В одно лето мы устроили на нашем чердаке хатынку[20]. На чердак вела длинная металлическая, окрашенная в коричневый цвет лестница, которая заканчивалась пристроенной ко второму этажу навесной верандой, подпоротой под основание растущими из земли по мановению дедовых рук надежными, как вековой дуб, трубами-сваями. Там мы и сделали уютный летний дом. Пару раз даже ночевали. Больше не смогли, потому что было наверху очень жарко. Но обустраивать свой домик было очень увлекательно. Свой «домик на дереве» должен быть в детстве каждого!

К полу веранды с внешней стороны дедушка присверлил добротные крепления для качелей. Прикрепил к ним длиннющие тугие резиновые жгуты, внизу соединил сиденьем-перекладиной. И все детство я качалась на этих качелях под лестницей, стараясь раскачаться так высоко, чтобы достать до ребристых ступенек ногами. Когда я приезжала в село в последний раз, увидела свои качели привязанными к лестнице и покрытыми налетом белесой пыли от косого дождя и грязи. Мое запылившееся детство отозвалось в душе щемящей болью.

Когда мы обе подросли, то с Таней вместе бегали в клуб на дискотеку и ходили «на лавочку». Так называлось собрание молодежи на параллельной улице по ту сторону нашего огорода. Сидели на лавочке, болтали, музыку слушали из кассетника, кто постарше – курили. Меня сначала туда с Таней не пускали, так как она старше на два года, и бабушка говорила: «Таня вжэ дивка, а ты щэ мала». Так что пускать меня стали только с 14. И я не подводила, вела себя порядочно, домой приходила вовремя. Бежала домой с дискотеки иногда бегом, лишь бы не опоздать. Я знала, что бабушка не уснет, пока не вернусь.

С Таней мы не виделись 11 лет. Мне нельзя въезжать в Украину, и она не может в гости выбраться: семья, дети, заботы. Но как сказала в нашей переписке Таня: «Главное, что мы друг друга любим и не забываем!» Все равно надеюсь на скорую встречу. Я всегда помню о Тане и жду, что когда-нибудь она приедет ко мне в гости. Двери моего дома для нее и ее семьи всегда открыты.

В моем детстве в селе не было для меня ни одного неприятного человека, даже наш сосед – пьяница Петро – вызывал смех, а не отвращение. Все и вся было пронизано дружелюбием. Друг для меня был в каждом человеке. Мне все и всюду были рады, к кому ни зайдешь: и почтальонша, когда я заходила отправить письмо родителям, и продавщица в магазине, и соседка, к которой я ходила, звякая трехлитровыми банками в торбе, за коровьим молоком. А как меня любила семья бабушкиного брата: дед Коля, тетя Тома и дядя Володя, дааааальние сестры Наташа и Люда. Я мчала к ним в гости на велике за переезд на крыльях ветра. Я любила своих друзей, друзей бабушки с дедушкой и всех наших родичей. Не было нежеланных гостей. Я трепетала от радости, когда в калитке показывалась сводная сестра деда тетя Тася со своим велосипедом, наведавшись из Киева, когда у ворот останавливалась машина деда Степы, и он входил на двор в своем стильном соломенном брыле, опираясь на трость, когда приходил к деду играть в шахматы седой, как белый пепел, дед Жора. А какой восторг был, когда приезжали в отпуск мои дяди – Саша и Вова. Иногда приезжали мои двоюродные братья Максим и Илья, а также троюродная сестра Рита с бабушкой Катей, старшей сестрой деда. И если съезжалась одновременно в нашем доме вся семья, а это удавалось крайне редко, то можно было просто с ума сойти от счастья. Вот бы всех так же снова собрать… Вечером мы садились во времянке вечерять, я бегала в палисадник по вечерней росе за мятой, мелиссой и листьями смородины и заваривала всем чай. Я чувствовала себя не гостьей, а хозяйкой, потому что я-то жила у бабушки месяцами.

Сюрприз – был главным героем того времени, все приезжали неожиданно. И за мной родители приезжали без предупреждения. Ждешь, ждешь, а потом скрипнет калитка, и покажутся во дворе папа или мама с дорожной сумкой в руках. Головокружительная радость. Бывало, дед прыгнет на велосипед и уедет куда-то, вроде бы как обычно, но было что-то особенное, едва уловимое в том, как он выводил велосипед из гаража. И вот нет его с час, а я во дворе дома караулю, поминутно к дороге выхожу, выглядываю и вдруг вижу: идут вдвоем с папой! А он ведет велосипед, сумка его к багажнику привязана, увидев меня, улыбается широко и передает транспорт деду, чтобы побежать меня обнимать. Значит, дизелем приехал, а дедушка ездил на станцию встречать. Но чаще всего и бабушка с дедушкой не знали о приезде. Однажды я проснулась и вижу перед глазам знакомую цветастую фланель бабушкиного халата и чувствую, что меня обнимают, но руки – не бабушкины, а в воздухе аромат духов – маминых! А бабушка рядом стоит у кровати, и ей неловко, потому что у меня ноги грязные, шелковицей перемазанные, не доглядела, а я спать немытая плюхнулась. Мама только смеялась!

Мне нравился этот фейерверк нежданных воссоединений! Мне нетрудно было ждать. Я точно знала, что летом мы поедем на море и что в сентябре мне в школу, значит, точно не позже конца августа за мной приедут, а до этого в каждом моменте – бурлящая захватывающая жизнь. Мы регулярно писали друг другу письма. Иногда очередное письмо приходило всего за несколько дней до приезда родителей, и оттого их появление было еще более неожиданным и казалось еще более волшебным. Они всегда привозили мне с собой подарки: игрушку и необычные сладости. Больше всего мне запомнились леденцы, которые были точь-в-точь как настоящие вишни на зеленых пластиковых черенках, и двухцветная шоколадно-сливочная паста, я ее намазывала на хлеб поочередно – то белой, то коричневой частью. Подарки были приятным дополнением к приезду любимых родителей. С их появлением, конечно, мир вокруг преображался. И чем старше я становилась, чем сложнее бабушке было принимать мое взросление, тем больше я по родителям скучала. Отчетливо запомнился мне год, когда папа приехал и как-то грустно на меня посмотрел и сказал: «Ты что-то совсем не выросла». За оставшийся месяц, который папа пробыл в селе, я выросла на 3 сантиметра, как будто сняли крышку с цветочного горшка и цветок пошел в рост. Свидетель тому – дверной косяк во времянке, на котором бабушка делала зарубки, каждый раз встречая внуков после долгой разлуки и вновь провожая. Иногда я плакала от счастья, когда обнимала родителей, и только тогда понимала, как сильно соскучилась, хотя привыкла расставаться надолго. Чтобы уберечь меня от превратностей северного лета, меня отправляли в село еще весной. Часто я досрочно сдавала в школе контрольные и уезжала еще в начале мая. Сама я понимала, что в селе мне будет лучше.

Я помню весь путь от автобусной станции Киева до кустиков розы около нашей калитки. Мне очень жаль, что я не могу проделать его снова. Когда случился между Россией и Украиной конфликт из-за Крыма, я, совершенно не думая о том, как разовьется ситуация, продолжала ездить в Крым, сниматься и отдыхать. После съемок фильма «Ковчег» попала со всей съемочной группой в черные списки «Миротворца». А о том, что не смогу въехать в Украину, узнала только накануне отъезда на другие съемки. Меня пригласили сниматься в клипе. Я собирала чемоданы, когда мне позвонили ребята из съемочной группы, которые уже прилетели в Киев, и сказали, что просидели несколько часов в допросной в аэропорту и все это время, отвечая на вопросы сотрудников пограничного контроля, стоически отрицали, что бывали в Крыму после 2014 года. Сказали удалить все публикации с территории Крыма в соцсетях и в случае чего, несмотря на любые фото, которые будут предъявлять, говорить: «Это не в Крыму». Я полетела, но в Киеве, стоя у окошка на таможне, соврать не смогла. Я понимала, что многочасовое вранье мне не по силам. И я просто надеялась, что меня не спросят, бывала ли я в Крыму. Но человек в форме меня об этом спросил, я тут же прикинула, сколько может быть статей в интернете о съемках и фестивалях, и поняла, что не смогу все это отрицать, сказала: «Да, была по работе». Пограничник попросил меня написать объяснительную. Потом 2 часа у того самого окошка меня заставили ждать «особого решения». Парень с высоты своего поста вдруг заговорил со мной исключительно по-украински. Он не ожидал, что я стану отвечать ему на чистом украинском, а говорила я грамотнее его. Был ли это способ психологического давления, хотел ли он так выразить свое превосходство и подчеркнуть владение ситуацией, унизить – не знаю. В любом случае ему это не удалось. Вскоре, как мне показалось, он понял, что не на того человека собак спускают, и стал говорить с сочувствием, видя, что мне физически плохо. Но он не начальство. Во въезде мне отказали. В допросной с жутким грязно-желтым светом записали видео, где я сказала, что мне все разъяснено и понятно. Я жалею, что я при этом плакала. Насладились-таки своей властью. Я не верю во фразу: «Мы просто делаем свою работу». Всегда есть зазор на человечность.

Ближайшим рейсом меня отравили обратно в транзитный Минск. Все несколько часов перед вылетом, закрытая в одном из бизнес-залов, я прорыдала. Ненавидела себя за то, что не смогла соврать. Мне так и сказали: «Вам надо было просто ответить, мол, нет, в Крыму не была». Якобы дальше меня бы не раскручивали, несмотря на все свидетельства в интернете об обратном. А мне поперек горла сама необходимость лжи. И с души воротило от понимания, что все прекрасно понимают и знают, что человек был, но надо соблюсти формальность и сделать самую малость: соврать сотруднику пограничного контроля. И тогда все разойдутся с улыбками, скрывающими очевидную тайну: одни «великодушно» позволили другим себя обмануть. Я не смогла. И со временем перестала себя в этом винить, но, когда я прилетела в Москву, у меня был нервный срыв. Из аэропорта я поехала к подруге и не ночевала в тот день дома, потому что была в таком состоянии, в котором моему 4-летнему тогда сыну не надо было меня видеть. Я проплакала сутки. Хорошо, что дедушке в Киеве, по нашему обыкновению сюрприза, не сказали, что я лечу, и он не ждал встречи. Эту боль я перенесла за нас двоих.

Я помню каждый оттенок цвета, звук и запах из моего детства. Я надеюсь, что ситуация изменится и я смогу снова приехать в мое село, застать живыми всех тех, кого так хочется обнять. Воюют политики – страдают обычные люди.

А пока меня туда не пускают, я буду помнить все. Мое детство, все его открытия и уроки, радости и трудности, по многом сделавшие меня той, кто я есть. Это у меня никто не отнимет.

В память о моей бабушке и в знак величайшей благодарности моим корням я зовусь в титрах «Катерина Шпица». Украинская фамилия, украинское имя. А в жизни предпочитаю обращение Катя.