Нюрнбергский процесс длился около года. На нем прошли сотни свидетелей, были рассмотрены тысячи документов, доказаны факты преднамеренной агрессии, чудовищные планы в отношении порабощенных народов, вскрыты страшные улики систематических и целанаправленных зверств [139]… Но пункт о запрете касаться того, что может “дискредитировать победителей”, действовал четко. Как только возникала опасность, что разбирательство затронет подобные “скользкие” моменты, оно неизменно и решительно пресекалось. Поэтому причастность зарубежных теневых кругов к приводу нацистов к власти осталась “за кадром”. Связи германской промышленности с американскими компаниями и банками — тоже. Впрочем, и подсудимые соблюдали “правила игры”. О том, что американцы “должны судить сами себя”, Шахт мог шутить с тюремным психиатром, но, конечно, не позволял себе этого в судебных показаниях.

Однако можно отметить еще одну особенность, которая никакими пунктами устава не оговаривалась и процедурными соглашениями не запрещалась. Нюрнбергский процесс тщательно обошел стороной оккультную сторону теорий и практики нацистов, хотя и таких фактов было предостаточно. Никто не касался сатанистской “новой религии”, мистических увлечений руководителей Третьего рейха, черных магических обрядов СС. Для советских атеистических представителей это было бы как-то “неудобно”. Но и для “просвещенных” британских, американских, французских обвинителей и судей это тоже оказалось “несолидно”. И даже в западной прессе эти аспекты никакого отражения не получили. Будто их и не было. Как отмечает автор ряда работ на данную тему о. Сергий (Кондаков), “это молчание красноречивее всех слов свидетельствует, что тайна беззакония уже в действии” [81].

Приговор Международного Трибунала, осудивший нацизм, СС, гестапо и еще ряд нацистских организаций, мировые средства массовой информации объявляли торжеством справедливости, “мечом Немезиды”. Двое подсудимых, Геринг и Лей, “меча” решили не дожидаться, покончили с собой. Десятерых повесили. Семеро были приговорены к тюремному заключению, от 10 лет до пожизненного. Троих Трибунал, невзирая на “особое мнение” советской стороны, оправдал. Ганса Фриче, второстепенного сотрудника отдела пропаганды, попавшего на скамью подсудимых всего лишь “замещая” Геббельса. Франца фон Папена — видного политика, по-видимому, масона, и друга банкира Шредера, с которым они провернули интригу по приведению к власти Гитлера. Ну и, конечно же, Ялмара Шахта.

И вот любопытный момент — на Шахта и обоих других освобожденных уже завели дела германские власти. У выхода из нюрнбергского “Дворца правосудия” их ждала немецкая полиция, чтобы арестовать и предать суду. Но американцы вывезли их на своих машинах под охраной… Словом, “мировая закулиса” своих эмиссаров защитила и взяла под покровительства.

Еще характерный штрих. В Нюрнберге по обвинению в заговоре против мира предполагалось судить и руководителей германскуих концернов. Эту касту на скамье подсудимых должен был представлять Густав Крупп. Но американские врачи определили, что он тяжело болен, диагноз — склероз мозга, поэтому перед Международным Трибуналом он ответ держать не в состоянии. Больного выпустили без суда. А само обвинение промышленников для начала решили выделить в особый процесс. При этом госсекретарь США Бирнс направил секретное указание главному обвинителю в Нюрнберге американскому генералу Тэйлору: “Соединенные Штаты не могут официально предстать в роли государства, не желающего организацию такого процесса… Но если планы этого процесса провалятся то ли вследствие несогласия между остальными тремя правительствами, то ли вследствие того, что одно… из правительств не согласится на условия и требования, которые необходимы с точки зрения интересов США, то тем лучше” [139, 166].

В конце концов было решено вместо одного процесса над монополистами провести серию процессов, по разным концернам. И сделать их не международными, а провести силами только американцев. И из Вашингтона тотчас последовала директива американским трибуналам: “Принять как преценент приговор, по которому был оправдан Шахт” [139]. Правда, при всем желании оправдать оказалось не совсем просто. Например, по делу компании Круппа перед судом предстал Альфред Крупп, наследник Густава, фактически руководивший фирмой отца, и 9 директоров. Не говоря уж о подготовке агрессивной войны, концерн имел собственный концлагерь, переморил на заводах десятки тысяч пленных и подневольных “остарбайтеров”. И Альфред Крупп получил за это 12 лет с конфискацией имущества, а его концерн было решено расчленить. Но вскоре конфискация была отменена. Крупп вышел на волю в 1951 г., а его концерн не только не был расчленен, но в условиях послевоенного хаоса скупил новые предприятия. Аналогичным образом закончились дела “И.Г. Фарбениндустри”, Флика и др.

В общем, Нюрнбергский процесс оказался в фокусе внимания прессы, мировой “общественности”, его представляли “заслуженным возмездием”. Точно так же и в Токио был проведен “показательный” процесс над рядом японских военных и политиков, хотя их главная вина, состояла, скорее, в том, что они нацелили свою агрессию не на русских, а на американцев и англичан. Но вот тут сработал прецедент Нюрнберга — суд в Токио представили как бы копией суда над нацистскими преступниками, а японских подсудимых — копией германских. Шестерых казнили, несколько человек отправили за решетку [166].

Ну а параллельно проходило много других процессов более низкого ранга. Они в поле зрения средств масовой информации попадали лишь мельком, и на них никакая “общественность” внимания уже не обращала. Правда, некоторых преступников выдали полякам, чехам, которые, ясное дело, не преминули вздернуть своих палачей и мучителей. Однако большинство из тех, кто творил зло в Германии и на оккупированных территориях, очутились в плену у американцев и англичан и судились ими. Кое-кому все же не повезло, казнили. Но очень немногих. Остальные отделались разными сроками заключения — а потом одна за другой пошли амнистии, сокращавшие эти сроки…

Так, на процессе руководителей айнзатцгрупп, осуществлявших массовые расстрелы в СССР, Польше и других странах, к смерти было приговорено 14 человек, но привели приговоры в исполнение только четверым, остальным смягчили. Один из командиров айнзатцкоманд, доктор Сикс, получил 20 лет — но уже в 1952 г. вышел на свободу. На другом процессе руководитель рехсканцелярии Ламмерс, причастный к распоряжениям о массовых убийствах, получил тоже 20 лет — а на свободе очутился в 1951 г. Смягчали меры наказания и на “процессе врачей”, производивших эксперименты над людьми. Доктор Покорны, разрабатывавший программу стерилизации людей на восточных территориях и проводивший в концлагерях опыты над русскими, украинскими, белорусскими мужчинами и женщинами был оправдан — не нашли “состава преступления”. И еще ряд его коллег оправдали.

Руководители гестапо во Франции Оберг и Кнохен сумели спрятаться и скрытно переждать опасный период. Их судили в Париже только в 1954 г. Приговорили к смертной казни, но помиловали. Выпустили в 1962 г. Ну а как же, времена-то менялись, наступила эпоха “холодной войны”, теперь Франция, Англия, США, ФРГ стали союзниками. Стоило ли омрачать отношения из-за уничтоженных и замученных людей, которых все равно не воскресить?

А часть нацистских преступников передавали “германскому правосудию”, и большинство из них вообще избежало суда. Впрочем, Шахта немцы все-таки судили, дали ему 8 лет “за участие в создании и в деятельности национал-социалистского государства насилия, принесшего бедствия многим миллионам людей в Германии и во всем мире”. Но очень быстро переговор пересмотрели, смягчили. А потом и вовсе объявили Шахта невиновным и выпустили. И сразу после освобождения он основал в Дюссельдорфе мощную банковскую фирму “Шахт и Ко”. “Германскому правосудию” был передан и главный банкир Гитлера Курт фон Шредер. И он за “преступления против человечности” получил… сколько бы вы думали? Три месяца заключения. Может, дали бы и меньше, но он три месяца просидел под следствием, вот и приговорили, чтобы с учетом предварительного тут же освободить.

Жену коменданта Бухенвальда Изьзе Кох, прозванную “Бухенвальдской сукой” — жуткую садистку, которая убивала людей, собирая коллекцию татуировок и изготовляя абажуры из человеческой кожи, приговорили к пожизненному заключению. Вскоре срок сократили до 4 лет. А в 1951 г. она обрела свободу. Генерал Фалькенхаузен был приговорен к 12 годам каторги за преступления в Бельгии — но освободили его через 2 недели. Ну а если заерства совершались в СССР, это даже и вменять в вину перестали. Допустим, обергруппенфюрер СС Бах-Зелевский руководил карательными в Белоруссии. Именно он устраивал для Гиммлера показательный расстрел в Минске и давал об этом свидетельские показания на Нюрнбергском процессе. Но за свои дела на Востоке Бах-Зелевский ни малейшего наказания не понес. Его судили лишь за то, что в 1934 г., в “Ночь длинных ножей”, он убил активиста СА Хоберга. Получил 4 года. А в отношении оберштурмбаннфюрера Кристмана, командовавшего айнзатцкомандой в Краснодаре, было начато следствие, долго тянулось и в 1974 г. было прекращено. Материалы о массовых убийствах на Кубани, представленные советской Генпрокуратурой, германские судебные органы сочли “недостаточными”…

В 1950-х начали выходить из заключения и те, кто отбывал его по приговору Нюрнбергского Трибунала. Некоторых выпускали досрочно. Выпустили и приговоренных к пожизненному заключению Редера, Функа (бывший президент Имперского банка, переправлявший ценности в Швейцарию, вместо пожизненного отсидел 11 лет). И только одному пришлось сидеть на самом деле до конца жизни. Рудольфу Гессу. Заведовавшему когда-то кассой нацистской партии, потом перелетевшему в Англию для сепаратных переговоров. Видать, чересчур много знал, вот и сочли, что лучше ему умереть в тюрьме.

Как видим, говорить о справедливом и неотвратимом юридическом “возмездии” по большому счету не приходится. Слишком от многих факторов оно зависит, это “возмездие”. В отличие от воздаяния Свыше — уклониться от которого не дано никому. Ни отдельным людям, ни народам, ни государствам…