Гостиные кипели коммеражами. Всякий старался внести в сокровищницу сплетен и свою долю ядку для отравления ближнего своего. Но долго наслаждаться враньем вралям не пришлось: Пушкин взял свой вызов обратно. И с величайшим волнением вестовщики показывали даже копию его письма – часто в перевранных списках – к его секунданту Соллогубу:

«Я не колеблюсь написать то, что я могу заявить словесно. Я вызвал г. Ж. Геккерена на дуэль, и он принял ее, не входя ни в какие объяснения. Я прошу господ свидетелей этого дела соблаговолить рассматривать этот вызов, как не существовавший, осведомившись по слухам, что г. Жорж Геккерен решил объявить свое решение жениться на м-ль Гончаровой после дуэли. Я не имею никакого основания приписывать его решение соображениям недостойным благородного человека. Я прошу Вас, граф, воспользоваться этим письмом по Вашему усмотрению…»

И, захлебываясь, рассказывали подробности:

Когда письмо это Соллогубом передано было секунданту Дантеса, д’Аршиаку, изящному секретарю французского посольства, тот уверенно сказал:

– Этого достаточно… Поздравляю вас женихом, Дантес, – обратился он к кавалергарду.

– Поблагодарите г. Пушкина, что он согласен кончить нашу ссору, – с беззаботным смехом сказал Дантес Соллогубу. – Я надеюсь, что мы будем теперь видеться, как братья…

Соллогуб с д’Аршиаком поехали к Пушкину. Он обедал. Он вышел к ним несколько бледный и выслушал благодарность, переданную ему д’Аршиаком.

– С моей стороны, – прибавил д’Аршиак, – я позволил себе обещать, что вы будете обходиться со своим зятем, как со знакомым…

– Это напрасно!.. – запальчиво воскликнул Пушкин. – Никогда этого не будет… Никогда между домом Пушкина и домом Дантеса ничего общего быть не может…

Соллогуб обменялся с д’Аршиаком взглядом. Но Пушкин – еще немного, он вырвется на свободу и не стоит разжигать снова всего этого мерзкого вздора… – взял себя в руки и сказал:

– Впрочем, я готов признать, что г. Дантес действовал, как честный человек…

– Больше мне ничего и не нужно, – подхватил д’Аршиак и поспешно вышел из комнаты, чтобы Пушкин снова не разрушил всего.

Гостиные были разочарованы: схватка обещала быть горячей и интересной. И все ломали себе головы: что это такое со стороны Дантеса, геройство ли безмерное, неслыханной жертвой прикрывающее любимую женщину, или не менее беспримерная низость пакостника, прячущегося от расплаты? Дамы восторженно стояли за геройство, мужчины склонялись скорее к низости, и только редкие понимали, что просто это пустая, выхолощенная душонка, которая утратила уже всякое различие между геройством и низостью.

Наталью Николаевну неожиданное сватовство это чрезвычайно взволновало – и потому, что она видела в этом поступке взрыв отчаяния со стороны Дантеса, и потому, что ей стало страшно за сестру. Она попыталась отговорить ее от неосторожного шага, но та упорно твердила одно и то же:

– Сила моего чувства к нему так велика, что рано или поздно моя любовь покорит его сердце, а перед этим блаженством никакое страдание не устрашит меня… И оставь, пожалуйста!.. – вдруг вспыхнула Екатерина Николаевна. – Вся суть в том, что ты не хочешь его мне уступить…

Повесив прекрасную голову свою, Натали молча проглотила обиду: она не была так уж уверена в том, что Катя ошибается… А та, взволнованная, ушла к себе, чтобы перечитывать и целовать записочки от своего возлюбленного.

«Завтра я не дежурю, моя милая Катенька, но я приду в двенадцать часов к тетке, чтобы повидать вас, – писал он. – Между ней и бароном условленно, что я могу приходить к ней каждый день от двенадцати до двух, и, конечно, мой милый друг, я не пропущу первого же случая, когда мне позволит служба; но устройте так, чтобы мы были одни, а не в той комнате, где сидит милая тетя… Мне так много надо сказать вам, я хочу говорить о нашем счастливом будущем, но этот разговор не допускает свидетелей. Позвольте мне верить, что вы счастливы, потому что я так счастлив сегодня утром. Я не мог говорить с вами, но сердце мое было полно нежности и ласки к вам, так как я люблю вас, милая Катенька, и хочу вам повторить об этом сам с той искренностью, которая свойственна моему характеру и которую вы всегда во мне встретите. До свидания, спите крепко, отдыхайте спокойно: будущее вам улыбается… Пусть все это заставит вас видеть меня во сне… Весь ваш, моя возлюбленная…»

И с горящим лицом она взялась за другую:

«Милая моя Катенька, я был с бароном, когда получил вашу записку. Когда просят так нежно и хорошо – всегда уверены в удовлетворении, но, мой прелестный друг, я менее красноречив, чем вы: единственный мой портрет принадлежит барону и находится на его письменном столе. Я просил его у него. Вот его точный ответ: “Скажите Катеньке, что я отдал ей ”оригинал”, а копию сохраню себе…”»

И, уронив пачку душеных листочков на колени, Катя задумалась о блаженном будущем, которое ее ждет…