Еще у меня была любимая обезьяна Анфиса и кукла Маша с тряпичным телом. Их обеих я учила у доски в школе и ставила им кровожадно двойки. Иногда я представляла, что Маша – моя младшая сестра, и возила ее в большой, но тем не менее игрушечной красной коляске, в которой старшая сестра с ее подружками, по рассказам мамы, катали меня саму лет до трех, пока не провалилось подо мной дно. С моей реальной сестрой в силу большой разницы в возрасте мы провели в моем детстве мало времени под одной крышей, когда мне было 5, сестра уже переехала жить к своему будущему мужу в другой район города, и я почти ничего не помню из тех ранних лет, но знаю, что Лена была мне хорошей няней.
Впрочем, я и одна в квартире без братьев и сестер не скучала.
Я могла часами собирать конструктор-дом. У него была очень интересная упаковка – большое розовое ведро с крышкой. Я его то и дело доставала и собирала из деталей дома разной конфигурации. По сей день все детальки на месте. В этот конструктор уже играл мой сын, и я храню его для будущих детей нашей семьи. Он настолько хорош, что актуален даже сейчас во время чрезвычайного изобилия игрушек.
Я много читала, любила смотреть вечером диафильмы с проектора. В 1992-м у нас появились видеомагнитофон и приставка «Денди». Мы записывали любимые фильмы и мультики с телевизора, переписывали кассеты у друзей, брали в прокате. Я любила смотреть мультфильмы, но не торчала у телевизора часами. «Денди» тоже доставала из коробки нечасто. Все время чем-то была занята, часто ходила в гости к подружкам из подъезда и любила ходить на ночевку к троюродной сестре Рите.
С Ритой отношения у нас были бурными. Поскольку с моей родной сестрой мы толково узнали друг друга и подружились, можно сказать, уже после того, как я сделала ее тетей, почти все бремя сестринства легло на Риткины плечи. Почему бремя? А потому что мы когда-то спорили не на жизнь, а на смерть и нещадно лупили друг друга пластмассовыми пупсами. Я – догола раздетой куклой Дашей с бескомпромиссно подрисованными на белом тельце первичными половыми признаками, Рита – не помню, какой куклой. Конечно, мы редко дрались, куда чаще ставили пластинку в проигрыватель и танцевали под «Мастера и Маргариту» Игоря Николаева или «Марину» Филиппа Киркорова. И был у нас аттракцион: мы выключали свет, вставали в разных концах комнаты спиной друг к другу, а потом разгонялись и топили, стараясь не промахнуться, до заднебамперного столкновения, задыхаясь от едва сдерживаемого смеха, порой друг до друга не добегали, потому что от смеха можно было не ровен час описаться.
Иногда у меня складывалось ощущение, что Ритина бабушка выбирала развлечение под стать нам: она лупила Риту тапкой за наши проказы, тапка летела очень стремительно по траектории «коридор – гостиная» и попадала снайперски только в Ритку, потому что я-то была в гостях, меня не воспитывали, и мне Риту было жалко. Еще мы любили ржать за столом. Чай на нас действовал, как веселящий газ, и было ни с чего так смешно, что чай шел носом. Пончики бабулины успевали как-то проглотить, чтоб не подавиться, а вот чай из красных чашек с белыми кругами совершал свой круговорот в природе только так: ноздри-блюдце-пищевод.
Где-то в недрах Ритиной квартиры пропала моя книга «Откуда берутся дети», где уже ничего подрисовывать было не надо, и та самая корона с конкурса «Золушка-92». Но самый черный день нашей дружбы настал, когда творческая Рита разукрасила черно-белые рисунки в моей книге «Малыш и Карлсон». Я сначала хотела предать сестру анафеме, а потом подумала: «А что, так можно было?» Сейчас, будучи взрослыми женщинами, мы разукрасили наши жизни. И мы очень дружны.
Интинские годы в памяти моих родителей – самое счастливое время их жизни. И я понимаю почему. Они были молоды и полны сил, оба хорошо зарабатывали, и, чуть ли не главное, у них была самая дружная компания друзей на свете! Именно благодаря Инте в моей душе запечатлелся образ настоящей дружбы. Друзья были рядом и в радости, и в горе. И даже несмотря на то, что все из нашей компании разъехались почти в одно и то же время по разным городам, дружба продолжается, продолжаются встречи, поездки друг к другу и теплые телефонные разговоры.
Все праздники мы отмечали огромной толпой взрослых и детей человек по 20. Это средняя численность нашей компании. Мы, дети, рядом со взрослыми никогда не чувствовали себя лишними. Мы нашим родителям были интересны. Нас везде брали с собой: и на природу, и в гости. У нас были и общие игры, и время раздельного существования: взрослые в гостиной, дети – в детской.
Как это было здорово: выехать большой компанией в лес. Делали мы это почти каждый выходной. Папы разводили костры и вкапывали в снег раскладные столы, мамы накрывали на столы закуски. Каждая доставала свои разносолы. Мы варили на костре в котелке суп, жарили шашлыки, пекли в золе картошку. Простой хлеб на палочке, обжаренный в огне, казался очень вкусным.
Пока родители разбивали лагерь, мы детской гурьбой барахтались в снегу, рыли в глубоких сугробах снежные ходы и строили шалаши. О счастье, не было у нас смартфонов, поэтому воображение на изобретение развлечений работало отлично.
Чем могли, мы помогали родителям и всегда себя чувствовали нужными.
Мы играли вместе со взрослыми на белой от снега дороге в футбол, и наши папы от нас не уставали. Мы все вместе плясали под работающий от аккумулятора магнитофон. Мы, дети, видели, что взрослые выпивают, иногда они становились очень-очень веселыми, но никогда никто в нашей компании не напивался так, чтобы потерять лицо или выглядеть отвратительно. Наши родители все делали красиво и со вкусом!
А какие вечеринки они устраивали в стенах своих хрущевских квартир! Готовили мамы все сами, не было тогда в нашем обиходе ни ресторанов, ни доставок, ни массового производства готовой еды. Для меня моя мама готовила лучше всех. Я обожала, когда она делала самодельные конфеты из сухой молочной смеси «Малютка», студила в холодильнике сметанное желе в креманках, пекла манник с хрустящими грецкими орешками внутри, шарлотку с яблоками и клюквой и душистый медовик, всем медовикам медовик, а какие у нее были эклеры! Но мы «в доме держали и мясные закуски»[10], конечно. Не было такого блюда, которое мама не смогла бы сделать: пельмени, плов, котлеты, холодец – все у нее выходило исключительно вкусно. Мамины подруги, надо сказать справедливости ради, тоже готовили здорово. Я настреляла у них рецептов. Теперь по ним иногда что-то пеку.
В вечеринках всегда было две части: общая и взрослая. В общей мы, дети, показывали концертную программу, которую стихийно соображали на ходу. Кто пел, кто танцевал, кто стихи рассказывал, кто показывал фокусы. Взрослые на нас смотрели с гордостью и любовью, смеялись и без устали аплодировали юным артистам. Потом был десерт, немного дискотеки, а затем дети вповалку засыпали в детской, и просыпалась мафия. Пару раз нам с моим другом Ваней удалось немного подсмотреть, что делают родители, пока мы спим. В дверную щелку мы увидели мужскую волосатую ногу в черном женском чулке. И розовую блузку тети Ларисы на дяде Сереже. Родители наши знали толк в развлечениях, и с чувством юмора у них было все замечательно.
Счастье в прямом смысле делалось руками. Наши родители могли создать чудо из ничего. Просто брали и делали. И находили выходы из любых ситуаций. Как-то раз у нас дома намечался большой праздник в честь папиного 35-летия. Мама едва успела приготовить горячее, как во всем городе вырубили электричество, случилась какая-то авария на станции. Не потерялись: купили коробку свечей, кучу батареек, и только в наших трех окнах до утра «горел свет» и гремела музыка. И по воспоминаниям родителей, это была одна из самых лучших и запоминающихся вечеринок. Толпа друзей гудела в свете свечей до утра.
У меня нет такой большой и тесной компании друзей, как была у родителей. Есть ощущение, что семьи как-то закапсулировались. Может, это особенности Москвы, может, в целом веяние времени. Тому, что я часто вижу, больше подходит понятие «проводить вместе время», нежели «дружить». Люди время от времени видятся, но в малом количестве этих связей есть глубина человеческого общения, некоторые вообще встречаются, не отдавая себе в этом отчет, только для того, чтоб поиграли их дети.
Я очень люблю своих друзей, очень их ценю, но есть такое понятие – «нуклеарная семья», а у меня дружбы нуклеарные: общение тет-а-тет малой группой, у меня нет большого крепкого дружеского костяка, в котором все бы друг друга давно знали. А в моем детстве мы были настоящим племенем! И в грустные моменты были рядом, и праздники сотворяли.
Под Новый год ко мне приходил Дед Мороз. Я подыгрывала с радостью, делая вид, что не узнаю под костюмом кого-то из близких друзей родителей. И это не ставило под сомнение существование Деда Мороза. Кто-то ведь должен был торжественно принести новогодний сладкий подарок с папиной шахты. А настоящий Дед Мороз приходил, по моему непоколебимому детскому убеждению, в новогоднюю ночь и оставлял под елкой самые желанные подарки. Однажды он принес мне целый блок шоколадных яиц с сюрпризом. 24 штуки. Каждое утро длинных новогодних каникул, чтобы растянуть удовольствие, я открывала одно яйцо. Это было мое ежедневное персональное чудо! Я собрала за каникулы коллекцию бегемотиков. Они сохранились, живут в отдельной коробочке среди моих памятных детских вещей.
Как-то я написала Деду Морозу письмо, с детской непосредственностью попросила сразу все: куклу Барби, мужа, детей, дом и машину. Дед Мороз от такого заказа был в шоке. Но справился великолепно. Под елкой я нашла куклу, розовый туалетный столик со стульчиком и двуспальную кроватку. Орнамент постельного белья напомнил мне наши старые шторы, но это не показалось мне подозрительным.