— Ох, и дерзкий ты! — с одобрением сказал крючник.

На этом разговор кончился. Мы легли на брезент, где похрапывали уже ребята. Заснуть не успели. Осветился соседний дебаркадер и прибежал оттуда посыльный будить артель. «Соленые рубахи», почесываясь и поругиваясь, поплелись на «пассажирку». Пристанский агент ждал уже нас и предупредил строго попа-старосту:

— Почаще палку свою в ход пускай. Чтобы одна нога здесь, другая там. Лётом! Какой-то военный генерал на этом пароходе едет, наверх спешит.

— Чего он наверху забыл? — зевнул староста и поскреб под скуфейкой. Видно было, что он спешить не собирается.

— Ты свои акафисты брось! — закипятился агент. — Дело государственное. Давай, давай, ваше преподобие!

— Какое же тут государственное дело может быть? — Староста сел на сходни, готовясь к длинному, неторопливому разговору. — Фронт ихний вон где, а генерал вон куда спешит. Вот ты мне что объясни.

— Ты мне зубы не заговаривай! — взорвался агент. — Раздувай свое кадило, не то в комендантскую отправлю!

Крючники хохотали над его бессильным бешенством. В этот момент кто-то дернул меня сзади за рубаху. Я оглянулся. Это был тот же грузчик, что предупреждал меня о Костоеде.

— Уходи, паря, — шепнул он. — Пристань казаки окружают.

— А может быть, это охрана генерала?

— Генерал через двадцать минут уплывет. Грузу всего пять ящиков чаю. Скорей, паря! Аспан тебя ждет уже!

Грузчик толкнул меня куда-то в темноту. Притаившийся там Аспан потянул меня за рукав. Неосвещенными местами мы перебежали к запасной сходне и с нее спрыгнули на песок. Пылай вдруг приложил палец к губам: в темноте, где-то рядом, фыркнула лошадь, затем послышался звяк трензелей.

— Айда на Дьяконову гору, — шепнул мне в ухо Аспан. Мы побежали по бечевнику.

Бродя ночью с Мишей Коноваловым по нашему городу, я долго искал Ермаков камень. И не нашел его. А когда Михаил узнал, что я ищу, он сказал, что кровавый камень разбили на щебенку под асфальт. Асфальт дело очень хорошее, он выгнал из города засыпавшие его пески, но Ермакова камня мне очень жаль.

Поэтому я утром следующего дня сфотографировал Дьяконову гору. Боюсь, исчезнет и она. Из горы начали уже брать глину.

Помню, как мы, слободские мальчишки, раскидывали на ее вершине то стан Ермака, то стан Стеньки Разина. Худосочные, тонконогие и тонкорукие, бледно-зеленые от вечной проголоди, мы казались себе грозными ермаковыми дружинниками или могучими разинскими казаками. Увидев внизу плывущее по реке судно, мы грозно кричали:

— Сарынь на кичку!

А мне Дьяконова гора дорога и по другим воспоминаниям…

…Аспан, обняв руками колени, смотрел неотрывно вниз, на светлую под луной реку. Иртыш несся, слегка покачиваясь в берегах, как конь на стремительном карьере.

— Будто в душу течет, — сказал с радостным изумлением Аспан. — И душа гуляет!