— Терпи до рассвета, мне сейчас не найти врача.

Всю ночь Платон хватался за края кровати, метался и буйствовал, как в бреду. И эта ночь выдалась для него маетной. Несколько раз его мучили приступы кашля, а после полуночи от него сон и вовсе ушел. Едва на горизонте померещился рассвет, Дарья привела врача. Платон лежал на полу, укрывшись полушубком. В лице ни кровинки, губы посинели, в глазах светился лихорадочный блеск. Недвижимый утомленный взор уставился в потолок.

Врач, осмотрев Платона, строго сказал Дарье:

— Сыпной тиф. Помочь вам ничем не смогу, потому что ни лекарств, ни микстуры у меня не имеется. Будем надеяться, что Бог его не оставит. Молись усердно каждый день, — сказал доктор и, неопределенно разведя руки в стороны, ушел, оставив Платона на руки ей и Богу.

Посыпал снег, на улице заорали в несколько голосов:

— Выходи на улицу!

— Седлать коней!

Дарья, уложив Платона в сани, накрыла его теплой дохой. Но он, вдруг задрожав всем телом, будто в приступе закидался из стороны в сторону. Казак даже пытался расстегнуть полушубок.

— Не расстегивайся! Ты простудишься и умрешь.

Дарье с трудом удалось уговорить Платона, чтобы он хотя бы не расстегивал полушубок. Перелыгин все время метался в широких санях, сбрасывал с себя доху, но Дарья каждый раз заботливо поправляла ее.

— Черного береги! Мы погибнем без него.

— Господи сохрани мне мужа!

Дарья сотворила над головой Платона спасительную молитву.

— Привяжи его вожжами, а то он в бреду выпадет из саней, — посоветовал Матюхин.

Дарья последовала доброму совету и крепко привязала Платона к саням.

День прошел, над тайгой сгустились сумерки. Обозы остановились, зажглись костры. И тут же беглецов настигли неприятные вести. Все деревни и села перед Канском оказались занятыми красными. Лишь на третьи сутки они сумели стронуться с места. Люди в обозе оживились.

— Дорога свободна!

— Слава Богу, — прошептала холодными губами Дарья. — Теперь я довезу тебя, Платон.

Перелыгин беспрестанно метался, как в бреду. Он похудел, его лицо заострилось. Девушка всеми силами пыталась отогнать от себя прочь дурные думы. Она и мысли не могла допустить, что Платон может погибнуть. Но если им все же удавалось проникнуть в ее голову, то она тут же ругала себя последними словами. Дарья делала все что могла, ухаживая за Платоном. И все время тихо молилась, возлагая большие надежды на Бога.

В обозе шумно радовались известию о свободной дороге, потому что еще накануне все попытки пройти заканчивались ничем. Никому не хотелось погибать напрасно.