«Я не могу просто ждать, пока дела с Пашкисом окажутся улажены. Я решил, что разрываю связи с «Klinische Rundschau» и мое имя больше не значится в списках его редколлегии. Я намеренно не отправил тебе этот отвратительный обзор. Я думаю, что теперь мы можем забыть об этом деле».
Это «дело» было упомянуто еще раз, лишь когда Фрейд написал, что доктор Рие последовал его примеру и тоже вышел из состава редколлегии журнала.
Удивительно, но сам Фрейд еще не осознавал абсурдности гипотез Флисса, и прежде всего клинических примеров. Приведем лишь один из них. Флисс утверждал, что первоначальное детское косоглазие резко исчезает в «критические периоды» благодаря созреванию глазных мускулов. Инфекционные тонзиллиты могут замедлять такое периодическое созревание. Однако простое выскабливание миндалин якобы излечивает косоглазие у детей двух с половиной лет в течение нескольких дней, потому что периодическое усиление глазных мускулов таким образом восстанавливается.
Однако не следует забывать, что Фрейд был глубоко сосредоточен на книге о сновидениях – загадочном новом мире. Мог ли он осмелиться брать на себя роль критика, тогда как сам изучал неведомое?
Мы видели, что Фрейд не сознавал связь сна об инъекции Ирме с впечатлениями от эпизода с Эммой. Сон этот явно указывал на его отчаянную потребность отрицать вину Флисса, равно как и собственное разочарование в нем и испытываемые к нему враждебные чувства. Нечто похожее произошло и позже, с той разницей, что Фрейд тогда уже преуспел в саморазвитии и его отношение к Флиссу больше не было прежним. Более того, чем объективнее становился Фрейд, тем труднее было снам искажать существующее у него на подсознательном уровне понимание абсурдности теорий Флисса.
Сон, в котором отразились сомнения Фрейда касательно ценности работы Флисса, был связан с критикой со стороны Гёте некоего господина М. Данное сновидение Фрейд обсудил сперва в рамках «Толкования сновидений», а позже в коротком эссе «Сны» он говорил о нем следующее:
«Один из моих знакомых, господин М., оказался под огнем неоправданно жесткой (по нашему общему мнению) критики. Критиковал его не кто иной, как Гёте. Господин М., естественно, почувствовал себя совершенно угнетенным. Он горько на это жаловался, сидя в компании знакомых; тем не менее это обстоятельство не изменило его почтительного отношения к Гёте. Я пытаюсь прояснить хронологические отношения, которые кажутся мне неправдоподобными. Гёте умер в 1832 г., а так как он критиковал господина М., разумеется, до этого, значит, в то время господин М. должен был быть совсем молодым человеком. Похоже, что, скорее всего, ему было лет восемнадцать. Однако я был не вполне уверен в том, какой сейчас год, и запутался в своих вычислениях. Кстати, данная критика содержалась в известном эссе Гёте «Природа».
Толкование Фрейдом этого сна учитывает следующие моменты:
«Материал для этого сновидения появился из трех источников:
1) Господин М. из этой
2) Медицинский журнал, на титульной странице которого среди прочих значилось и мое имя, опубликовал совершенно
3) Одна моя пациентка недавно рассказывала мне о болезни своего брата и его приступах бешенства, сопровождаемых криками: «Природа! Природа!» Доктора полагают, что за этим восклицанием стоит прочтение им одноименного эссе Гёте… Однако
За моим собственным «Я» в этом сне в первую очередь скрывается мой друг, с которым столь сурово обошлась критика.
Следует указать, что сны всегда определяются эгоистическими мотивами. Фактически «Я» этого сна обозначает не только моего друга, но и меня самого. Я идентифицировал себя с ним, поскольку судьба его открытия, видимо, предвосхищает отношение к моим собственным идеям. Коль скоро в своей теории я делаю акцент на роли сексуальности в этиологии психоневротических расстройств, мне тоже не избежать подобной критики, и я уже готовлюсь встретить ее с аналогичной иронией» (1901).
Этот сон, должно быть, появился вскоре после публикации критической статьи о книге Флисса и, очевидно, обращается к его «вычислениям». Мы можем полагать наличие определенной созвучности ассоциаций Фрейда с мыслью сна, что можно было бы выразить следующими словами: «Это он [мой друг Ф.] – сумасшедший глупец; именно он страдает от паралитического слабоумия, безнадежно погрузившись в свои вычисления». С удивительной ловкостью Фрейд пытался выпутаться из этой щекотливой ситуации, утверждая, что оценивать Флисса таким образом возможно лишь иронически. Позже Фрейд обнаружит, что здесь был представлен его собственный конфликт. Одна часть личности Фрейда соглашалась с сокрушительной критикой, другая – яростно ей противилась. Фрейд даже сообщил нам имевшиеся на то причины, сказав, что предвидит столь же разгромную критику и в адрес своей работы и готов встретить ее с той же иронией, что и мнения критиков Флисса. Любопытно, но даже в период написания эссе «Сны» (1900), когда разрыв с Флиссом стал уже свершившимся фактом, Фрейд упорно продолжал придерживаться иллюзии, будто размышления Флисса о периодичности имеют под собой какие-то реальные основания. Мы увидим, что он не смог полностью преодолеть эту убежденность даже спустя десятилетия.
Что же касается страхов Фрейда относительно принятия его книги о сновидениях, то они оправдались на все 100 процентов. Одни ученые встретили эту работу насмешками, другие просто проигнорировали ее выход.
Из сна о критике Гёте господина М. мы можем выявить стоявшую перед Фрейдом дилемму: «Безумец Флисс или гений? Обоснованны ли его рассуждения, или же они имеют навязчивую, даже параноидальную природу?»
Содержание этого сна Фрейда говорило о его желании скрыть от самого себя действительную оценку Флисса. Письмо от 1 мая дает пример того, каким образом Фрейд отрицал свои сомнения и негативные чувства:
«То, что ты говоришь о двух руках и часах жизни, вновь звучит столь понятно и самоочевидно, что в твоих словах непременно должна скрываться большая истина и величайшее открытие. Наступил май, и с его окончанием я смогу услышать об этом. Я чувствую себя истощенным, мои внутренние источники почти иссякли, исчезла всякая восприимчивость. Я не хочу писать тебе об этом слишком подробно, чтобы не походить на жалующегося нытика. Расскажи мне, виноват ли здесь мой почтенный возраст[132], или все дело в периодических колебаниях.
У меня создалось впечатление, что ты уже, должно быть, определил пол твоего следующего ребенка, так что на этот раз «Полинхен» действительно появится на свет»[133].