Юный Альфред исправно посещал процессы жестоких убийц и музей криминалистики, завороженный орудиями пыток. Помните, как в прологе знаменитого телецикла «Альфред Хичкок представляет» (1955) он демонстрирует орудия пыток или лежит, связанный, на железнодорожных путях: «Добрый вечер, дорогие попутчики. Вы, полагаю, убедились, что в некоторых отношениях самолет никогда не заменит поезд».
В старости Хичкок хвастался, что изобрел способ задушить женщину одной рукой, и читал друзьям краткий курс некрофилии. Мог бы и каннибализма. В 1953-м меню званого ужина у него включало «Жанну на углях», «фаршированные трупы в пикантном соусе», «свежеотрезанные дамские пальчики».
Он обожал наручники. На экране – сковал героев в «39 ступенях». В жизни – на пари – приковал на ночь к камере оператора, угостив для бодрости стаканом коньяка со слабительным. Утром все, кроме оператора, очень смеялись. А громче всех, наверное, те, кому Хичкок подкладывал диванные подушки, издававшие непристойные звуки. Присылал в подарок громоздкую мебель, заведомо не проходившую в двери квартирок его сотрудников. Приглашал в ресторан, где их осыпали оскорблениями актеры-студенты, которыми он подменил официантов. Режиссерское чувство юмора Хичкока вошло в легенду. Но за пределами экрана это был юмор переростка, жирдяя, мелкого пакостника.
На съемках, конечно, он не шутил. Но актрисы, попавшие в его сети, могли позавидовать жертвам розыгрышей: многочасовые разборы ролей тет-а-тет доводили до нервных судорог. У Анны Ондры под предлогом пробы звука он допытывался на съемках «Шантажа», хорошо ли она себя вела на неделе, спала ли с мальчиками. Про Ингрид Бергман прилюдно врал, что после съемок «Дурной славы» она отказывалась выходить из его спальни, пока он не овладеет ею. Вере Майлз («Не тот человек»), собиравшейся замуж, ежедневно присылал две дюжины роз и столь дикие письма, что она уничтожала их на месте. За Типпи Хедрен, игравшей в «Птицах» и «Марни», установил круглосуточную слежку. Передавал графологу образцы ее почерка, проверяя, нет ли у нее раздвоения личности. Хедрен была единственной, с кем он сорвался, требуя взаимности: иначе угрожал разорить и ее, и ее семью. А единственной, кто укоротил Хичкока, была Грейс Келли, светски отреагировавшая на скабрезности, лившиеся из его уст: «Я знаю эти слова, я же училась в церковной школе».
Все это напоминает какое-то опосредованное изнасилование. Вроде атаки птиц, во время которой Хедрен едва не лишилась глаза, отделавшись глубокой раной на веке. Вроде сцены в «Исступлении», где женщин душит галстуком импотент. В свободное от убийств время импотент торговал овощами, как отец Хичкока. Забавно, не правда ли? При этом Хичкок никогда, никогда не спал с актрисами. Женился девственником, в 27 лет с изумлением узнал о феномене менструаций. Да и отношения с Альмой после рождения дочери быстро переросли в платонические. Его сексом были съемки, где он мог на «законных основаниях» воплощать фантазии тирана-садиста. А то, что эти фантазии, как и безграничное презрение к общественному лицемерию, государству, семье, он был обязан всю жизнь упаковывать в приемлемую для продюсеров и обывателей картинку, делает его фильмы гораздо более взрывоопасными и порочными, чем любые бесцензурные эскапады.
Он очень много, слишком много знал о людях, особенно об их тайной, ночной стороне. Зрителей он оглушал аттракционами: погоней самолета за человеком или поединком на высеченных в камне головах президентов. Но из-под ошеломительной картинки незаметно струился яд всезнания. Откуда взялись такое знание и такая извращенная чувственность у лондонского маменькиного сынка – главная загадка Хичкока.
Когда он не работал, он ел и пил с размахом, превосходящим любое раблезианство: его чревоугодие и пьянство были сродни тяжелой наркомании, хотя кокни-католик – вдвойне маргинал – Хичкок на всю жизнь сохранил детскую любовь к картошке. Не ладя в 1920-х с продюсерами, утешал себя многочасовыми одинокими обедами в ресторанах, откуда отправлялся ЕЩЕ И УЖИНАТЬ С МАМОЙ. Сдвигал часы трапез так, чтобы завтрак, орошаемый крепкими напитками, перерастал в обед. Обед – в чаепитие, чаепитие – в час коктейлей, а коктейли – в ужин, состоявший из дюжины перемен.
В гигантском холодильнике у него дома хранилось мясо, доставлявшееся со всего света. Хичкок говорил, что еда заменяет ему секс. Трогательно, но не совсем искренне. Кино, еда и алкоголь заменяли ему не столько секс, сколько то, что он мог бы натворить, не будь режиссером. Какое все-таки счастье, что Хичкок всю жизнь неустанно снимал кино, и только кино. И как жаль, что бесследно пропал ролик, снятый еще в 1930-х, где Альфред в подпитии отплясывал на вечеринке в женском платье, парике и гриме. Кажется, ролик потеряли, когда вывозили из кабинета умершего режиссера его вещи.
Хичкок умер, оставив состояние в $20 млн, включавшее 2250 голов скота, 66 ящиков коллекционных вин и 29 картин крупнейших художников ХХ века. Последние его месяцы были мучительны не только и не столько для него, сколько для окружающих. Через посредников он умолял знакомых позвонить ему: унизиться до того, чтобы позвонить самому, он не мог. Требовал от секретарш сексуальных услуг. Глушил стаканами водку и коньяк. И судорожно сжимал руку Ингрид Бергман, рыдая: «Ингрид, я умру». Удивительно, насколько его последние месяцы похожи на последние месяцы Фассбиндера.
Деннис Хоппер
(1936–2010)
«Махнем на байках в Москву? У тебя же есть „Харлей“», – вдруг закруглил Хоппер интервью, которое давал мне в 2007 году: Эрмитаж выставлял тогда его фотографии. Вопрос был не безумнее сознания того, что ты сидишь напротив самого «беспечного ездока», который рассказывает тебе о своих друзьях – Орсоне Уэллсе и Энди Уорхоле. Такой красивый, элегантный, трезвый, такой простой и опасный, по-прежнему чертовски опасный – ты понимал это, просто заглянув в его беспечные глаза.
Его смерть возмутительна: он не имел права умереть в постели. Но на какой бы рожон он ни лез в своей жизни – оставался невредим. Вдумайтесь: Хоппер – единственный, кто выжил, из блестящей банды молодых актеров, открытых Николасом Реем в «Бунтовщике без причины» (1955). Джеймс Дин погиб в аварии, Натали Вуд утонула при невнятных обстоятельствах, Сола Минео убили в мутной гей-наркоманской разборке. А Хопперу хоть бы хны, хотя жил он несравненно «быстрее», чем они.
Он мог разбиться на съемках байкерского роуд-муви «Беспечный ездок» (1969): Хоппер тогда так боялся мотоциклов, что в конце дня его Harley загоняли с глаз долой в специальный трейлер. Мог загнуться от адских доз: в начале 1980-х его дневное меню включало два литра рома, 28 бутылок пива, три грамма кокаина. Его могли распылить 17 динамитных шашек, которыми (1983) он подрывал бумажный гроб с самим собой – хэппенинг «русское самоубийство». Мог сгинуть в Мексике, уйдя нагишом в джунгли на поиски сигнализировавших ему инопланетян (1984). Или сорваться с крыла взлетающего самолета, на которое выбрался, что твой каскадер: ему показалось, что через иллюминатор его снимают Коппола и Вим Вендерс.
Мог сгнить в психушке, куда его упекли, отловив в джунглях, продюсеры, сгинуть в драке или просто сдохнуть в нищете. Продюсеры вообще «хоронили» его трижды. В 1957 году ветеран Генри Хатауэй, поцапавшись с Хоппером на съемках, поклялся, что актер «никогда не будет работать в этом городе», а магнат Лиленд Хоуард проклял его за то, что с ним сбежала его красавица дочь. Оставались сериалы. Но, пристрастившись в 1966 году к ЛСД, Хоппер стал окончательно невыносим для студийной публики. На светских приемах обряженный как хиппи, он доставал бонз разговорами о том, что студийная система умирает и не кто иной, как Хоппер, добьет ее – пришло время молодых и дерзких.
К нему никто не относился всерьез, а зря. Хоппер дождался реванша. Копеечный, независимый «Ездок» сорок раз окупился в прокате, при том, что снимать и монтировать Хоппер просто не умел. Был уверен, например, что вырезанный при первом, черновом монтаже кадр утрачен навсегда и что перемонтировать фильм невозможно. Достоинства «Ездока» – это просто его профессиональные недостатки, принятые восторженными хиппи и байкерами за новый киноязык. Но фильм, если и не добил систему студий, и так едва державшихся на плаву, то пробил в ней брешь, в которую рванули молодые и дерзкие. Именно успех фильма о Билли Киде (Хоппер) и Капитане Америка (Питер Фонда), которые, загрузив бензобак кокаином и долларами, катят из Калифорнии в Новый Орлеан, чтобы глупо и страшно погибнуть от пуль провинциальных фашистов, дал шанс Копполе, Скорсезе, Лукасу и прочим Спилбергам. «Ездок» сделал звездой Джека Николсона, легализовал рваную эстетику киноандерграунда и не только ее. «Все кокаиновые проблемы в США исключительно из-за меня. До „Беспечного ездока“ кокаина на улице не было. После него он заполонил все».
Лицо Хоппера украшало обложку журнала Life, в Канне он получал приз за лучший дебют, гуру-убийца Чарльз Мэнсон зазывал его на свидание в тюрьму, чтобы предложить сыграть себя в кино, а сам Хоппер уверял, что он новый Христос и погибнет в 33 года. Но его распятием стало предложение студии Universal. Желая угнаться за модой, она дала Хопперу денег, чтобы он снял буквально что хочет. Хоппер хотел снимать псевдовестерн «Последний фильм» (1971). Злые языки утверждают, что местом съемок он выбрал Перу из-за кокаиновой славы этой страны.
Дебютировать в режиссуре в возрасте более юном, чем Орсон Уэллс в эпоху «Гражданина Кейна», как он мечтал, ему не удалось, зато удалось навлечь на себя студийное проклятие, сравнимое разве что с проклятием, тяготевшим над Уэллсом. Когда закончился просмотр «Последнего фильма» для руководства Universal, в мертвой тишине раздался голос киномеханика: «Хорошее название придумали, прямо в точку. Этот парень больше ничего не снимет». Это был смертный приговор. Припомнив Хопперу дипломатический скандал с Перу, куда на съемки «Фильма» съехались все дилеры Калифорнии, его на 20 лет отлучили от режиссуры.
«Последний фильм» можно изредка увидеть на фестивальных ретроспективах. Это лучший фильм Хоппера, величественная руина, мегаломанский бред, великая притча о кино, природе и цивилизации. По сюжету, индейцы подсматривали за съемками спагетти-вестерна и считали чудом то, что «убитые» актеры оживают и умирают снова. Смастерив из веток свои кинокамеры, они подражали съемочной группе, убивая друг друга, но почему-то не воскресая. Завершался фильм принесением в жертву задержавшегося в джунглях и свихнувшегося на поисках золота каскадера Канзаса, которого сыграл сам Хоппер.
Вычеркнутый из памяти студий, Хоппер играл все меньше и меньше. Помимо «Американского друга» (Вендерс, 1977), можно вспомнить лишь фотографа из «Апокалипсиса сегодня» (1979) Копполы, сумасшедшего клоуна из свиты не менее безумного полковника Курца. Зато потреблял все больше и больше разнообразных субстанций. Вместе с расписанием съемочного дня он находил по утрам инструкции режиссеров, какие наркотики и когда он может принимать, чтобы сохранить рабочую форму, а какие запрещены. Иногда он завязывал с алкоголем. Историк кино Питер Бискинд пишет: