. швейцарских франков, и огромная статья, выставляющая Гиммлера в лучшем свете, появилась в “Нью-Йорк таймс”. А следующим шагом предусматривалось потребовать у западных держав
План был поистине дьявольским. Если бы западные страны “из гуманизма” приняли такое перемирие, они тем самым нарушили бы соглашение с Советским Союзом: не заключать никаких договоренностей с Германией. А возражения и протесты Сталина (отметим — об освобождении советских узников никакой речи не было) позволили бы натравить на русских “общественное мнение” — вот, мол, противятся спасению людей. Что касается четырехлневного перемирия, его нетрудно было продлить: попробуй-ка за столь короткий срок собрать всех заключенных и доставить к фронту. Можно было подвозить их небольшими порциями, таким образом получив на Западе мир “де-факто” и перебрасывая силы на Восток. Как округло пишет Шелленберг, “дальнейшие переговоры могли привести к общему компромиссу, который бы принес пользу не только непосредственно заинтересованным в этом странам” [201]. Однако информация об освобождении евреев дошла до Гитлера, рассердила его, и контакты пресеклись.