Общество после «Путча-91» впоследствии как будто даже не заметило, что впервые за долгие годы у власти в России побывало интеллектуальное правительство, члены которого говорили на иностранных языках, получили образование за рубежом, знали теорию управления, законы рынка, диктовавшие развитие мировой экономики. Это правительство, увы, критиковали интеллигенты за то, что оно ничего не сделало для них. «Красные директора» обвиняли членов правительства в том, что они всё развалили и «не знают жизни». В итоге правительство Павлова отправили в отставку. Между тем не лишне вспомнить: успешные реформы в Испании, Германии, Чили, Израиле проводились именно тогда, когда в состав правительства вошли академические экономисты, «завлабы», короче, профессионалы. Борьба дилетантов и профессионалов причудливо отражалась в прессе 90-х. Тут не видно разницы в темах. Читаю про «навозные кучи». Имеются в виду литературные. То есть, литературные группы газета представляла, как отдельные навозные кучи. Всякая куча собирает своих любителей рыться в этой пахучей субстанции. Опять подразумевалась литература. Критики в разоблачительном экстазе «насилуют» идею покаяния. Обоюдный стриптиз «куч» – так обсуждается тема «такой-сякой»… Плюрализм и отсутствие цензуры позволяли, скажем, «Народной газете» (была такая) сообщить, что некий классик – невежда, лжец и питекантроп, а «Независимой газете» (она есть) – в другом порядке, но в таком же духе: означенный классик – питекантроп, лжец и невежда. Свободная пресса России девяностых годов подробно просвещала народ не столько об экономических проблемах – они сложны и запутанны, сколько о писательских – они доступны и понятны каждому. Журналистам оставалось лишь развлекать читателя. Они и писали о «коллективных рвотах и групповых мастурбациях на писательских собраниях в ЦДЛ». Из подшивки вполне литературного издания того времени я вытащил обычно «непубликуемые сферы речи», которые играют большую роль в юношеский период развития писателя в поисках им творческой оригинальности. Оригинальность же всегда связана с разрушением господствующей картины мира, в данном случае советской, с её частичным, а то и полным пересмотром.
Фамильярность, непристойности, брань, вздор на темы политики, литературы, театра, словесные ужимки и гримасы в слоге, взятые из нигилистической печати позапрошлого века, бесцельное словесное комедиантство, что бросается в глаза в российской прессе девяностых годов, – это была та самая «отпущенная на волю речь, не считающаяся ни с какими нормами, даже с элементарно-логическими (М. Бахтин, «Творчество Франсуа Рабле», стр. 460). Может быть, действительно юношеское и с возрастом пройдёт? Потому есть смысл приглядеться к прессе того времени и порассуждать на лучших примерах. Скажем, тогдашние газеты «Сегодня», «Коммерсантъ», с одной стороны, в самом деле выглядели респектабельнее других. В своих записных книжках я нашёл обзор с такими характеристиками: «Газета «Сегодня» – это война с провинциализмом в его существе. Издание это в высшей степени высокомерно-профессиональное». Автор обзора справедливо полагал, что быть читателем этого издания означало принадлежность к особой группе интеллигентов. Просто прочитывание этой газеты представлено как тайный масонский знак, подаваемый собеседнику. Остальные же газеты должны почувствовать себя провинциалками. Мол, поэтому и «Независимая газета» с её задиристыми авторами на таком фоне превращается в «Независьку», чуть ли не в стенгазету. «Литературка» с её академизмом враз постарела, а газета «Известия» с её розовым либерализмом смотрится, как реликт…
Характеристики эти можно принять с энтузиазмом или со скепсисом. Но чем из этого ряда выделялись газеты «Сегодня» и «Коммерсантъ», понять трудно. В «Коммерсанте» читаю банальные заголовки: «Эта штука будет послабее, чем «Фауст» Гёте», «Азот и фосфор – день чудесный!» Не лучше и «Сегодня». Вот, пожалуйста, заметка «Крошка сын пришёл к отцу». О чём речь, как вы думаете? О том, как сын прикончил папашу. Очень смешно! Или ещё: «Бескровные разборки в Чертаново…» Блатная лексика – «разборки» (тусовки, наезды, крутой) чудесным образом перебралась с улицы, со двора, из воровского жаргона в респектабельные газеты, в официальные документы, в речи юристов, политиков, бизнесменов. Неистребимы перефразировки известных цитат, высказываний, поэтических строк, стёршихся от частого употребления: «Если звёзды приезжают, значит, это кому-нибудь надо» – о приезде в Москву Майкла Джексона; «Театр жил, театр жив, театр будет жить» – о судьбе театрального коллектива; «Молодец, вот тебе огурец!», «Мы родились, чтоб сказку сделать былью» – неужели всего этого ждала читательская публика? Или только терпела? А может, и в самом деле такое кого-то бодрит, помогает единению, веселит, удовлетворяет жажду острот и не вызывает отвращения.
Не надо думать, что русские издатели, перебравшись на Запад, сильно меняли этот привычный стиль и язык. Первый номер русскоязычной газеты в Лондоне, помню, вышел с вопросом на первой полосе «И дым Отечества нам сладок ли?» В программном «Слове к читателю» я нашёл то, что и в «Правде»: газета хочет помогать читателю находить единомышленников (зачем?), объединяться (по какому признаку и для чего?) Кстати, наших бывших соотечественников тут в 90-е годы насчитывалось до 70 тысяч. В Германии тогда уже – около миллиона. И там в первом номере русскоязычной газеты редактор пообещал смотреть на жизнь глазами читателя. Почему? Потому что он думает, что это достоинство издания. Он видит, конечно, газету демократической, нейтральной, объективной, интересной и ориентированной на бизнесменов и членов их семей. Редактор заявил, что хочет, чтобы его газету полюбили. Почему бы и нет, подумал я, взглянув на первую полосу. Но там всё то же: «Русская жена всем нужна», «Клуб одиноких сердец». Сплошное ёрничество в заголовках. Различная информация, не лишённая интереса, собрана под заголовком: «Ещё одно последнее сказанье и летопись окончена моя. Пушкин». Переворачиваю страницу – и опять афоризм, не успевший состариться: «Еврей в России – больше, чем еврей». Тут же рассказ под заголовком «От Ильича до лампочки». Очень смешно. «Клубничка с теннисной поляны» повествует о тендерных утехах тогдашней императрицы теннисного корта Навратиловой. Наконец, почему-то редактор побоялся оставить газету без девиза, хоть и непролетарского: «Везде, где можно жить, можно жить хорошо!» А может быть, он и прав, полагая, что подобные шедевры отвечают вкусам его русских читателей?
…Наша
Вот книга, изданная в советские времена. Подарена мне. С дарственной надписью. Открываю страницу наугад. Поражает слог, которым изъясняется герой: «все мы завязаны тугим узлом», «голос его наливается гибкой силой», а накал страстей – «у самых пределов», «ощущение безысходности изжито и… ничто уже не может застить свет». А вот частные письма автора книги: мысли тут «подчёркнуто сокровенные», о потерях близких и друзей он сообщает поэтической строчкой: «иных уж нет, а те далече», простое «не виню тебя» заменяет элегическим «не бросаю в тебя камень», о родительском долге упоминает в высочайшем стиле «мы все в ответе за тех, кого приручаем и рожаем», сплетню сопровождает унылым афоризмом «а теперь помою косточки ближнего». И завершает своё послание изречением: «классик прав: в карете прошлого далеко не уедешь». Ужас как красиво! Помню, в эпистолярный жанр мощной волной хлынули анекдоты, частушки, пословицы – старые, не использованные печатно и теперь пущенные в дело. Помню, сразу после путча я получал письма с Родины, где едва ли не в каждом рифмовалось: «Я проснулся – здрасьте – нет советской власти!» И ещё что-то там про резинку. Фраза Черчилля о том, что сначала мы строим дом, а затем дом выстраивает нашу жизнь, зловеща. Язык, который используют в демократическом доме метрополии, заставляет вспомнить эту фразу.
В страсти самовыражения соотечественник наш, не приученный к скепсису, таким образом получал удовольствие от снятия всяких «нельзя». Может, отсюда все беды?
6. Лондон чествует королеву Елизавету II
Передо мной три номера «Панорамы» с репортажами начала 90-х. Но начну с «Панорамы» 2002-го. Тогдашним летом две недели юбилейных торжеств показали: британцы по-прежнему любят монархию. Празднование 50-летней годовщины восшествия на престол королевы Елизаветы Второй живо напоминало мне тогда атмосферу в которой росли мы, бывшие советские. На улицы весеннего Лондона выплеснулось такое море эмоций с национальными флагами и транспарантами, что временами мне казалось – я смотрю первомайскую демонстрацию на Красной площади. Невозможно было поверить, что эти самые англичане-скептики, когда речь заходит о патриотизме, о любви к родине, оставив в стороне собственные рассуждения о том, что монархия изжила себя, проявили такой энтузиазм без всякого намёка на сдержанность. По самым скромным подсчётам около полутора миллионов человек вышли на улицы Лондона в день, когда королева в золочёной карете, запряженной восьмёркой белых лошадей, отправилась из Букингемского дворца в собор Святого Павла на торжественную службу.
Накануне народ «разожгли» двумя гала-концертами – классики и поп-рока. Это, как отмечали журналисты, был реванш принцессы Дианы, которая первой восстала против закрытого стиля жизни Дома Виндзоров. Грандиозное представление, на которое был приглашён и Мстислав Ростропович, выплеснуло на улицы столицы Англии море такого энтузиазма, который сравнивали с карнавальными шествиями в Латинской Америке. Кстати, парад возглавили участники традиционного карнавала в Ноттинг-Хилле, который напомнил миру о Британской империи. Всё последующее – детские театральные труппы, и пятитысячный хор, и театральные сцены из жизни простых англичан, разыгрывавшиеся на платформах движущихся по городу грузовых автомобилей… усилили общее впечатление. А завершили чествование пролетевшие над миллионной толпой самолёты Королевских военно-воздушных сил, которые возглавил сверхзвуковой пассажирский лайнер «Конкорд».
Ликование масс, кажется, притормозило вопросы тех, кто полагал, что монархия дышит на ладан. Возможно, попытки лейбористского правительства Тони Блэра, начавшего с атак на традиции и с усечения Палаты лордов, заставил опомниться выступавших за то, что пора покончить с монархией, а точнее прервать непрерывность традиций, которую обеспечивает только династическое правление. Ожидал ли королевский двор столь горячий отклик со стороны своих подданных? Скорее всего нет, если припомнить довольно прохладный приём, который встретила королева накануне золотого юбилея в Австралии. Серия её поездок по родной стране, в частности, в Уэльс, тоже не предвещала триумфа. Толпа встречавших королеву была не очень большая, правда, очень респектабельная и уважительная, но не столь горячая, чтобы рассчитывать на многое в дни юбилея. Затевая празднества в столице, двор испытывал неуверенность и страх, что люди останутся равнодушными к торжествам, и даже враждебность. И эти опасения были не лишены оснований.
Тем не менее подданные приветствовали королеву, оставив в стороне недовольство отдельными членами королевской семьи. Видимо, это случилось благодаря личности самой Елизаветы, для которой интересы нации были всегда важнее интересов семьи и детей. Она достойно несла крест власти целые полвека. И нация это оценила и выразила ей своё уважение. Праздник получился ещё и благодаря тому, что был умно организован и срежиссирован опытным «хореографом», рассчитавшим каждый шаг. И тут важную роль сыграла именно открытость Дома Виндзоров. Катализатором успеха, конечно, была телевизионная корпорация Би-би-си, которая оплатила гала-концерты и просто приковала к экранам миллионы людей. Всё было рассчитано правильно. Сначала зрители, используя выходные дни, у себя дома получали удовольствие от концертов, которые транслировались по двум каналам по всей стране, а потом, захотев лично принять участие в красивой церемонии, вышли на улицы. И не только в Лондоне. Когда закончились официальные торжества и парад, в последующую неделю праздники прошли по всем городам. Люди выносили столики прямо на тротуары или собирались в пабах и продолжали праздновать королевский юбилей. На местном уровне. Вот вам и скептики! Грандиозный фейерверк в столице стал замечательным финалом.
Поразительно, что сразу после завершения празднеств зарядили такие дожди, что даже самые отпетые скептики должны были согласиться с истово верующими: «Бог хранит королеву и благоволит ей». С другой стороны, трезвый анализ происшедшего уместен и сегодня. Да, такие празднества были бы невозможны, если бы народ не любил и не уважал свою королеву. И, говоря о судьбе монархии, когда Елизавета Вторая уйдёт, многое зависит от того, кто будет на её месте. В празднествах определяющей была фигура принца Чарльза. Его с сыновьями показывали по телевидению часто и охотно. Но не надо думать, что в лондонской прессе, да и в обществе в целом, существует полное единодушие. Спустя всего неделю после юбилея я прочитал в вечерней «Ивнинг стандарт» статью «Патриотические игры оставили меня равнодушным». Автор не скрывал своего скепсиса и спрашивал читателей: а что уж такого великого сделала королева, чтобы её так превозносить? За что мы ей должны быть благодарны? Почему мы должны пресмыкаться перед ней, ползать у её ног? Что она делает такого кроме того, что машет рукой и произносит банальные речи? Она не значит для меня ничего, заключает автор. Речь же принца Чарльза на юбилейных торжествах, где он обратился к королеве, назвав её вслед за Вашим Величеством «мамми», была названа в статье слюняво-сентиментальной и абсурдной…
Помню, отношение к этой статье у меня было двойственное. С одной стороны, можно было бы предложить её автору изучить опыт несчастной России, где общество задавало точно такие же вопросы, прежде чем избавилось от монархии. К добру ли это было? С другой стороны, я, корреспондент «Панорамы», как и автор статьи в лондонской «Вечёрке», питаю отвращение к подобострастию, безмозглому ура-патриотизму и шовинизму, проявления которых, видимо, можно было наблюдать в толпе. Хотя, честно говоря, я внимательно всматривался в лица, мелькавшие на экранах, и не видел никаких признаков массовой истерии советских времён. Я люблю Англию и считаю себя патриотом её. Я люблю этот народ, в крови которого дух независимости, юмор, терпимость, обострённое чувство чести, ну, и конечно, скептицизм. Именно потому в те дни меня восхитило уважительное отношение народа к своей истории, традициям, носителем которых является Дом Виндзоров. Одновременно, уверяю вас, подданные королевы в своей массе сохраняли достоинство. Признаков фанатизма не было и в помине. Многие иностранцы, с которыми я говорил, были восхищены тем, как выглядел Лондон в те дни. В течение юбилейных торжеств практически исчезла преступность. И даже не видно было футбольных хулиганов, с которыми власти порой не знают, что делать. Кстати, когда я спросил нескольких американцев, что они думают о монархии в Англии, многие высказывались в том смысле, что у вас, мол, в Англии, королева хороша, но система никуда не годится. У нас, в Америке, президент может быть плохим или хорошим, но система прекрасна…
Понятно, что мнение американцев о своей системе за двадцать лет поменялось коренным образом.
7. Лондон 90-х – в зеркале мировой моды…
В конце прошлого века столица Англии едва ли не первенствовала среди таких признанных столиц мировой моды, как Париж, Милан, Нью-Йорк. При том, что англичане оставались традиционалистами, которым чужда эксцентричность и близок скепсис. Согласно опросам службы Гэллапа, только 11 процентов британцев хотели тогда ликвидации монархии, больше 70 процентов верили, что монархия будет существовать и в XXI веке.
Потенциал Великобритании выглядел тогда действительно огромным. Лучше всего это было заметно в столице. По статистике экономика только одного Лондона занимала восьмое место среди 23 европейских стран. К примеру, по ВВП город опережал развитые государства – Бельгию, Швецию, Австрию, Данию, Норвегию… Лондон называли золотым городом Великобритании. Здесь была ниже безработица и выше зарплата. Человек, работавший в Лондоне, вносил в казну больше налогов, чем живший в провинции. Скажем, секретарша в Лондон-Сити платила налогов почти на полторы тысячи фунтов больше, чем такая же секретарша в пригороде. Столичный брокер платил налогов больше на 7000 фунтов в год…
Вот на таком фоне лондонский подиум поражал мир новизной идей, экстравагантностью мод. Здесь зарождались и реализовывались новые тенденции, здесь определялись направления, по которым позже развивалась мода. И это не преувеличение. Целая плеяда дизайнеров, выросших в Лондоне, теперь работала в лучших домах моделей на европейском и американском континентах. Началось это не сразу. Помню, в середине девяностых мир отвернулся от законодателей мод – французских дизайнеров. По крайней мере в мужской моде зимой 1994 года британский дизайнер Пол Смит покончил с доминирующим мешковатым стилем в одежде. Теперь он вводил в моду добрый английский стиль. В коллекции Пола необыкновенный интерес специалистов привлекло сочетание брюк классического покроя со свитерами грубой вязки. Конфигурация и расцветка костюмов вернулась к стилю, который был моден в шестидесятые годы: традиционный английский костюм в мелкую полоску, крупную клетку и так далее.
Чуть позже два молодых дизайнера-британца – Алекс Маккуин и Джон Галлиано – стали законодателями моды не только на Британских островах. К 1997 году их уже дважды признавали лучшими в индустрии европейской моды. Им вручали все мыслимые награды, хотя их костили направо и налево некоторые французские модельеры старшего поколения. В Лондоне же объясняли, что эти молодые люди пробились исключительно благодаря своим выдающимся способностям. Никто им не помогал. Выходцы из простых семей, они не прочь были подчёркивать это в своём творчестве. К примеру, Галлиано, сын водопроводчика, использовал в дизайне брюк рисунок водопроводных труб. А вот каким способом решила рекламировать новые образцы обуви фирма «Прадо». В Институте современного искусства (я являлся членом этого клуба и хорошо помню, что случилось тогда) в центре Лондона, напротив ворот Букингемского дворца, была устроена художественная выставка, включавшая показ продукции этой фирмы: перед зрителями, отделёнными от экспозиции ажурным канатом, стояли в туфлях фирмы «Прадо» почти голые манекенщицы. На них были лишь коротенькие свитера, не прикрывавшие даже пупок. Задача моделей была одна – стоять неподвижно и даже не мигать. Через час одна из моделей упала без чувств. Но другие стояли, демонстрируя натуральность абсолютно во всём. Организаторы выставки следили лишь за тем, чтобы никто из публики не вздумал трогать манекенщиц, проверяя, действительно ли они живые или очень искусно сделанные манекены… На следующий день одна из газет Лондона объяснила, что самое трудное для устроителей выставки было найти девушек, согласных принять участие в таком шоу. Нашли!..