– Я не этого боюсь; но я имею основания бояться, как бы не случилось великих несчастий в моем семействе: цари подвержены большим переменам судьбы. Ах! неужто я потеряла тебя, мой дорогой Орест; на тебя одного я возложила мои упования! Ведь у меня больше причин любить тебя, чем всех прочих в моем семействе: ты вовсе неповинен в жертвенной гибели, на которую отец обрек меня в Авлиде; ты был тогда десятилетним ребенком. Ты воспитывался вместе со мной, и ты единственный во всей Греции, о ком я вздыхаю всякий день.
– Но, госпожа, возможно ли, чтобы он знал, что с вами стало? Вы на острове, который ненавистен всему свету: если случай забрасывает сюда какого-нибудь грека, его приносят в жертву. Отчего вы не забудете о Греции? Отчего не ответите на любовь царевича?
– Что пользы, если б я ее приняла? Его отец, Фоас, запрещает ему меня любить; он всегда трепещет, говоря со мной; ведь они оба не знают моего рождения, а я не забочусь открывать им то, во что они не поверят. Разве возможно поверить, чтобы девушка, которую похитили пираты в тот самый миг, когда ее готовились принести в жертву для блага Греции, была дочерью греческого предводителя! Но вот и царевич.
Сцена вторая
Что с вами, царевич? Отчего это смятение и следы тревоги?
Госпожа моя, я причиной величайшего несчастья на свете. Вы знаете, как ненавидел я вместе с вами обычаи нашего острова; я радовался, что сегодня вы будете избавлены от этих чудовищных обязанностей; и тем не менее из-за меня вам придется принести в жертву двоих греков.
Что же случилось?
Мне сказали, что двое юношей окружены большой толпой народу и сражаются с ней.[75] Я поспешил на берег моря и увидел их у врат храма; они дорого продавали свою жизнь, и каждый заботился лишь о спасении другого. Их храбрость побудила меня к великодушию, я стал сам их защищать; я обезоружил толпу; они сдались мне. Их одежды выдавали в них греков; они в том признались. Я вздрогнул при этих словах; их отвели к моему отцу, против моей воли; вы можете судить, какая судьба их ждет. Все кругом радуются и благодарят богов за эту удачу, которая повергает меня в отчаяние. Но поверьте, госпожа моя, я положу жизнь на то, чтобы вскоре освободить вас от постылого сана, обязывающего вас участвовать в жертвоприношениях. Но вот и царь, мой отец.
Сцена третья
Как? Господа, вы еще здесь! Разве не должны вы быть в храме и благодарить Богиню за те две жертвы, что она нам послала? Ступайте же готовить все для жертвоприношения, а затем возвращайтесь, чтобы принять из рук в руки этих двух чужеземцев.
Сцена четвертая
Ифигения уходит. Царевич пытается добиться у царя помилования двоих греков, чтобы не получилось, что он их спас напрасно, царь на него гневается и говорит, что эти чувства внушены ему юной гречанкой; он упрекает царевича, что тот питает страсть к рабыне.
Но отчего вы думаете, что она рабыня?