У Даля слово ГЛАСНОСТЬ кроме слов кричать, голосить, шуметь еще означает и общеизвестность чего-либо: оглашение, огласку. И правда, многое неизвестное стало известным, и вместе с прозвучащим словом правды открылся другой мир, непривычный, не приукрашенный, не всегда приглядный, временами даже страшный. Но он нам открылся, и жить стало трудней, но это все-таки была жизнь, а не прозябание. Не все смогли это выдержать. Свежий воздух после длительного кислородного голодания способен отравить человека, и многие с негодованием отторгали все, что несла гласность; их нельзя обвинять, они это делали из чувства самосохранения. А вот самосохранились ли? Думаю, что вряд ли.
По соседству со мной в коммуналке проживала в давние времена старая бабка, давно оглохшая, которая с утра до вечера смотрела телевизор без звука, но когда я смастерил и подсоединил ей наушники, наотрез отказалась ими пользоваться: звук ей оказался не нужен, он ей даже мешал. Обществу, в отличие от старой бабки, звук, т. е. правдивое живое слово, необходимо, без него окружающий мир практически мертв. Как он мертв без пения птиц, шума дождя или музыки Бетховена. Другое дело, что мы подчас уже не осознаем, что давно живем в мире озвученном, а гласность – чуть ли не единственное драгоценное обозначение завоеваний перестройки. О тех же событиях в Вильнюсе, или Чечне, или совсем недавней трагедии на атомоходе «Курск», а теперь публичном «избиении» независимой телестанции НТВ мы узнаем, как говорят, из первых рук. Той же, пока звучащей НТВ, хотя порой ее голос становится более похож на крик, на призыв о помощи. И дело уже не в самой, как я понимаю, станции, нравится она или нет, а в нас, кто ей внимает. Может даже показаться, что мы, как та старуха, что долго прожила в условиях немоты, готовы снова ничего не слышать, лишь бы наше призрачное спокойствие не было нарушено.
В давние времена на экранах демонстрировался французский фильм «Колдунья», там молодая девушка, ее играет юная Марина Влади, обладая особенными качествами внушения, заставляет молодого человека спотыкаться на ровном месте, а на его попытки объяснить феномен с милой улыбкой поясняет, что спотыкается он о веревочку… Ну, ту, что у него в голове.
Подчас кажется, что неумение ценить гласность, жить при гласности – свойство, определяемое не внешними, а внутренними чертами общества. И чувство несвободы, от которого, как нам могло показаться, мы уже избавились, еще долго будет в нас пребывать, как та самая веревочка в голове, нам придется не раз и не два о нее спотыкаться, с риском однажды разбиться совсем.
Независимое телевидение – тот оселок, на котором испытывается сейчас зрелость общества, и нет у меня, вы уж простите, твердого убеждения, что мы смогли проявить свою зрелость. Уступив право на слово, а точней, на отказ от него (прочь наушники, да здравствует благостная глухота!), мы сможем скоро неожиданно обнаружить, что не только исполняем старые гимны на новые слова Михалковых и возносим хвалу восковой мумии в Мавзолее, но читаем одну-единственную газету типа «Правды», получаем из цензуры «добро» на издание книг, спектаклей и кино, спокойно глядим, как бульдозеры давят картины современных художников, а на улочке, встретившись с соседями, с оглядкой рассказываем анекдоты и узнаем последние новости, как в старые добрые времена, когда приносили их «беспроводное радио» и «Голос Америки».
Очерк для газеты «Московский Комсомолец»[3]
В дни осенние, тревожные, глухие беру с полочки книгу и убеждаюсь еще раз: было. Это, что творится у нас на дворе, уже было. И свойство русской истории, о котором упоминал Иван Алексеевич со ссылкой на историка Ключевского – ее повторяемость, – тоже подтверждается. Так что там было? А вот что: «Русь, – пишет Бунин, – классическая страна буяна и «разбойничка». Был и святой человек высокой святости, был и строитель высокой, хотя и жестокой, крепости. Но в какой долгой борьбе были они с разрушителем, со всякой азиатчиной, крамолой, «сворой, кровавой нелепицей», когда, по слову историка, «развязываются руки у злых, а у добрых опускаются»! Вот и теперь опять началась на Руси борьба… Слишком много было и есть у нас субъектов чистой уголовной антропологии…»
Узнаете? И я узнаю. Возможно, что не мог он предвидеть в Чубайсе «строителя высокой, хотя и жестокой крепости…» Но были, видно, на Руси и ныне появляются, которые «в долгой борьбе» с разрушителем. Так разрушитель-то, так азиатчина-то кто? А вот и продолжение у Ивана Алексеевича… «Разбойнички муромские, брянские, саратовские и прочая, прочая, бегуны, шатуны, ярыги, голь кабацкая, пустосвяты, на сто тысяч коих – один святой… Нов ли большевизм? Стар как Россия…» Узнаваемо? Из далеких двадцатых годов Иван Алексеевич дает нам географию «субъектов чистой уголовной антропологии»…
До Анатолия Борисовича Чубайса нынешние разрушители добирались давно. Но, когда исполнял он вместе с Егором Гайдаром, под его крылом, первые реформы, выводя страну из голода, не было еще такой оголтелой озлобленности, они лишь ухмыляясь ждали, когда он вслед за своим премьером шею на приватизации свернет.
А ненависть-то настоящая возникла к нему после выборов, когда стало ясно, что победа долгожданная – вот она, была в руках, да сплыла, и вырвали ее Анатолий Борисович «со друзья» в тягчайший и критический момент, когда оголтелые уже спешили поздравить своего лидера. Но вдруг осознали, что придется терпеть, да и смотреть (ну притормаживать по возможности, когда случай выйдет), как пойдет обновляться Россия и люди, вздохнув посвободнее, ощутят наконец, что их плутания по пустыне скоро закончатся и выйдут они к обетованной земле. На кой черт разрушителям эта страна с ее неразрешимыми проблемами – терпела семьдесят лет и еще потерпит, не до нее, когда пахнуло сладостью власти. Они тогда ведь высчитывали, произнося в закрытых и тайных сборищах (все как завещали им паханы), что исторический шанс вернуть власть у них единственный, когда страна, по выражению одного из светлых умов, «одурела». Ну никак нельзя было в таком виде упустить победу. Упустили… Из-за рыжего!
Нет, рыжие тоже не все одинаковы. Вот, по уголовной антропологии… «у огромного количества т. н. прирожденных преступников – бледные лица, большие скулы… – цитирую, понятно Бунина. – Посмотрите же на рыжего, скуластого, с маленькими косыми глазами Ленина… Выродок, нравственный идиот от рождения, Ленин явил миру как раз в самый разгар своей деятельности нечто чудовищное, потрясающее: он разорил величайшую в мире страну и убил несколько миллионов человек, – и все-таки мир уже настолько сошел с ума, что среди бела дня спорят, благодетель он человечества или нет».
Благодетель, конечно, благодетель. Вы, Иван Алексеевич, и не спорьте, это хоть и рыжее, но свое рыжее, не чужое. А Чубайс? Нет для них ныне никого ненавистнее не только среди рыжих, но и всех других. Ибо он один из немногих, кто бросил свой вызов разрушителям. Но было бы наивно сводить все только к личной мести. Анатолий Борисович своим появлением спутал их расчеты, их давние надежды на реванш, и они растерялись. И дрогнули. Это было заметно. Наверное, впервые реально почувствовали, что президент может в Большом Доме, то бишь в стране, крепкий порядок навести. Почти такой, как до их переворота в семнадцатом… А это им опасно, как для моли свежий воздух.
Тогда «…была Россия, был великий ломившийся от всякого скарба дом, населенный огромным и во всех смыслах могучим семейством, созданный благословенными трудами многих и многих поколений, освященный богопочитанием, памятью о прошлом и всем тем, что называется культом и культурою. Что же с ним сделали?» – спрашивает Иван Алексеевич, имея в виду разбойничков и большевиков. И сам отвечает: «Заплатили за свержение домоправителя полным разгромом буквально всего дома и неслыханным братоубийством, всем тем кошмарно-кровавым балаганом, чудовищные последствия которого будут неисчислимы и, может быть, вовеки непоправимы. И кошмар этот, повторяю, тем ужаснее, что он даже всячески прославляется…» И далее: «Россия сошла с ума…»
Тоже похоже? «Одурела», или «сошла сума», или кто-то ее сводил с ума, тогда или сейчас пытается это сделать – не одного ли типа биологического люди?
Кстати, а кто они?
Да вот истинный портрет, написанный рукой мастера по горячим следам… «Неизбежные лица (сейчас бы сказали: по телеэкранам. –
Есть у Ивана Бунина одно выраженьице, когда ему было очень стыдно за умолчание одного европейского писателя перед той несправедливостью, которая творилась тогда в России: «Ей, Господи! Стыжусь поднять глаза на скота, на животное!» А я и сейчас стыжусь поднять глаза и на телеэкран, и на страницы газет, ибо продолжается всероссийское позорище, бесстыдство, иначе и не назовешь, некое ток-шоу под названием «бейте рыжих!». А там, глядишь, и снова до «черных» и до других доберемся.
Ну, разрушители разъярились, это им надо для рейтинга, который совсем упал. География победы грозится стать географией поражения. Но братцы либералы-то отчего растерялись, начали бормотать несуразное про то, как их подвели? Кто подвел, когда, чем? Может, был суд, который все и доказал? Нет, есть пока лишь суд толпы, по сути – саморасправа. И уже включились и топчут все кому не лень и не важно за что. Можно за реформаторство, за налаженную наконец финансовую систему, можно за прекрасные переговоры с европейскими банками… Ну а может, я вовсе не отвергаю мысль, что Чубайс каким-нибудь жуликам наступил на хвост и те по принципу «держи вора!» сами-то громче всех и кричат?!
О слепой, о безумной стихии толпы темных и обманутых людей знаю не понаслышке. Классики нам расскажут, каково оно было, когда самые неистовые из разрушителей и прежде взывали к темным инстинктам… «В городах, в деревнях все спятили с ума: все поголовно орали друг на друга: «Я тебя арестую, сукин сын!» Потом стали убивать кого попало, жечь на кострах, зарывать живьем в землю за краденую курицу…»