P. S. Василий Чапаев
(1887–1919)
Начдив-25 – главная военная тайна большевиков.
Тайна – даже то, как он выглядел.
В кабинет медленно и очень почтительно вошел человек лет тридцати. Среднего роста, худощавый, гладко выбритый. С закрученными тонкими усами и с аккуратной прической. Одет Чапаев был не только опрятно, но и изысканно: великолепно сшитая шинель из добротного материала, серая мерлушковая папаха с золотым позументом поверху, щегольские оленьи сапоги-бурки мехом наружу; на нем была кавказского образца шашка, богато отделанная серебром, и аккуратно пригнанный сбоку пистолет-маузер.
Это вспоминает царский генерал Федор Новицкий, вступивший в Красную армию.
Обыкновенный человечек, сухощавый, среднего роста, видимо, не большой силы, с тонкими, почти женскими руками; жидкие темно-русые волосы прилипли косичками ко лбу; короткий, нервный, тонкий нос, тонкие брови в цепочку, тонкие губы, блестящие чистые зубы, бритый начисто подбородок, пышные фельдфебельские усы. Глаза… светло-синие, почти зеленые – быстрые, умные, немигающие. Лицо матовое, свежее, чистое, без прыщиков, без морщин. Одет в защитного цвета френч, синие брюки, на ногах оленьи сапоги. Шапку с красным околышем держит в руке, на плечах ремни, сбоку револьвер. Серебряная шашка вместе с зеленой поддевкой брошена на сундук.
А это Дмитрий Фурманов – комиссар чапаевской дивизии.
Скулы сводит: фоторобот какой-то. Особых примет нет. Усы, говорите (пышные все-таки или тонкие)? Аккуратность, очевидно вопиющая на фоне революционной эпохи. Портреты незаметно перетекают в описание одежды и амуниции. Да, щеголеват. Но в целом: обыкновенный, почтительный, средний, небольшой, немигающий, без прыщей.
Одним словом, «человечек» в сухом остатке – даже не человечек, а фельдфебель. Правда, к 1917 году Чапаев дослужился до подпрапорщика, но усы-то – фельдфебельские. Хороший фельдфебель, добротный, как его шинель, храбрый: три Георгиевских креста и Георгиевскую медаль надо было немалой кровью, сметкой и мужеством заслужить. Положительный, основательный, как сработанный им самим буфет: в доме-музее Чапаева его можно руками потрогать. Но все равно фельдфебель – слово какое неприятное. О «Бравом солдате Швейке» напоминает. Кстати, Ярослав Гашек именно в чапаевской дивизии воевал.
И это он «впереди, на лихом коне»?
Насчет коня – тоже бабушка надвое сказала. Генерал-майор артиллерии Александр Васильевич Чапаев запрещал в частях, которыми командовал, показывать фильм братьев Васильевых: зачем отца дураком вывели? Наездник-рубака он, конечно, отменный был, но на фронте передвигался на желтом «форде» с выставленным через заднее стекло пулеметом. Технику вообще уважал: четыре аэроплана вели разведку, обеспечивали связь дивизии. Как проглядели они дюжину казачьих сотен, отчаянным броском – 150 километров через голую степь – хлынувших в ночь на 5 сентября 1919 года на Лбищенск, вырезавших чапаевский штаб?
Да что там коня! Даже маузера, памятного Новицкому, не было. В ленинградском Артиллерийском музее выставлен наган с золотой насечкой «Чапаев» на рамке. В 1940 году его передали из милиции: «конфисковали у шофера». Какого, к чертовой матери, шофера? Где наган шлялся двадцать лет?
Может, попал он к фантомному шоферу от не менее фантомного Трофимова-Мирского, матерого колчаковца, надеявшегося отсидеться под видом тихого счетовода в пензенской артели инвалидов: об аресте убийцы пленного комдива Чапаева 9 февраля 1926 года сообщал «Красноярский рабочий». Как «пленного»? А кто тогда в Урал-реке утонул?
И Анки-пулеметчицы не было. Анной звали жену Фурманова (поженились они, подписав «проект о любовно-вольно-супружеских отношениях»), создавшую в дивизии «окопный театр». Кажется, Чапаев, державший баб на максимальном удалении и от пулеметов, и от себя самого, влюбился в нее, разжег ревность комиссара. А строчила по белякам, подменив раненого пулеметчика, медсестра Мария Попова. В 1930-х, окончив факультет советского права МГУ, «Анка» будет работать в торгпредствах (читай: в резидентуре) в Германии и Швеции.
И рубахи-парня Петьки не было. Вглядитесь в лицо чапаевского ординарца, затем – комбата связи Петра Исаева. Типичный декадент-кокаинист из «Стойла Пегаса». Разве что пенсне не хватает. Виктор Пелевин не на пустом месте сочинил своего Петра Пустоту.
Да что там Петьки! ЧАпаева не было. Был ЧЕпаев, чья фамилия видоизменилась где-то, как-то и когда-то, но мистическим образом: из нее, как чертик из коробочки, как Будда из маленького далай-ламы, выпрыгивает команданте Че.
А был ли вообще мальчик босоногий из села Будайка? Да, но… Траурная листовка (октябрь 1919) о лихом комдиве гласила: «сын артиста-цыгана и дочери казанского губернатора». Цыган ее обрюхатил и смылся, мама померла родами, губернатора давно не было в живых, бастарда отдали в семью доверенного дворника. Автор сего жестокого романса – Фурманов, а знал он это со слов самого Чапая.
В иную эпоху комдив рассказал бы, что он – чудом от убийц спасенный царевич Дмитрий или Петр III. Недаром же в 1918 году он назвал свою бригаду Пугачевской, а полкам дал имена Пугачева и Стеньки Разина, двух великих самозванцев. Взяв Николаевск, переименовал его в Пугачевск.
А что у него с личной жизнью? Была она фигурная до оторопи. Женат был Чапаев дважды. На Пелагее и – тоже на Пелагее. Первая сбежала от Чапаева, ушедшего на Первую мировую войну, с кондуктором, оставив мужу троих детей. Вторая, вдова фронтового друга Петра Камешкерцева – Чапаев обещал умирающему однополчанину позаботиться о ней, – сбежала от Чапаева незадолго до его гибели с начальником артсклада Живоложиновым, оставив мужу двоих детей от первого брака.