— Она неплохой человек, Лора, — говорит он, когда мои глаза чуть не вываливаются из орбит от удивления.

— Майкл, я хочу предостеречь тебя от ее защиты, — предупреждает терапевт.

Я осознаю, что психолог впервые смотрит на ситуацию с моей точки зрения, а не пытается заставить меня признать, что брак гибнет по моей вине.

— Я так больше не могу, — заявляю резко. — Каждую неделю я прихожу сюда за надеждой, а вместо нее получаю порку. Домой всегда ухожу еще более разбитой. Потом набираюсь смелости и возвращаюсь — только чтобы крохи самоуважения, которые у меня еще остались, были истерты в пыль. Майкл, ты предан этой женщине, а не мне, и мне больно от этого. Признайся в том, какой вред ты нанес. Если не можешь это сделать, тогда нам больше не о чем говорить.

И он, и терапевт молчат.

На этой же неделе я нахожу нового семейного терапевта, который, как мне кажется, будет защищать нас обоих, а не только мужа, и прошу Майкла перейти к ней. Она спокойная и наш первый сеанс начинает с упражнения на глубокое дыхание. Это помогает. Разговаривая друг с другом, мы делаем это уравновешенно. Если увиливаем от обсуждаемой темы и переходим на обвинения или ехидные замечания, она мягко возвращает нас обратно. Психолог составляет список предстоящих событий, способа справиться с которыми мы не знаем, и предлагает распланировать их: выпускной бал Дейзи, вручение аттестатов, наше лето в пригороде. Она, словно волшебница, накладывает на нас чары, чтобы помочь разговаривать уважительно и доброжелательно. Однажды она просит меня посмотреть прямо на Майкла, когда с ним разговариваю, поскольку до этого я обращалась к нему, глядя на терапевта или в окно, — я уже несколько месяцев не смотрю ему в глаза. Обещаю попробовать и, глубоко вдохнув, оборачиваюсь к мужу. Он кажется мне совершенно чужим: больше нет той глубокой связи, что существовала между нами столько лет. Тысячи слов, которые мы когда-то могли сказать друг другу одним только взглядом, умолкли. Я лелеяла надежду, что после прямого взгляда нас словно магнитом притянет друг к другу. Но вместо этого оказалась ошарашена тем, что совсем не узнаю его.

— Он отнял у меня все, — кричу. — Я больше не знаю его и не узнаю себя: я потеряла душевное спокойствие и легкость, с которой раньше шагала по миру. Раньше я ловила себя в разные моменты дня на мысли, что счастлива, что люблю свою жизнь. Теперь же охвачена страхом, что всегда буду грустить и злиться, и чудовищность этих эмоций пожирает меня заживо. Я хочу вернуть свою прежнюю жизнь, — говорю и, закрыв лицо руками, позволяю дрожи охватить мое тело.

— Лора, посмотри на меня, — просит терапевт после нескольких минут, пока я даю волю своему горю. — Мне нужно, чтобы ты посмотрела на меня.

Я отнимаю руки от лица и поднимаю глаза, внимая ее безмятежному спокойствию, глядя на ее серебристые волосы, ее доброе лицо. Она наклоняется ко мне, не отрывая взгляда.

— Ты — все еще ты. Ты не утратила свою сущность. Я вижу тебя. Вижу, кто ты такая. Старой и новой жизни не существует, есть только ты. Никогда не позволяй никому отнять тебя у самой себя. Ты всегда будешь знать, кто ты есть, и никому не под силу это изменить.

— Хорошо, — соглашаюсь я со всхлипыванием под ее пристальным взглядом. — А если я настолько потерялась, что не могу вспомнить, кто я, или найти себя здесь? Что, если я действительно потеряна навсегда?

— Это невозможно. Вот здесь, Лора, — она прижимает свою руку к сердцу и еще больше наклоняется вперед, — ты здесь. Загляни внутрь. Ты слишком сильна, чтобы исчезнуть. Найди себя, прими себя, это та часть, которую никто никогда не сможет отнять у тебя, — она всегда будет с тобой. Ты знаешь, кто ты.

Медленно киваю, будто заново знакомясь с самой собой. Я ранена, но не мертва. Я упала, сильно упала и внушила самой себе, что уже никогда не буду прежней, но где-то среди обломков еще есть то, что делает меня матерью, дочерью и другом. Возможно, то, что сделало меня женой, исчезло навсегда, но это лишь часть того, кто я. Отсутствие этого не убьет меня: оно причинит боль, заставит переосмыслить себя, но не уничтожит — если я не позволю.

В День матери иду на занятие по спиннингу, которое инструктор приправляет жизнеутверждающими цитатами о материнстве. Я посетила массу подобных мероприятий, поэтому привыкла ко всякого рода мотивирующим фразам и относилась к ним равнодушно. Да, я пришла, да, я стараюсь изо всех сил, и этого достаточно, бла-бла-бла, но на самом деле, давайте будем честными, я пришла сюда, чтобы бороться с возрастом и гравитацией.

«Когда жизнь преподносит тебе тяжелые испытания, не спрашивай, почему. Не мучай себя вопросами: “Почему я?”, “Почему не другой?”. Потому что ты можешь справиться с этим, вот почему. В своей жизни ты столкнешься с сотней преград, но ты сильная и стойкая, вот почему ты. Потому что ты можешь».

Я все время киваю, а когда инструктор заканчивает, мне приходится сдерживаться, чтобы не закричать: «Да, я могу! Да, я могу! Я справлюсь!» Последние месяцы были напряженными, но благодаря им я явственно и четко увидела как лучшие стороны моих друзей и незнакомцев, так и худшее в людях, которые были мне близки. А еще я узнала с новых сторон себя саму. Я снова и снова падала духом, но столько же раз собирала себя обратно по крупицам. Мне помогали доброта друзей и щедрость людей, которых я практически не знала, но которые находили время для сострадания и поддержки: управляющий моим старым домом предложил починить любую вещь, что только нуждается в ремонте, парикмахер позвал бесплатно уложить волосы перед свиданием, бывшая воспитательница детей увидела меня в кафе утиравшей слезы и вложила мне в руки крошечную куклу ручной работы, а затем молча ушла. Учительница Джорджии — моя подруга Карен — велела ей приходить до начала занятий, зная, что утро ей нелегко дается, приносила круассан и ее любимый чай с бергамотом. Мой брат после ухода Майкла прилетел на несколько дней из Лос-Анджелеса, несмотря на две снежные бури, из-за которых ему пришлось отменять и переносить билеты, лишь бы я не оставалась одна. Друзья кормили меня бесчисленными обедами и приносили любимые лакомства детей в таком количестве, что удивительно, как у них ничего не слиплось. Джен пригласила на ужин со своим мужем, чтобы доказать: мне все еще есть место среди них, я нужна им независимо от семейного положения. Подруга подруги позвала на обед и смело поделилась своей историей, чтобы дать мне понять: я не одна. Другая подруга, Хайди, прислала мне вдохновляющие книги, которые помогли ей пережить трудные времена. Сводная сестра Лори забрала Джорджию из больницы в Вермонте и сводила ее поесть суши, пока я дожидалась результатов анализов Хадсона. Сколько бы боли я ни чувствовала, окружающая меня любовь уравновешивает ее, и я благодарна за каждую ее частичку.

Я всегда была оптимисткой, но теперь мне грустно за себя, хотя жалости я не испытываю. Задаваясь вопросом «Почему я?», я не имею в виду «Я такая бедняжка», а буквально: «Почему я?». Что в нашей совместной жизни позволило подобному случиться? Неужели все из-за того, что мы были очень молоды, когда познакомились? Что остепенились, не познав достаточно других людей и мира? Или сыграли роль ситуации из детства — ранний развод родителей Майкла, их нетрадиционный образ жизни, смерть моего отца и повторное замужество матери? А может, это все недавняя потеря родителей Майкла, заставившая его осознать собственную смертность, а потому бежать от нее с женщиной почти вдвое моложе его?

За долгие годы счастливого брака я ни разу не задавалась вопросами: «Почему мне так повезло? Что я сделала, чтобы заслужить эту прекрасную жизнь, когда другие люди так мучаются?» И раз так, я и теперь отказываюсь вопрошать о том, почему моя удача мне изменила. Я смирилась с тем, что произошло. Хотя моя жизнь и изменилась, она не перевернулась с ног на голову. Я все еще злюсь на то, что Майкл предал меня и причинил боль нашим детям, но осознаю, что я не сломлена — он не уничтожил меня, на самом деле все, что мне нужно, есть у меня внутри.

Когда в детстве я расстраивалась или злилась, мама часто повторяла банальности вроде: «Жизнь — несправедливая штука» или «Жизнь продолжается». Простота этих высказываний, отсутствие в них совета или плана действий приводили меня в уныние. Сейчас я с сожалением вздыхаю, вспоминая те разговоры, потому что в них заключается главная правда: жизнь несправедлива, но, несмотря ни на что, она продолжается. Моя жизнь в целом даже более чем справедлива: она прямо-таки щедра и дает гораздо больше, чем отнимает. Поэтому, когда друзья спрашивают, что произошло между мной и Майклом, я не даю им внятного ответа: не произошло ничего и при этом всё. Жизнь течет во всей ее красоте и уродстве, любви и страданиях, общности и одиночестве. И я твердо решаю, что моя жизнь, жизнь, прежде мне знакомая, которую я любила и за которую была благодарна, будет продолжаться.