Так же никто, кроме фанатов фэнтези и готики, не принимал всерьез Фразетту, автора тысяч комиксов, иллюстраций, обложек книг, афиш, в том числе к фильмам Романа Поланского, Вуди Аллена, Клинта Иствуда и даже полнометражной анимации «Огонь и лед» (1983) в соавторстве с живым классиком-нигилистом Ральфом Бакши. Он был из тех художников, имен которых никто не помнит, но знают все, потому что их стиль пропитал саму среду обитания ХХ века, то есть стал «большим стилем», успешно притворившимся оголтелым китчем (или наоборот).
Это его кровавая планета-мозг осеняет звероподобных меченосцев на конверте «Expect No Mercy» (1977), альбома Nazareth. Это его «Death Dealer» (1973), безликий всадник в доспехах и рогатом шлеме, с окровавленным топором и красными глазами-угольями, украшает первый диск флоридской группы Molly Hatchet, названной, что характерно, в честь проститутки, отрезавшей клиентам головы. Это он нарисовал (1970) Конана, развязав мировую моду на мрачные, воинственные фантазии о нордических варварах. Это он придумал (1973) Вампиреллу с планеты Дракулон, мускулистую оторву с раскосыми глазами в высоких сапогах и лаконичном красном белье.
Он был виртуозным рисовальщиком и хорошим живописцем – с этим не могли поспорить ни снобы, ни модернисты. Но, боже мой, что он рисовал! Крутобедрых пленниц, которых тащит на веревке в «замок греха» варвар-монголоид. Пленниц, естественно, голых: Фразетта не признавал за своими героинями права хоть на какую-нибудь одежду. Перепончатых колоссальных чудовищ, восстающих из зеленых испарений в самом центре Земли или бросающихся с отвесных скал на одиноких рыцарей. Огромного негра, возвышающегося над блондой, изогнувшейся в истоме страха. Седобородых колдунов, схватку Дракулы с вервольфом, Горлума, девок с бластерами, отстреливающихся от марсиан, и воинов, воинов, воинов. Лишь два рисунка выламываются из этого потока. «Бой» (1965) – жуткое видение Вьетнама с утратившими людской облик джи-ай, умирающими, отстреливаясь от партизан по пояс в воде рисового поля. И «Лас-Вегас» (1979) с голыми showgirls, словно зазывающими не клиентов, а самого художника: ты так же торгуешь собой, иди к нам.
Между тем рисунки Фразетты – образец художественного целомудрия, самоуничижения. Во второй половине ХХ века классический пафос, словно стушевавшись, эмигрировал в «низкие» жанры. Трагедии, которые раньше воплотились бы в пудовые романы, нашли приют в книжицах нуара. А в рисунках Фразетты, на поверхностный взгляд кажущегося плотью от плоти массовой макулатуры ХХ века, нашла последний приют романтическая традиция.
Он непрестанно, почтительно цитировал рисунки Уильяма Блейка: визионер-романтик Блейк родился слишком рано, подобно тому, как Фразетта – слишком поздно. Его эротика наследовала эпохе модерна, ориентализму, прихотям Обри Бердсли, сексуальным галлюцинациям Фелисьена Ропса. Его гладиаторы и варвары-насильники, выйди они из-под кисти французского академика конца XIX века, заслужили бы восторги посетителей парижского Салона. «Так проходит мирская слава» – в этом, наверное, главный смысл всего, что создал неутомимый Фразетта.
Хесус Франко
(1930–2013)
За год до смерти Франко его фильмографию, блистающую названиями вроде «Она убивала в экстазе» (1971) и «Вампиры-лесбиянки» (1973), увенчал 199-й фильм «Аль Перейра против женщин-аллигаторов» (2012). Да, на поверхностный взгляд, Франко был прост, как один сентимо – проще не бывает. Композитор-вундеркинд обратился к режиссуре в конце 1950-х, когда школы фильмов ужасов вдруг образовались в странах, и слова-то такого раньше не слышавших. Англичане вдохнули жизнь в списанных Голливудом монстров 1930-х, итальянцы специализировались на маньяках, орудующих колюще-режущими предметами, немцы затянули сагу о докторе Мабузе.
Испанец же не отказывал себе ни в чем. Отдал дань безумным ученым, таким, как «доктор Орлофф» («Крики в ночи», 1962), свежующий танцовщиц, чтобы пересадить их кожу изувеченной сестре. Свел в рукопашной Дракулу с чудовищем доктора Франкенштейна, а самому доктору сочинил лютую смерть от руки Калиостро. Экранизировал не только «Жюстину» (1970) маркиза де Сада и «Венеру в мехах» (1969) Захер-Мазоха, но даже изначально невинные «Любовные письма португальской монахини» (1977). Был одним из пионеров («99 женщин», 1969) фильмов о садомазохистских оргиях в женских тюрьмах и каннибалах. Снял, наконец, первый испанский полновесный порнофильм «Лилиана – извращенная девственница» (1984).
В общем, был испанским Эдом Вудом со счастливой судьбой. Влюбленным в кино и сиськи графоманом, чья камера потакала его музам-эксгибиционисткам Соледад Миранде, погибшей в 27 лет в ДТП, и Лине Ромэй, в чье тело якобы душа Соледад переселилась. Любуясь голыми, вымазанными в крови, истошно вопящими девками, он порой забывал о сюжете настолько, что фильмы превращались в абстрактные балеты. Невозмутимо лепил по три фильма зараз: без сценария и раскадровки. Одна актриса утром осведомилась у мэтра, что ей предстоит сегодня. «Умирать». – «Но я умерла вчера!» – «Не волнуйся, вставим в другой фильм».
Лишь одно обстоятельство не дает ему остаться в истории курьезным фриком, чьи картонные ужасы и невинная порнография вызывают ностальгическую нежность пополам со скукой: он был испанцем.
Франко использовал множество псевдонимов, но само его имя звучало как дерзкая партизанская кличка. Франко – как зловещий каудильо Франсиско Франко, без малого сорок лет «кастрировавший» испанскую чувственность. Хесус – как Иисус, который, как верил каудильо, благословил его в 1936 году на крестовый поход против «большевизма». Когда человек с таким именем и такой фамилией снимает при клерикально-фашистском режиме фильмы об одержимых монахинях, это уже революционный хеппенинг. О политическом мятеже и тяжелейшей травме, нанесенной национальному подсознанию гражданской войной, на экране не могло быть и речи: что ж, Франко поднял знамя не менее крамольного – сексуального – мятежа, а оргию насилия перенес в готический антураж. Если где-либо тюремные фантасмагории и ассоциировались с реальностью, то именно в Испании.
Так что, с другой стороны, Франко – никакой не Эд Вуд, а своего рода Бунюэль, во вражеском окружении воплощавший сюрреалистические фантазии: сюрреалисты первыми сплавили в 1920-х сексуальное инакомыслие с политическим, восславив одновременно де Сада и Троцкого. Недаром с Франко сотрудничал Жан-Клод Карьер, сценарист Бунюэля: он познакомит Хесуса с великим сюрреалистом, когда в 1970 году церковь объявит именно этих двух режиссеров главными своими врагами и Франко вслед за Бунюэлем переберется во Францию. Недаром Франко, за которым уже тянулся шлейф одиозных фильмов, взял в свои ассистенты на «Фальстафе» (1966) Орсон Уэллс: Франко удостоится чести смонтировать его незаконченного «Дон Кихота».
Уэллс, как все знают по фильму Тима Бертона, нашел добрые слова и для Эда Вуда, боготворившего автора «Гражданина Кейна», но своим душеприказчиком сделал все же не его, а Франко.
Альфред Хичкок
(1899–1980)
Толстяки внушают доверие, пользуются презумпцией доброты. 160 кг живой массы, которые Хичкок набрал к 40 годам, кажется, гарантировали, что от него не стоит ждать никакого подвоха. Такому пекарю «сладких пирогов», как он называл свои фильмы, можно безбоязненно доверить посидеть с детишками. Да, отец саспенса, но те, кого била дрожь на его фильмах, знали наперед, что добро победит, а цена победы быстро забудется. Идеальный семьянин 54 года прожил с Альмой Ревилл, своей единственной женщиной. Был отшельником, по сравнению с которым Сокуров – звезда светской хроники. Нет, конечно, Голливуд обязывал его мелькать на публике, но в частной жизни он не знался почти ни с кем, окруженный навязчивой заботой Альмы о его покое. Труженик, перфекционист, владевший всеми кинопрофессиями – он мог бы экранизировать телефонный справочник, если бы захотел.
В 1950-х французские критики объявили его еще и художником. Раскопали, как им показалось, подсознание его творчества и успокоились. Ну да, католическое воспитание, чувство вины: даже и тем более – чужой вины, вины «черного двойника» ложно обвиненного в преступлении героя, которую тот должен искупить. Дай бог каждому такое совестливое подсознание. Толстяк, одним словом. А то, что называл актеров «скотами» и объяснял выбор актрис тем, что «блондинок приятнее мучить», так это – причуды гения. Вот только причуд у гения был явный перебор.
Тем же французам он скормил легендарную историю. «Мне было года четыре или пять. Отец отправил меня в полицейский участок с запиской. Комиссар прочитал ее и запер меня в камере, сказав: „Вот что бывает с плохими мальчиками“». Незадолго до смерти Хич заявил, что эта фраза была бы лучшей эпитафией ему.
Вообще-то он, как все великие режиссеры, много врал – что не знает, сколько зарабатывает, что никогда не смотрит кино. Но тут не соврал: он был очень плохим мальчиком. Идеальным злодеем из собственных фильмов, людоедом в колпаке Санта-Клауса. Вечно репетировал безупречное убийство, на которое не решался в жизни. Вспомните, сколько мужей в его фильмах покушаются на жен. Альма, ку-ку! Жаль, мама Хичкока не дожила, не увидела чучело мамочки маньяка в «Психозе».