империалистических сил, направленных на отвлечение внимания мировой общественности от основных мирных инициатив, выдвинутых Советским Союзом".
Советские официальные заявления, комментарии для прессы и, в частности, дискуссии высокопоставленных военных появлялись в изобилии, но в течение четырех недель не последовало ни одного заявления от Ан Дропова или любого другого политического лидера. Вместо этого, поскольку считалось, что тема касается сбора данных американской военной разведки и советской оборонительной военной реакции, ответственность за основное изложение советской позиции была возложена на маршала Огаркова, что он и сделал очень компетентно в ходе брифинга и пресс-конференции для иностранных корреспондентов 9 сентября.
Хотя инцидент с КАЛ вызвал антисоветские настроения в Соединенных Штатах, он, по меньшей мере, в равной степени способствовал развязыванию антиамериканских настроений в советской прессе. Многие рассказы связывают этот инцидент с "крестовым походом" Рейгана и отмечают, что он использовал его для получения поддержки своей военной программы в Конгрессе.
Георгий Арбатов отверг аргумент о том, что инцидент с КАЛом испортил "начавшуюся оттепель в советско-американских отношениях". Что касается курса на постепенное улучшение отношений мелкими шагами, которого на самом деле придерживался госсекретарь Шульц, Арбатов отверг его, заявив, что "у администрации не было ничего на уме, кроме ряда уловок, которые, возможно, были ей необходимы в связи с предстоящей избирательной кампанией 1984 года". Арбатов рассматривал политику Рейгана как "милитаристский курс", который, по его словам, был "направлен на господство США в мире". Согласный с ним сотрудник ЦК добавил: "Когда Рейган объявляет социализм, и в первую очередь Советский Союз, средоточием зла, он не просто выплескивает свою ненависть к нам, советскому народу и социализму; он также провозглашает официальный курс своей администрации: линию, направленную на многогранное и масштабное противостояние систем". Арбатов считает, что администрация Рейгана предпринимает "попытку использовать один трагический инцидент для того, чтобы сделать ряд шагов на пути к гораздо большей трагедии", имея в виду риск ядерной войны.
Инцидент с КАЛ наглядно продемонстрировал, насколько глубоко упали отношения между двумя странами. Каждая из сторон была слишком готова предполагать худшее в отношении другой и поспешить не только с осуждением, но и с преждевременным обвинением. Соединенные Штаты (о чем свидетельствуют двухпартийные высказывания в Конгрессе, а также заявления администрации), казалось, почти приветствовали эту трагедию как возможность обвинить Советский Союз в поспешных обвинениях в диком варварстве. Советские лидеры, как в ответ, так и чтобы отбиться от обвинений, обвинили Соединенные Штаты не только в безрассудном безрассудстве в том, что, как они продолжали утверждать, было незаконным разведывательным вторжением, но и в политической провокации и враждебном использовании трагедии. В то время как американцы сосредоточили свое возмущение на последствиях советских военных действий, Советы сосредоточились на фактах глубокого проникновения в их суверенное воздушное пространство (предположительно) с целью шпионажа, а также на немедленном захвате инициативы США в использовании инцидента для резких атак на советскую систему. Таким образом, каждая сторона превратила свои готовые подозрения и худшие предположения о другой стороне в обвинения, которые нельзя было ни доказать, ни опровергнуть, но в которые, как правило, верила своя сторона и горько возмущалась другая. В итоге это привело к серьезному ухудшению американо-советских и советско-американских отношений.
Шульц и Громыко встретились 8 сентября в Мадриде на встрече на уровне министров в рамках закрытия обзорной конференции СБСЕ. Их встреча была задумана как начало нового продуктивного цикла двусторонних переговоров, который должен был завершиться встречей Громыко и Рейгана в Вашингтоне после обычной встречи Шульца и Громыко в Нью-Йорке в сентябре и привести к встрече на высшем уровне. привести к встрече на высшем уровне. Вместо этого в Вашингтоне развернулась острая дискуссия о том, стоит ли Шульцу вообще встречаться с Громыко, а когда они встретились, между двумя мужчинами произошел обмен резкими упреками, каждый из которых считал себя и свою страну глубоко обиженным другим. Затем Соединенные Штаты отказались от встречи с Громыко. После этого в официальных контактах и отношениях наступило долгое затишье.
Президент Рейган, со своей стороны, казалось, наслаждался тем, что его снова освободили как крестоносца против империи зла. 10 сентября он с гордостью напомнил о широко критикуемом заявлении, которое он сделал на своей первой пресс-конференции в январе 1981 года, о том, что советские лидеры "оставляют за собой право совершать любые преступления, лгать, обманывать", и продолжил: "Я надеюсь, что недавнее заявление Советов, сделанное им в январе 1981 года, будет иметь для вас большое значение".
Внимание американцев вскоре было поглощено сначала трагической гибелью 241 американского морского пехотинца в Бейруте, а затем успехом американской оккупации Гренады. Через несколько дней после американского вторжения в Гренаду Рейган в своем выступлении в Фонде "Наследие" заявил, что сдерживания советской экспансии недостаточно: "Мы должны перейти в наступление с передовой стратегией свободы". Вспоминая свое обращение к британскому парламенту в 1982 году, он сказал: "Мы должны ... работать ради того дня, когда народы всех стран смогут наслаждаться благами свободы". Он опроверг манихейскую точку зрения: "Борьба, которая сейчас идет
в мире, по сути, является борьбой между ... тем, что правильно и тем, что неправильно". То, что позже стало называться доктриной Рейгана, было
в котором говорилось о возрождении политики "отката" от коммунистического правления. Взвешенная, хотя и жесткая, основа политики, направленная на диалог и переговоры, изложенная Шульцем в июне, казалось, исчезла.
Инцидент с КАЛом, и в особенности мощное наступление американской психологической войны, начатое на его основе, и инстинктивная оборонительная контратака советских лидеров, произошли как раз тогда, когда Андропов вступил в период резко ограниченной способности выполнять свою руководящую роль. Затем, на пятки ему наступала активизация американского "крестового похода" против социализма: вызов легитимности коммунистического правления в Восточной Европе и даже в самом Советском Союзе. За этим быстро последовало прямое американское военное нападение на самый слабый из претендующих на "социализм" режимов - Гренаду.
Первое из этих событий, произошедшее в сентябре 1983 года, почти не было замечено в Соединенных Штатах. Но оно оказало существенное и негативное влияние на Советский Союз. Вице-президент Джордж Буш, выступая в Вене, воспользовался случаем (к смущению своих нейтральных хозяев), чтобы разразиться тирадой против советской гегемонии в Восточной Европе. В целом изложив американскую политику в отношении этого региона, он заявил, что "нарушение советской стороной этих обязательств [Ялты] является основным корнем сегодняшней напряженности в отношениях между Востоком и Западом", что является значительным преувеличением в ядерный век. Буш также упомянул о "зверском убийстве" 269 жертв инцидента с КАЛ, которое он назвал не "цивилизованным" поведением в "европейской традиции". Он утверждал, что Россия на самом деле не является европейской страной - она не пережила Ренессанса, Реформации, Просвещения - и в то же время подчеркивал европейские корни Соединенных Штатов. В целом это был прямой и беспричинный вызов России и Советскому Союзу.
Советские лидеры (и другие; речь подверглась критике в западноевропейской прессе и в частном порядке дипломатами союзников) не могли знать, что речь не была взвешенным и продуманным политическим заявлением. Как подготовленная речь вице-президента Соединенных Штатов она, конечно, стала заявлением американской политики. Но она не была задумана как таковая. На самом деле, в речи, первоначально подготовленной в Государственном департаменте, даже не упоминался Советский Союз! Буш попросил своего собственного спичрайтера написать новую речь, потому что он хотел, чтобы она получила хороший резонанс в Соединенных Штатах, и в частности, чтобы она усилила жесткий образ, чтобы произвести благоприятное впечатление на консервативных политиков, которые считали Буша слишком умеренным. Результат был наполненv антисоветской (и антироссийской) риторикой. Сотрудники Госдепартамента, занимающиеся советскими и европейскими делами, были потрясены. Попытки убедить спичрайтера вице-президента внести значительные изменения увенчались лишь незначительным успехом. Наконец, помощник секретаря по европейским делам Ричард Берт организовал встречу с Бушем, чтобы потребовать пересмотра и внесения изменений. Некоторые из них были внесены, но, как было очевидно, суть речи и многие оскорбительные элементы остались. Таким образом, важное заявление о политике США было сделано на основе внутриполитических соображений вице-президентом и его спичрайтером вопреки рекомендациям Государственного департамента.
Буш напрямую связал инцидент с КАЛ с этой крестовой атакой на легитимность европейского культурного наследия России, а также на легитимность любой советской роли в Восточной Европе, и для убедительности утверждал - ошибочно - что советская "монополия на ядерные ракеты средней дальности" является "новым элементом" в балансе сил. Для советских лидеров администрация Рейгана воспринималась как выжимающая все возможное в согласованном стремлении на всех фронтах - политическом, пропагандистском и военном - продолжать военно-политическое наступление на Советский Союз.
Через месяц последовало американское вторжение на Гренаду и смена раздробленного социалистического режима проамериканским (избранным через год после американской интервенции). История Гренады рассматривается в главе 15 в контексте американо-советской конкуренции в третьем мире. В данном контексте достаточно отметить, что предупреждения Андропова о политической реальности риторики показались советским лидерам подтверждением американского нападения на Гренаду: крестовый поход против социализма не был просто риторикой, а готовность использовать военную силу сдерживалась только противодействующей военной силой. Американская политика и действия, а не только риторика, казалось, все больше нацеливались на конфронтацию.
28 сентября от имени советского руководства было опубликовано необычайно официальное заявление Андропова как главы государства и партии. Оно представляло собой первую окончательную и авторитетную общую оценку политики администрации Рейгана со стороны советского руководства. Хотя поводом для заявления послужил инцидент с КАЛом, представленная оценка копилась в течение длительного времени. Заявление открывалось следующими словами:
Советское руководство считает необходимым довести до сведения советского народа, других народов и всех, кто несет ответственность за определение политики государств, свою оценку курса, проводимого в международных делах нынешней администрацией США. Если говорить кратко, то это милитаристский курс, представляющий серьезную угрозу миру. Его суть заключается в попытке обеспечить доминирующее положение в мире для Соединенных Штатов Америки, не обращая внимания на интересы других государств и народов.