Исключение из позитивной направленности речи не было случайностью. Принимая инициативу Госдепартамента и проект речи, Рейган и его советники стремились в то же время уравновесить этот шаг в сторону прагматиков хотя бы кивком в сторону консервативных идеологических антикоммунистов. Так, через неделю после речи, как и предвещалось в ней и в утечках в прессу, администрация выпустила "Доклад Конгрессу о несоблюдении Советским Союзом соглашений по контролю над вооружениями". Послание президента Конгрессу и несекретный фактологический бюллетень были обнародованы, а более подробный секретный отчет также был представлен Конгрессу. Хотя этот доклад был подготовлен в ответ на предыдущий запрос Конгресса, совпадение выхода доклада с речью о политике в отношении Советского Союза "прикрыло" президента, тех, кто стремился к улучшению отношений и переговорам, и тех, кто выступал против этих целей.
Советы, со своей стороны, повторили призыв самого президента к "делам, а не словам" в своей скептической реакции на январскую речь. В ответ на обвинения в советском несоблюдении и нарушении существующих соглашений Советы представили свой собственный список обвинений в американских нарушениях (смешав, как и в американском списке, старые и недавние, серьезные и несерьезные обвинения).
Секретарь Шульц и министр иностранных дел Андрей Громыко воспользовались случаем открытия конференции КДЕ в Стокгольме в январе 1984 года для личной встречи. Эта встреча восстановила общение между ними до уровня осторожной перепалки, которая была во время их первой встречи в сентябре 1982 года (единственной встречей за это время был крайне ожесточенный обмен мнениями в Мадриде после инцидента с КАЛ). В ходе пятичасовой встречи они обсудили широкий круг вопросов, и официальные лица позже назвали встречу "серьезной" и шагом вперед в диалоге. Хотя публичное выступление Громыко было жестким, в частном обмене мнениями он был более примирительным. Он предложил возобновить переговоры по взаимному и сбалансированному сокращению сил (MBFR) по обычным вооружениям 16 марта, тем самым показав, что приостановка INF и ST ART не является советской политикой бойкота всех переговоров по контролю над вооружениями, а Шульц предложил возобновить переговоры по сокращению обычных вооружений 16 марта.
Сам факт обмена продемонстрировал, что советский "большой холод" предыдущих четырех месяцев ослабевает. Кроме того, полезный обмен мнениями по Ближнему Востоку завершился соглашением о продолжении обсуждения этой проблемной области на уровне помощника секретаря (заместителя министра). Шульц и Громыко фактически начали в Стокгольме возобновлять процесс диалога, который был прерван в Мадриде инцидентом с КАЛ.13
Смерть Юрия Андропова 9 февраля 1984 года после длительной нетрудоспособности предоставила вице-президенту Джорджу Бушу мимолетную возможность познакомиться с еще одним новым советским лидером, когда он встретился с генеральным секретарем Константином У. Черненко на похоронах. Но активного продолжения нового "серьезного и конструктивного диалога", обещанного в январской речи президента, не последовало. Был, конечно, непубличный обмен президентской корреспонденцией: письма Черненко от 23 февраля и 19 марта и ответы Рейгана от 7 марта и 16 апреля. Затем последовал перерыв до июня. Наиболее продуктивным аспектом стало начало развития дискуссий между секретарем Шульцем и послом Анатолием Доб в 7 марта, когда Шульц передал письмо президента. Хотя эти первые обмены мнениями не привели к каким-либо конкретным результатам, они представляли собой улучшение атмосферы по сравнению с холодом конца 1983 года.
Весной продолжались дипломатические переговоры по вопросу возобновления переговоров о заключении соглашения о культурном и научном обмене и об открытии консульств в Киеве и Нью-Йорке. Также как и спокойные дипломатические обсуждения региональных проблем на юге Африки, в Персидском заливе и на Ближнем Востоке. Эти переговоры начались в декабре 1983 года и включали встречи секретаря Шульца с послом Доб и послом Артуром Хайтманом с министром иностранных дел Громыко. В то же время Государственный департамент решил упразднить свой отдел, занимающийся американо-советскими обменами, поскольку для него оставалось так мало работы.
Госсекретарь Шульц решил воспользоваться случаем смены советского руководства для проведения на высоком уровне обзора политики США в отношении Советского Союза. политики США в отношении Советского Союза. Советник по национальной безопасности Роберт Макфарлейн поддержал этот шаг, и в служебной записке президенту 24 февраля он процитировал письмо, полученное от Черненко накануне, в котором содержался призыв к диалогу и предположение, что сейчас может появиться "возможность перевести наши отношения на более позитивный путь". Рейган был полон энтузиазма и хотел приступить к изучению возможного мита. Заседание СНБ 1 марта положило начало возобновлению усилий по налаживанию диалога.
Однако непродуманная попытка установить обратный канал связи с советским руководством провалилась. Генерал-лейтенант в отставке Брент Скоукрофт, советник президента Джеральда Форда по национальной безопасности и уважаемая фигура, 8 марта отправился в Москву в составе частной группы специалистов по внешней политике Дартмутской конференции для неофициального обмена мнениями с советскими коллегами. Макфарлейн и несколько других советников Белого дома (включая вице-президента Буша) решили обратиться к Черненко, новому советскому лидеру, через "черный канал". Они считали, что нужно "идти на самый верх", и некоторые хотели обойти министра иностранных дел Громыко, которого они рассматривали как сторонника жесткой линии. Поэтому Скоукрофт получил письмо от Рейгана для вручения Черненко. Советские лидеры, несомненно, особенно член Политбюро и первый заместитель премьер-министра Громыко, с подозрением отнеслись к этой необычной просьбе генерала Скоукрофта о встрече с генсеком Черненко и предложили ему встретиться с одним из заместителей Громыко, Виктором Комплектовым, чтобы передать письмо. Скоукрофт отказался. В итоге советские лидеры посчитали, что Соединенные Штаты пытаются посеять раздор в их среде, Рейган посчитал, что ему отказали в попытке улучшить отношения, а шаг, который должен был стать шагом вперед в отношениях, вместо этого стал источником новых подозрений и разочарований.
В американо-советских отношениях возникли и другие раздражители. В марте мины, установленные Соединенными Штатами у берегов Никарагуа, повредили советский танкер и привели к жертвам среди экипажа. Советский Союз выразил решительный протест по поводу этой акции, обвинив "наемников и террористов", вооруженных Соединенными Штатами. Соединенные Штаты выразили сожаление по поводу гибели людей, но отклонили протест и обвинили "советское поощрение конфликта в Центральной Америке и Карибском бассейне". Позже Соединенные Штаты публично признали в ходе дебатов в Конгрессе ответственность ЦРУ за минирование, которое действительно включало американское производство мин и их установку латиноамериканскими наемниками, нанятыми ЦРУ для поддержки никарагуанских контрреволюционеров, обученных и поддерживаемых Соединенными Штатами. Однако Соединенные Штаты не сделали такого признания Советскому Союзу. Примерно в то же время в Японском море столкнулись советская подводная лодка и американский авианосец, но ни одна из сторон не выразила протеста и не придала значения этому происшествию.
Другие мелкие происшествия, не связанные непосредственно с Советским Союзом, также способствовали повышению напряженности. В январе, недалеко от границы с Никарагуа, в Гондурасе был обстрелян и сбит американский вертолет, в результате чего погиб пилот. Шульц незамедлительно выступил по телевидению и заявил: "Неприемлемо стрелять из одной страны в другую и в итоге убивать людей", а пресс-секретарь Белого дома назвал эти действия "безрассудными и неспровоцированными". В досадной параллели с американскими обвинениями в инциденте с KAL, вскоре выяснилось, что вертолет, хотя и непреднамеренно, вторгся в воздушное пространство Никарагуа, что единственная стрельба из одной страны в другую велась вооруженными американцами контрас, что американские опознавательные знаки вертолета, возможно, намеренно, были скрыты грязью, и что враждебные действия контрас в этом районе спровоцировали акцию. А в апреле американский вертолет, по сообщениям, был обстрелян чешскими истребителями, когда он отлучился примерно на десять километров в Чехословакию.
Инциденты политического характера также начали нарушать отношения. В нескольких инцидентах, начавшихся в середине апреля и продолжавшихся в августе 1984 года, американские официальные лица и посетители в Ленинграде подвергались преследованиям со стороны советских "граждан" и полицейских. Елена Боннер, жена советского диссидента Андрея Сахарова, после встречи с сотрудниками посольства США и передачи им письма с просьбой предоставить ей убежище после того, как Сахаров начнет запланированную голодовку, была обвинена в "заговоре" с посольством с целью организации антисоветской кампании на Западе, которая использовала бы голодовку Сахарова. Беспокойство за здоровье (и даже жизнь) Сахарова и последующее воздержание Боннер от поездок вызвали резкую критику в Соединенных Штатах. В июне Национальная академия наук отменила запланированные переговоры по новому соглашению об обмене в знак беспокойства за Сахарова. Тем временем, 30 апреля уезжающий советский ученый Сергей М. Козлов, который находился в США по программе обмена, продемонстрировал неустойчивое поведение и неуверенность в том, хочет ли он вернуться в Советский Союз. Соединенные Штаты предприняли активные действия, чтобы убедиться, что он не уедет, если только он действительно этого не хочет; помощник государственного секретаря Ричард Берт лично поспешил в аэропорт. Через несколько недель (в течение которых стало ясно, что у россиянина проблемы с психическим здоровьем) Козлов в присутствии американских официальных лиц заявил, что хочет вернуться в Советский Союз, и ему разрешили вылететь. Между тем, продление соглашения об образовательном обмене между Американским советом научных обществ и Академией наук СССР было задержано Советским Союзом до получения разрешения на вылет Козлова.
Делегация Академии наук СССР, приглашенная в США для неофициальных переговоров с американскими учеными в начале марта, по сообщениям, получила разрешение на приезд только после обсуждения в Политбюро и строгого запрета на любые встречи с официальными лицами США.
По имеющимся сведениям, делегация советской Академии наук, приглашенная в США для неофициальных переговоров с американскими учеными в начале марта, получила разрешение на приезд только после обсуждения и решения Политбюро и строгого запрета на любые встречи с американскими официальными лицами. Это было сделано для того, чтобы не вызвать доверия к американским заявлениям о том, что дела идут как обычно. Однако, одним из непредвиденных последствий этого стало то, что глава организации, заместитель председателя Академии наук Евгений Велихов, не смог принять приглашение госсекретаря Шульца встретиться и обсудить возможный контроль над вооружениями в области противоспутникового и космического оружия - тему, в которой Советы были очень заинтересованы.
Самым ярким и значительным событием стало объявленное 8 мая решение СССР не участвовать в Олимпийских играх в Лос-Анджелесе. За Советским Союзом, нехотя, последовали его союзники по Варшавскому договору (кроме Румынии) и такие близкие союзники, как Куба и Вьетнам. Советские действия были оправданы якобы попустительством американских властей в широкомасштабной кампании по нагнетанию "антисоветской истерии" и организации провокационных мероприятий, направленных против советской олимпийской делегации, а американские действия, как утверждалось, опровергали заверения в обеспечении "безопасности" своего народа. Несомненно, общее низкое состояние американо-советских отношений способствовало принятию советского решения. Также, предположительно, это был элемент мести за американский бойкот Олимпиады 1980 года. Кроме того, некоторые западные наблюдатели предположили, что Советы могли думать, что эти действия негативно отразятся на президенте Рейгане, но этого не произошло. Советские официальные лица в то время, однако, в частном порядке признавали, что отзыв не послужит советским пропагандистским или политическим интересам в США, но он был предпринят, несмотря на это.
Хотя мы не знаем, какая совокупность соображений побудила советских руководителей, очевидно, только незадолго до объявления, принять решение, очевидно, что объявленная ими причина была одной из главных. В то время как они могли не беспокоиться о безопасности от угрожающих жизни террористических актов, они, по крайней мере, опасались антисоветских демонстраций и попыток подстрекательства к дезертирству. Советское обвинение в том, что "экстремистские организации" открыто стремились создать "невыносимые условия" для советской спортивной делегации, имело под собой большую долю правды. Значительную огласку получили планы по насыщению района антисоветской пропагандой, было объявлено, что будут предприняты активные усилия по побуждению к дезертирству, включая хвастовство о подготовленных "безопасных местах" для перебежчиков. Коалиция "Запретить Советы", состоящая из эмигрантских националистических и других групп, поклялась сделать жизнь Советов невыносимой. Коалиция предупредила, что советское участие может "привести к актам насилия против их спортсменов", что Советы расценили как едва завуалированную угрозу.
На непубличной встрече 2 апреля Госдепартамент заверил советское посольство в физической безопасности и предложил обсудить меры безопасности, но отклонил советские жалобы и отверг их опасения по поводу политических преследований.3 Более того, были публичные заявления американских официальных лиц, симпатизирующих кампании. А ежегодное провозглашение президентом "Плененных наций" было запланировано накануне Олимпийских игр. Как сказал мне в то время один советский чиновник, "каждый день, затмевая сами олимпийские состязания, появлялись бы новости и фотографии антисоветских демонстраций". Несомненно, они также опасались какого-нибудь широко разрекламированного дезертирства. В любом случае, советские руководители решили воздержаться от участия в Олимпиаде по ряду причин, связанных с состоянием советско-американских отношений, и это решение, таким образом, отразило и еще больше усугубило охлаждение отношений.