Ты мне сказал, что быть поэтом — стыд!Пусть прозвище тебе отныне мстит![287]ВРАЧУ-ШАРЛАТАНУ
Асклепию[288] был жертвуем петухЗа исцеленье. — Я же сразу двухТебе дарую, если сам уйдешьИ на меня недуг не наведешь!НА СТАРОГО ОСЛА
Осел с супругой держится аскетом,Живя с чужими женами при этом.О СМЕРТИ
Кто, вспомнив смерть, дрожит, как лист осенний, —Тот, видно, слабо верит в воскресенье!Перевод Д. В. ЩедровицкогоЭПИТАФИЯ НА МОЮ ПЕРВУЮ ДОЧЬ[289]
Здесь почиет малютка Мэри.Нет для меня страшней потери.Но надо меньше горевать:Бог дал ее, бог взял опять.[290]В шесть месяцев сойдя в могилу,Она невинность сохранила.Ее душа — уже в раю(Взяла на небо дочь моюМать божья волею своей),А здесь, разъединившись с ней,Внутри могильного пределаЛежать осталось только тело.Перевод В. В. ЛунинаДЖОНУ ДОННУ[291]
Донн! Полюбив тебя, и Феб и музыРасторгли с прочими свои союзы.Плод молодого твоего трудаСтал образцом и будет им всегда.Твоим стихам прекрасным нет числа,Для них мала любая похвала!Язык твой и искусство, без сомненья,С любым твореньем выдержат сравненье.Тебя я восхвалять и впредь готов,Но в мире нет тебя достойных слов!Перевод В. В. ЛунинаМОЕМУ ПЕРВОМУ СЫНУ[292]
Прощай, мой Бенджамин.[293] Вина мояВ том, что в твою удачу верил я.Ты на семь лет был ссужен небом мне,Но нынче оплатил я долг вполне.Нет, не рыдаю я. Рыдать грешноО том, что зависть вызывать должно.Нам всем придется скоро в мир тенейУйти от плоти яростной своей.И если горе не подточит силы,То старость доведет нас до могилы.Спи, сын мой! Схоронил здесь, без сомненья,Бен Джонсон лучшее свое твореньеИ клятву дал: столь сильно, как его.Не полюбить вовеки никого.Перевод В. В. ЛунинаУИЛЬЯМУ КЭМДЕНУ[294]
Кэмден, почтенный муж! За все, что знаю,За все, что я собою представляю,Я у тебя в долгу, как и страна,Которая тобой наречена.[295]Ты даже лучше понял сущность века,Чем мог он ожидать от человека.Как честен ты в своих произведеньях!Как в древних разбираешься твореньях!Какою властью наделен твой глас!Лишь ты один учить умеешь нас!Прости за правду. Скромность знает каждыйТвою, и все ж — пожертвуй ей однажды.Я тише, чем достоин ты, пою…Прими ж, прошу, признательность мою!Перевод В. В. ЛунинаЭПИТАФИЯ НА С. П., ДИТЯ ПЕВЧЕСКОЙ КАПЕЛЛЫ КОРОЛЕВЫ ЕЛИЗАВЕТЫ[296]
О нем прочтя, пусть стар и младРыдают нынеИ знают: он не виноватВ своей кончине.Он рос прекрасен и умен,Судил о многом,И стал причиной распри онПрироды с богом.Всего тринадцать лет он жил —Судьба жестока,Из них в театре он служилТри полных срока.Все старцы, сыгранные им,Так были ярки,Как будто духом молодымВладели парки,[297]И тут судьба, что им сродни,Его убила.Тогда раскаялись они,Да поздно было.В живой воде им искупатьХотелось тело,Но небо душу уступатьНе захотело.Перевод В. В. ЛунинаПОЧЕМУ Я НЕ ПИШУ О ЛЮБВИ[298]
Амура пожелав воспеть,Я стих расставил, словно сеть,А он вскричал: «О нет, клянусь,К поэту в сеть не попадусь!Вот так мою сумели матьИ Марса некогда поймать.[299]Но есть ведь крылья у меня!»И упорхнул. С того-то дняЯ заманить его не мог,Хоть столько хитростей привлек.Вот холодок в стихи проник:Сбежал Амур, а я — старик…Перевод Д. В. ЩедровицкогоК ПЕНСХЕРСТУ[300]
Ты, Пенсхерст, не из мрамора сложен.[301]Нет у тебя ни блещущих колонн,Ни крыш, горящих светом золотым,Ни фонаря, чтоб похваляться им.Ты только дом, обычный старый дом,И зависти не вызовешь ни в ком.Ты радуешь иным — землей, водой,И воздухом, и лесом пред собой.Твой лес дарит охотнику услады,А на холме твоем живут дриады,[302]Пирует Бахус[303] там, а с ним — и Пан[304]Под сенью буков, посреди полян.Там древо выросло[305] — великий житель,И музы все нашли себе обитель.Его кора изрыта именамиСильванов, чьи сердца сжигало пламя.[306]Сатир румяный фавнов там зовет[307]Водить под дубом Леди[308] хоровод.А в роще Геймэдж[309] в день и час любойОленя ты увидишь пред собой,Когда захочешь угостить друзей.В низине, где бежит к реке ручей,Пасутся и коровы, и телята.Чуть-чуть повыше — кони, жеребята…И кроликов не счесть по берегам.Там лес богат, а в роще Сидни там,Под сенью тополей у родника,Видны фазаны — в крапинку бока.Красотки-куропатки возле прудаМечтают, дичью, став, попасть на блюдо.А если Медвей[310] выйдет из брегов,В прудах богатый ждет тебя улов:В сеть сами рвутся карпы то и дело,И щуки, жить которым надоело,Когда с ленцой бросаешь невод снова,В него войти с покорностью готовы.Угри, желая не отстать от щуки,Сигают к рыболову прямо в руки.Есть у тебя еще и сад фруктовый,Как воздух, чистый и, как время, новый.Пораньше вишня и попозже сливаЖдут часа поспеванья терпеливо.Висит так низко всякий вкусный плод,Что и малыш его легко сорвет.Хоть ты построен из огромных глыб,Никто во время стройки не погиб.Тебе желает счастия народ,И ни один крестьянин не придетК тебе без подношения, без дара.К тебе идет и молодой, и старый,Кто каплуна несет, а кто — пирог,Орехи тащут, яблоки, творог.Кто шлет к тебе с подарком дочерейНа выданье, чтоб по пути мужейОни нашли. Плоды ж в руках у нихКак бы являют спелость их самих.Но кроме их любви добавить часомЧто можно было бы к твоим запасамБезмерным? Здесь любого, кто пришел,Ждет, изобильный и богатый стол!И всякий, будь то пахарь или пряха,Садится за господский стол без страха.Здесь пиво есть и хлеб. А то вино,Что пьет хозяин, пью и я равно.Я точно так же, как и все кругом,Не чувствую стесненья за столом.Здесь от души кормить предпочитаютИ, сколько съел я мяса, не считают,А попрошу еще, несут тотчасТакой кусок, что и не съешь зараз.Скупым и жадным не был ты вовек.Когда я оставался на ночлег,Ты моего коня как на убойКормил, как будто я хозяин твой.Все, что хочу, могу просить я тут,Здесь и король Иаков смог приютНайти, когда, охотясь со своимПрекрасным сыном,[311] вдруг увидел дымИ огоньки, что звали по путиК твоим пенатам[312] поскорей прийти.Кто б из селян тебя ни посещал,Ты каждого с любовью угощал.Лились слова восторга через крайХозяйке, что снимала урожай[313]Похвал за то, как с домом управлялась.А не было хозяйки, оставалосьВсе на местах: белье, еда, посуда,Как будто ждал гостей ты отовсюду!Ты, Пенсхерст, не устал ли от похвал,Так знай же — я еще не все сказал:Твоя хозяйка прелести полна,Она и благородна, и скромна.Хозяин твой — отец своих детей,Что счастье редкое для наших дней.А дети слово божье изучаютИ потому невинность излучают.Они, не зная, что такое лень,Псалмы, молитвы учат каждый деньИ постигают благостные чувства,Военные и прочие искусства.Уверен, Пенсхерст, каждый, кто сравнитТебя с иными замками, на видПричудливыми, тотчас скажет честно:Там чудно строили, а здесь живут чудесно.Перевод В. В. ЛунинаПЕСНЯ. СЕЛИИ[314]
Ну же, Селия, смелее!Нег любви вкусим скорее!Наши юные годаНам даны не навсегда.Время к любящим сурово;Солнце утром встанет снова,Но упустим мы свой час —Вечной будет ночь для нас.Что ж мы медлим и таимся?Мы ль с тобой молвы боимся?Пусть шпионов полон дом,Мы ль им глаз не отведем?Мы ль перехитрить не сможем,Тех, кто бдит над нашим ложем?Плод любви сорвать — не грех.Грех — не скрыть любви утех.Ведь известно с давних пор:Кто не пойман — тот не вор.Перевод М. И. ФрейдкинаК НЕЙ ЖЕ[315]
Поцелуй меня. Про этоНе сболтну и по секрету.Я любимую мою,Как болтун, не предаю.Поцелуй же, не хитриИ богатством одариМои губы. Им сейчасПлохо без твоих. Сто разПоцелуй, а после — тыщу.Снова — сто… Я этой пищиСъесть готов такой запас,Сколько в Ромни[316] трав у нас,Сколько капель в Темзе синейИ песка среди пустыни,Сколько звезд во мгле ночнойЗолотят поток речнойВ час, когда воруют счастьеТе, что у любви во власти.Любопытный — дать советХочет им, а их уж нет.А завистник истомится,Видя радостные лица.Перевод В. В. ЛунинаПЕСНЯ. ЖЕНЩИНЫ — ТОЛЬКО ТЕНИ МУЖЧИН[317]
Спешишь за тенью — она уходит,Спешишь от нее — за тобой стремится.Женщину любишь — тоже уходит,Не любишь — сама по тебе томится.Так, может, довольно этих причин,Чтоб женщин назвать тенями мужчин?Утром и вечером тени длинны,В полдень — коротки и бесцветны.Женщины, если мы слабы, сильны,А если сильны мы, то неприметны.Так, может, довольно этих причин,Чтоб женщин назвать тенями мужчин?Перевод В. В. ЛунинаПЕСНЯ. К СЕЛИИ[318]
До дна очами пей меня,Как я тебя — до дна.Иль поцелуй бокал,[319] чтоб яНе возжелал вина.Мечтаю я испить огня,Напиться допьяна,Но не заменит, жизнь, моя,Нектар тебя сполна.Тебе послал я в дар венокДушистый, словно сад.Я верил — взятые тобойЦветы не облетят.[320]Вздох подарив цветам, венокВернула ты назад.[321]Теперь дарить не свой, а твойОн будет аромат.Перевод В. В. ЛунинаПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ[322]
На струйку за стеклом взгляниПесчинок крохотных —Чуть больше пыли.Поверить можно ль, что ониКогда-то человекомБыли?Что, словно мошка, человечье телоВ любовном пламени сгорело?Да, и теперь останки тойЛюбви земнойНе могут обрести покой.[323]Перевод В. В. ЛунинаМОЙ ПОРТРЕТ, ОСТАВЛЕННЫЙ В ШОТЛАНДИИ[324]
Видать, глазаст Амур, да слухом слаб.Иначе та, когоВсегоСильней люблю я, сердца моегоОтвергнуть не могла б.Уверен, стих мой, обращенный к ней,Был нежного нежнейИ всех моих стихов сильней.Так не споет влюбленноИ юноша у древа Аполлона.[325]Но страхи между тем,От коих мысль устала,Кричат — она видала,Что я уж сед совсем,Что мне уж — сорок семь…Моя любовь была ей не слышна,Зато солидный мой живот онаЗаметила, увы, и… осуждала.Перевод В. В. ЛунинаПОСЛАНИЕ К ДРУГУ, УБЕЖДАЮЩЕЕ ЕГО ОТПРАВИТЬСЯ НА ВОЙНУ[326]
Очнись от сна, мой друг! Ты слышишь, бьетНабат войны в Европе и зоветПрервать досуг греховный! Иль меж насУж нет таких, кто в скверне не погряз?Он кличет тех, кому постыло гнитьБез дела, кто хотел бы оживитьМужскую честь, почившую в гробу,Восстав на благородную борьбу.Иным заботам смертных — грош цена.Все их затеи рухнут, как одна.Взгляни на честолюбца, что хвалуГотов, как нищий, клянчить на углуИ лесть скупать за деньги, но в мируЗаслужит лишь бесславье и хулу!А вот обманщик ловкий, что не чтимНикем и никого не чтит — какимПутем в своих он плутнях не пойди,А все овраг змеиный впереди!Вот гордый сэр, что важен и тяжелНа вид, а гол, на деле, как сокол.Откроется, каков его доход,И вмиг его от злобы разорвет!А тот, кого зовет счастливцем свет, —Всеобщей тайной зависти предмет,И все его чернят, кто испоконМечтали сами быть в чести, как он.Повсюду ложь, на что ни бросишь взгляд.Бежать, бежать, куда глаза глядят! —Велит нам разум. Уж честней бежать,Чем в этой жиже смрадной погрязать.Весь здешний мир замешан на дрожжахБезумства, и царит в его садахБезудержное буйство сорных трав,Учение Создателя поправ.Мир закоснел в распутстве и грехах,И чужд ему небесной кары страх.Все доброе опошлено. На всемПечать двуличья. То, что мы зовемСегодня дружбой, — скрытая вражда.Нет ни стыда, ни правого суда.Молчит закон. Утехи лишь одниЖеланны тем, для коих честь сродниИгрушке. Шутовства и чванства смесь —Вот их величье. И в почете здесьОбжора, франт да толстая мошна,Что похоть их обслуживать должна.Почем платил придворный жеребецЗа ленты и крахмал, чтоб наконецСтал вид его кобылке светской любИ та ему подставила свой круп,Пылая вожделеньем оттого,Что лорд пред ней? И пакостней всего,Что ей нельзя иначе поступить(Днесь неучтиво шлюхою не быть):Коль знатен он и вхож в высокий свет,То с ним блудить — урону чести нет.Что мы клеймим в лачуге как разврат,То в замке — томной негой окрестят.О, эти твари! Кто постиг вполнеПовадки их бесстыдные и неБыл возмущен! Коль голос чести тих,Пусть смех и злоба сложат гневный стихО тех, что пред нарциссовым стекломРядят, кого им выставить ослом,Сплетают в сеть цветки да завитки,И чтобы уд мужской завлечь в силки,Ему всечасно ставят западни.А меж собой — как мелочны они!Коль на подруге бант не так сидит,Вмиг заклюют. Зато, забыв про стыд,Едва завидят модный пикардил,[327]Визжат, как будто слепень укусил.Ревнуют, и бранятся, и юлят,И бедрами виляют, и скулят —Выделывают сотни мерзких штук,Как свора исходящих течкой сук.А с виду — лед. Ведь если им поройПоклонник и подбросит фунт-другойНа сласти — разве ж это неспроста!О, нынче нашим дамам не четаПитс, Райт, Модс[328] — сегодня стиль не тот.Им леди сто очков дадут вперед.Народ наш горд, но уважает знатьИ потону им склонен позволятьЖить в блуде, не таясь и на виду.Здесь, как на бирже, их товар в ходу.Кто похотью к чужой жене влеком,Тот и свою не держит под замком.Муж нынче грубым скрягою слывет,Коль не пустил супругу в оборотИ не сумел всех средств употребить,Чтоб с честного пути бедняжку сбить.Сестрой торгует брат, а лорда другС его же леди делит свой досуг.Не принято и думать ни о чем,Кроме любовниц. Будет нареченПажом служанки тот, кто грубый пылНи с кем из знатных шлюх не разделилИль не бывал бессчетно ублаженЩедротами примерных наших жен.Вот каковы дела и нравы их.Достойны ли они, чтоб ради нихТерять здоровье? Разум? Сердце? Честь?Швырять на ветер тысячи и сестьВо Флит иль в Каунтерс?[329] Не в угоду ль имНесется франт по людным мостовым,В пух разодет, в карете иль верхом,Чтоб из Гайд-парка въехать прямикомНа те подмостки,[330] где, как говорят,Не принят слишком вычурный наряд,Где гребни, склянки, пудры и духи,Как, впрочем, и любовные стихи,Уж не спасут. Не ради ль них, мой друг,Себя мы обрекаем на недуг?Безумства? Ссоры? Не за них ли пьемСверх меры, чтобы выблевать потомС проклятьем? Отчего с недавних порВ гостях напиться пьяным — не позор?Что за геройство — прочих перепить,Когда героя впору выноситьПроветриться? Таким предстал для насМир немощный и дряблый. Всякий часПороки наши множатся. ОниВ движенье постоянном (что сродниПогоне), по телам и головамДруг друга заползают в души к нам,Переполняя чувства и умы,Пока под грузом их не рухнем мы.Я говорю: беги, мой друг, бегиОт гибельных сих пропастей, где згиНе разглядишь. Уж короток и деньСтал для игры — так нам и ночь не лень.На то потратить, чтоб одним броскомСебя навек связать с ростовщиком.Старик уже не в силах сам поднятьСтакан игральный — ну так он нанятьТого, кто б за него сыграл, спешитИ взором стекленеющим следит,Как тот бросает. Так развратник радХоть поглядеть под старость на разврат.Нас червь азарта точит. Мы же с нимНе можем сладить или не хотим.Иль так тщеславье в нас раздражено?(Хоть это нам не оправданье.) НоУж лучше так, чем вовсе потерятьДостоинство и честь и восхвалятьИх светлости любой удачный шар,Крича, что лорда выдает удар,Хоть, кажется, какое дело мне,Раз я стою спокойно в стороне?Ведь хоть охрипни я, хваля его,Их светлость не вернут мне и того,Что мне потом придется уплатить,Чтоб сорванное горло подлечить.Лесть лорду дешева, поскольку онТакой толпой лакеев окружен,Которым их лакейство не претит,Что жалкий одиночка-льстец, кто льститБез низости, пред этой бандой слаб.Зато продажный шут и подлый рабВозлюблен и в чести. О, времена!Беги, мой друг! Пусть строк моих волнаТебя умчит из ада, где льстецы,Завистники, фискалы, гордецы,Наушники, шпионы, шептуны(Чьи руки кровью тех обагрены,Кто их не раскусил), где мастакиВ искусстве лжи, ханжи, клеветники,Бахвалы, лжесвидетели кишатНесметною толпой. И этот ряд(Ведь род людской плодит повсюду грех)Длить много легче, чем прервать иль всехПересчитать на первый и второй,Хоть будь фельдфебель ты над всей землей.Простимся ж, Колби. В свой опасный путьВозьми с собой заветы друга: будьСтоль безупречен, чтобы дел своихТы мог не устыдиться в смертный миг;Ищи не славы на полях войны,Но истины единой; без виныНе виноваться; властвуй над собойИ сможешь одолеть в борьбе любой;Не сетуй на судьбу, и, что онаТебе ни шлет, — верни ей все сполна;Какой она тебе ни кажет лик,Смирись, но будь себе равновелик.Знай: удостоит высшая хвалаНе доблести, а добрые дела.Я верю, друг мой: мертвый иль живой,Ты не уронишь чести родовой.Еще последний мой тебе совет:Не богохульствуй. Среди смертных нетТакого, в ком бы чтили храбреца,За то, что он дерзнул хулить Творца.Теперь ступай искать покой в бою.Кто пал за веру, быть тому в раю.Перевод М. И. ФрейдкинаЭЛЕГИЯ[331]
Не будь, о госпожа моя, строга,Когда тобой покинутый слугаТебе опишет, каково емуС тобой расстаться; так в ночную тьмуВнезапно канет полдня светлый луч,И солнца лик сокроется меж тучНа долгие полгода, что должныПрожить мы врозь, той тьмой разведены.В житейских бурях каждый день и часС теченьем лет подтачивают нас.Увы, нет в сердце прежнего тепла —Безвременно зима моя пришла.Я телом слаб, а без тебя, мой друг,Кто исцелит души моей недуг?Ты мне ее вернешь? О, нет, тогдаИ отнимать не стоило труда.Оставь ее себе — уж лучше ейПасть беззащитной жертвою твоей,Чем здесь со мной остаться. Впрочем, будьЧто будет. Меж людьми свой грустный путь,Как призрак, я пройду, уныл и тих,Пока не встречу снова вас двоих.Перевод М. И. ФрейдкинаЭЛЕГИЯ[332]
Будь, как Вергилий, холоден поэт[333]Иль тучен, как Гораций,[334] или седИ стар годами, как Анакреон[335] —Все мнит читатель, что поэт влюблен.Кто ж запретит и мне в моих стихахИгривым быть, как юный вертопрах,Который провести не мыслит дня,Чтоб не взнуздать крылатого коня?Одев чело плющом,[336] взгляну-ка я,Кто будет мне завистник и судья.Супруги и отцы! От глаз моихСокройте дочерей и жен своих!Я заявить спешу свои праваНа все, чем прелесть женская жива.Ведь лица, формы, линии — чертыИ атрибуты женской красоты —Весьма любезны музам. Но поэтВоспеть их вправе, вожделеть же — нет.Поэтому уймитесь. Жен и девЛишь восхваляет скромный мой напев(Коль им к лицу хвала), иль будет вамСпокойней, если ваших милых дамНа мерзких ведьм, уродливых и злых,Заменят эльфы? Впрочем, даже ихДержите в затрапезье, ведь шелкаПройдох-певцов манят издалека.А век наш поэтическим слывет,И нынче каждый конюх — рифмоплет.Но я, уж двадцать лет живущий там,Где столько шелка, что не снилось вам,Не хуже тех, кто поставляет шелкИль ус китовый, знаю в этом толк.Я, что не раз едал на серебреСреди франтих и франтов при дворе,Изведав и вражду, и дружбу их, —Я знаю, их ли платья, что на них.И потому хулить пристало ль мнеТого портного, что своей женеПеред началом брачной их игрыДавал одеть наряд, что до порыЗаказчице не послан? Он грешилЛишь тем, что упредить других спешил.По мне ж, одень ты клячу хоть в парчу,Я оседлать ее не захочу,Как и твою жену, хоть на нееТы лучшее навесь свое шитье.Ведь если так, то похоть возбудитИ стул, коль модной тряпкой он обит.Но я, мой друг, признаюсь, не из тех,Кого атлас да бархат вводят в грех.Иль мнишь ты, будто я, как тот лакей,Что, в гардеробной у жены твоейОтряхивая с юбок пыль и грязь,Томится, от желанья распалясь,Иль, брошенный башмак ее найдя,Его лобзает, страстью исходя,Иль на висящем платье задеретПодол и то вершит, чего мой ротИ вымолвить не в силах? Ты-то былОт счастья без ума, когда следилЗа бедным парнем в щелку! Впрочем, он,Будь хоть немного грамоте учен,В стихах бы прозу чувств своих воспел,Мол, за любовь позор он претерпел.Подобных бардов нынче пруд пруди!Такой заметит бантик на груди —И вмиг готов сонет. А тот, другой,Что в мадригале к матери роднойРасхваливал французский капюшон,Что на знакомой леди видел онУ Мэри Спиттл![337] «О, как была пестраНа бирже и в порту шелков игра!»Поет один, другой в ответ емуЯзвит, что шелку этому всему,Мол, грош цена, твердит, что для негоС Чипсайдом[338] не сравнится ничего —Там в дни гуляний, по его словам,Не лавки напоказ являют вамАтлас, панбархат, плюш и кружева,А окна — вот, мол, пышность какова!Пусть глупостями тешатся глупцы,А то, пожалуй, не сведет концыС концами сводня-жизнь! Мне ж дела нет,Пленит ли их роскошный туалетНа жирной шлюхе иль стульчак в резьбе!И не спрошу я, почему тебеСтократ важнее женино тряпье,Чем ум, манеры и лицо ее!Перевод М. И. Фрейдкина