28

Гость с севера

Весь этот год и следующий я находился на службе у Бурицлава, который постоянно переезжал с места на место, как ему было угодно. Я много размышлял, с каким поручением прибыли те два норвежца, расспрашивал людей, но никто из них не был в зале у Бурицлава в ту ночь, когда он их принимал. Они сели на своих лошадей и умчались, продолжив дальше свой путь на север на корабле, так рассказывали, но были ли они посланниками Олава и какие известия они привезли Бурицлаву, никто не знал. В то же время прошел слух, что мы пойдем до городов на Одере, говорили, что Олав Воронья Кость почти потерял свою власть на норвежском побережье и что Эйрик, сын Хакона, которого мы прозвали Эйрик Братоубийца, начал собирать дань на западе Норвегии. Я очень надеялся, что так все и было, что Олав терял свою власть или что он вообще уплыл обратно в Англию. Говорили, что Эйрик, сын Хакона, был в хороших отношениях со Свейном Вилобородым, потому что сыну ярла не хотелось требовать дань с утомительных хёвдингов в Вике, и он с радостью позволял херсирам Свейна править в тех землях. Но в основном это были лишь слухи.

В то время стало очевидным, что Аслак пристрастился к выпивке, и все понимали, что именно из-за этого до сих пор не возобновилась боевая подготовка. Мы стреляли в бревна, боролись и отрабатывали удары, но все проходило совсем не так, как когда Аслак присматривал за нами. Сказать по правде, мы ленились и бездельничали. Вагн тоже редко приходил к нам, все время проводил с Бурицлавом, Торгунной и ее ребенком, а о нас не думал. Но поздней осенью, в первое полнолуние после нашего возвращения в Вейтскуг, произошло то, что заставило нас встрепенуться. По Одеру прошел боевой корабль и остановился в Пристанях, на борту были грабители, убившие трех мужчин и забравшие с собой двух девушек, прежде чем уплыть. Они надеялись продать их Свейну, но, как только мы узнали, что произошло, Вагн позвал к себе шестьдесят всадников.

Я был среди них. В тот ясный прохладный осенний день как будто весь мир замер. Помню, что в ту поездку мне казалось, что я не скачу, а лечу на коне. Золотые листья буков были невесомы, лошади двигались под нами, но стук копыт я почти не слышал, ощущая лишь холодный воздух, дующий мне в лицо, и вес топора, висевшего за спиной.

Весь тот день мы проскакали по течению реки. Когда мы убедились, что оказались ниже по течению, чем тот корабль, то поехали обратно вдоль берега. Начинало темнеть, но нам не пришлось долго возвращаться, вскоре мы увидели то судно. Оно стояло на якоре посреди реки, ни один факел не горел на нем, но мы слышали голоса. Мы сняли с себя всю одежду и обувь, оставив лишь пояс с оружием, и поплыли к нему.

Было бы неправдой, если бы я сказал, что Вагн снарядил нас, чтобы вызволить вендских девушек. Он дал нам возможность убить этих разбойников. Помимо меня было еще пять человек с датскими топорами, я зацепился головкой топора за борт и подтянулся. Потом быстро привязал веревку, висевшую на поясе, к леерам, чтобы другие воины могли забраться на корабль. Едва закончив с этим, мне пришлось поднять свой топор, потому что в темноте я заметил тела, прыжками двигающиеся ко мне.

В ту ночь мы не понесли потерь. Мы были воинами. Йомсвикингами. А грабители лишь грабителями. Мы зарубили их всех до единого, за исключением двух, которые предпочли сдаться. Их мы привели к Бурицлаву, заодно прихватив головы остальных. Бурицлав сам поскакал вниз к Пристаням с пленниками и головами, показав их всем. Тех двух мы больше никогда не видели, но говорили, что Бурицлав позволил крестьянам утопить их.

Через два дня боевая подготовка возобновилась. Из-за того, что у нас не было достаточно большого двора для занятий, мы уходили в лес на поляну, где опытный Аслак показывал нам, как надо бить, колоть и защищаться. Более ворчливого человека мне не доводилось встречать. Он сердился на наши движения, которые стали небрежными, поэтому постоянно ходил и говорил об этом каждому из нас, пока мы боролись. То, что сам он уже был совсем не тем Аслаком, которого мы знали, было очевидно всем. И дело было не только в его пьянстве, Аслак постарел. Его плечи поникли, а руки дрожали.

Из домов вынесли все бочонки с медом и бочки с пивом, а Вагн попросил Бурицлава, чтобы никто из нас даже не дотрагивался до крепких напитков до тех пор, пока мы находились у него на службе. Многих такое нововведение разъярило, а некоторые сидели по вечерам и раскачивались, как будто сошли с ума.

Мне такие перемены пришлись по душе. Отец предупреждал нас с братом о пагубности пьянства, и только когда выпивку забрали, я смог понять, как она может влиять на людей.

Тогда много говорили о Хальваре и Сигурде, сыне Буи. Воины считали, что Вагну следовало отправить кого-нибудь еще к Свейну и потребовать, чтобы их освободили. Я был не единственным, кто думал, что, хотя они и были заложниками у датского конунга, они не были пленниками. Однажды в конюшне Эйстейн сказал мне, что, скорее всего, они уже давно перешли на службу к Свейну, и даже не пикнули, потому что, по правде говоря, не было особой разницы в том, чтобы быть йомсвикингом или служить Свейну или же Бурицлаву. Эйстейн даже слышал, что некоторые предпочли бы быть на службе у Вилобородого, а не у вендского конунга. Но никто не осмеливался сказать об этом вслух, пока Вагн был здесь.

Военная подготовка продолжилась, и это подняло нам настроение. Я был среди тех, кто учился бою на лошади. Такое решение принял Аслак, а один из дружинников Бурицлава, по имени Притбор, стал моим наставником. Он был низенького роста, с узкими плечами, а глаза были настолько близко посажены, что я такое видел впервые. Он был верхом на широкогрудом вендском жеребце, испещренном шрамами, на его седле висели копье, топорик и лук. Все, кого отправили обучаться к нему, не верили, что он вообще на что-то годится. Но в первый же день Притбор удивил нас всех, показав нам то, что все мы увидели впервые. В то время, пока он скакал на коне, он подбросил чурбан в воздух, выхватил лук и выпустил сразу три стрелы в него, прежде чем он упал на землю.

Притбор научил нас ездить галопом без поводьев, показал, как можно держать четыре стрелы между пальцев той руки, которая держала лук; стрелы благодаря этому можно было быстро вставить в тетиву и выстрелить с такой скоростью, что все четыре оказывались в воздухе одновременно. Это невозможно было проделать на обычном луке, поэтому нам выдали луки, которые использовали вендские охотники. Сделаны они были не из дерева, а из рогов. Сначала мы не поверили, подумав, что это какой-то особый сорт деревьев, росших на юге, которые мы никогда не видели, но в один день я сам увидел, как вендский мастер делал лук, как он приставлял два длинных рога друг к другу и получалось древко.

В то же время я начал объезжать Вингура. Оказалось, мой конь обладал уникальной способностью, он понимал, что я хочу от него и куда мы направляемся. Больше никогда я не ездил на такой умной лошади, как он. Я до сих пор помню наши прогулки по вендскому лесу, его мягкую поступь под седлом, то, как он поворачивался ко мне каждый раз, когда я спрыгивал, чтобы дать ему отдохнуть. Я часто думал о том, что, должно быть, сам Один направил меня на конюшню к Хальвдану Палате в тот раз, что это он позволил мне спасти Вингура от жертвенного ножа. Когда я был верхом на Вингуре, никто не видел, что я хромал. Я был хорошим наездником и вскоре прославился этим. Я проводил больше времени в седле, чем на ногах или в общем доме. Сидя верхом, я чувствовал себя свободным, поэтому старался не сидеть возле очага, жалуясь на то, что мы стали дружинниками вендского конунга. Я очень скучал по морю, но это было терпимо, и могло случиться так, что я остался бы воином у вендского конунга на всю жизнь, если бы не одна вещь, которая мучила меня. Сигрид была рабыней и принадлежала другому мужчине…