«Безумству храбрых поем мы песню»

В апреле истек двухмесячный срок, полагавшийся для вступления в силу судебного решения, и в Свердловском народном суде города Москвы мне была выдана бумажка с гербовой печатью, в которой черным по белому было написано, что мой брак с гражданкой Филипповой Светланой Степановной расторгнут. Отныне я становился абсолютно свободным человеком, то есть потенциальным женихом. Обыкновенная человеческая порядочность требовала от меня официально оформить свои отношения с Еленой Кондратовой. «Если ты честный человек, то должен на ней жениться!» – требовала от меня моя совесть. Я не стал откладывать дело в долгий ящик и вместе с Аленкой отправился в ЗАГС.

Так в один день я обрел свободу и вновь повязал себя брачными узами. Бракосочетание Десницкого Сергея Глебовича с Кондратовой Еленой Юрьевной было назначено на 19 мая 1979 года.

Теперь вы, надеюсь, понимаете, что и премия за ввод в «Иванова», и гонорар за съемки в «Тяжелой воде» были очень кстати. Мы с Аленой сразу договорились, что не будем устраивать никаких пышных торжеств. Лимузин с распятой на радиаторе куклой решили заменить обычным московским такси, а банкет в роскошном ресторане – скромным ужином в домашней обстановке. Но, как ни экономь, бесплатных свадеб на свете не бывает, и мне хочешь не хочешь предстояло всерьез раскошелиться. Конечно, жаль, что вместо шикарного свадебного наряда с длинным шлейфом, подметающим московские тротуары, у невесты было довольно скромное платье, пошитое Леночкой из японского шелка, который я купил для нее в Дальнегорске, но, как говороится, «бедность не порок», и не внешние атрибуты предстоящей свадьбы были для нас важны, а сама суть этого события. Мы наконец-то обретали друг друга на законных основаниях.

В эти апрельские дни произошло еще одно чрезвычайно важное для меня событие. Пожалуй, более важное, чем предстоящая свадьба: я помирился с Андрюшей. Моя ненавязчивость и мое терпение были вознаграждены.

Вернувшись с гастролей, я позвонил Светлане, чтобы прежде всего справиться о здоровье сына. Она огорчила меня тем, что Андрейка заболел. «Ничего страшного, – успокоила она меня. – Обыкновенная простуда, температура упала, но он еще очень слаб и пока лежит в постели». Я спросил, как мне передать ему те сувениры, которые я привез для него из Германии. И вдруг последовал ответ, услышать который я никак не ожидал: «Приходи к нам и передай. Сегодня мы весь день дома». Я схватил пакет, в который Лена заблаговременно сложила все, что я купил Андрейке, и помчался в Дмитровский. Я так истосковался по нему! Вы не представляете, как это ужасно – полгода не видеть сына. Одного боялся: увижу его и вдруг не выдержу, разревусь. Этого нельзя было допустить ни под каким видом.

Сейчас из всего того, что я привез Андрейке, помню только фирменные немецкие джинсы. Но, поскольку мы были в двух частях Германии, сувениров для него набралось довольно много. И напоследок он вытащил из пакета две традиционные бутылочки кока-колы. «Ты не забыл?!» – его радостному изумлению не было границ. Глупыш, как я мог забыть самое главное? Ведь именно этому подарку ты обрадовался больше, чем всем остальным. С этого дня наши отношения стали налаживаться. Я понимал, если стану торопиться, форсировать мое сближение с сыном, результат может быть прямо противоположным. Поэтому я все пустил на самотек, то есть предоставил все воле Божией. Как Он распорядится, так и будет. И опять, в который уже раз, прав оказался. Ведь лучше Господа нашими делами никто управить не может.

ЗАГС, в котором происходило мое повторное закабаление, находился на Садовом кольце, рядом с кинотеатром «Форум». И у Аленки, и у меня уже был опыт брачной церемонии. Только проходили они по-разному: у меня очень скромно, у Кондратовой побогаче. Я сочетался со Светой в районном ЗАГСе, Алена с Сашей – на улице Грибоедова во Дворце бракосочетаний. У нее свадебный ужин был в ресторане гостиницы «Советская», у меня – в 16-метровой комнате тещи в коммуналке на Садово-Черногрязской. Аленка щеголяла в белом свадебном наряде, Светлана надела светло-серое платье, считавшееся у нее выходным. Единственный свадебный атрибут, в котором мы превзошли Кондратову и Короткова, были цветы. Мама с помощью проводницы поезда «Рига – Москва» прислала для невесты потрясающие белые каллы, которые напоминали мне белых лебедей. Их было всего три штуки, но на всех они производили такое фантастическое впечатление, какое не могли произвести обыкновенные розы на свадьбе у Елены. И хотя роз этих было необыкновенно много, и белых, и красных, и желтых, и оранжевых, не могли они конкурировать с тремя царственными каллами. Однако принципиально обе наши свадьбы друг от друга мало чем отличались. Как и подавляющее большинство всех свадебных церемоний в нашей стране, они устраивались прежде всего для гостей, а не для тех, кто вступал в брак. Для жениха и невесты это была очень нудная, утомительная церемония. На своей свадьбе со Светой я, например, мучительно ждал, когда же наконец гости напьются и начнут расходиться по домам. Думаю, Аленка тоже испытывала нечто подобное.

Нынешняя наша свадьба была совершенно иной. И знаете почему? Потому что мы ее выстрадали. Мы поженились не потому, что надо было прикрыть грех или узаконить рождение ребенка. Мы стали мужем и женой потому, что не могли жить друг без друга.

После торжественного акта обмена обручальными кольцами мы вышли на залитое весенним солнцем Садовое кольцо такими счастливыми, что, казалось, не сможем вместить в себя всей той радости, что переполняла наши ликующие сердца. Вместе со своими свидетелями Таней Судец и Михаилом Николаевичем Зиминым мы на такси поехали в филиал театра на улицу Москвина, чтобы в честь нашего бракосочетания распить бутылочку советского шампанского брют. Почему мы не сделали это прямо в ЗАГСе, я уже не помню, но сдается мне, что там распивать спиртные напитки в те времена или не полагалось, или же нам не позволили выпить бутылку, принесенную с собой. Честное слово, не помню, но, как бы то ни было, первый тост за здоровье новобрачных Зимин произнес в филиале Художественного театра. И это, на мой взгляд, было весьма символично.

После этого мы расстались со своими свидетелями до вечера и помчались в высотный дом на Лермонтовской, поскольку нас ждала там куча разных дел. Мне нужно было сварить лобио, порезать салаты, приготовить свои фирменные «фаршированные яички». Аленке предстояло убраться в квартире и привести себя в порядок. Спасибо Маргарите Александровне Эскиной, которая, пользуясь своими родственными связями с директором Дома актера Александром Моисеевичем Эскиным, заказала к нашему свадебному столу несколько блюд из ресторана ВТО. Это значительно облегчило нам жизнь, потому что помощников у нас не было. Только в день свадьбы к нам пришла еще одна подруга моей тещеньки – режиссер-документалист Ирина Николаевна Полянская, и я вздохнул с облегчением. К шести часам, к приходу гостей, мы все успели: квартира сияла чистотой, стол накрыт, невеста очаровательна. Правда, как выяснилось уже за столом, лобио я пересолил так, что его нельзя было взять в рот. Зато яички получились, и холодец, несмотря на майскую жару, застыл!

Все было хорошо. Волновало меня только одно: состояние Нины Владимировны. Во-первых, она наотрез отказалась принимать какое-либо участие в подготовке к нашей свадьбе. Что ж, не хочет, как хочет. Мы и без нее со всем отлично справились. Но то, как она повела себя в самый день свадьбы, вызывало серьезное беспокойство. После того, как мы вернулись из ЗАГСа, я с Маргаритой Александровной поехал в ресторан ВТО, чтобы получить наш заказ. Возвращаемся и застаем такую картину: Алена пылесосит квартиру, а Нина Владимировна закрылась в своей комнате, легла в постель и выходить на свет Божий как будто не собирается. Более того, из-за закрытой двери доносятся громкие, утробные стоны и время от времени трагические восклицания: «Елена! Что ты наделала?! Зачем ты привела его в наш дом?! Я не хочу жить с ним под одной крышей!.. Немедленно отмени эту кошмарную свадьбу!.. Или ты хочешь, чтобы я умерла?! Прекратите издеваться над больным человеком!.. Изверги!.. Чудовища!..» И что-то еще, но все в таком же роде. Поначалу я даже подумал, что теща моя решила не очень удачно пошутить, но по реакции Маргоши понял, это совсем не смешно, а, наоборот, все очень и очень серьезно. Она дала мне знак, чтобы я молчал, отправила меня на кухню, а сама вошла в комнату Нины Владимировны. Я занялся приготовлением лобио и старался не прислушиваться к тому, что творилось за закрытой дверью спальни. Потом пришла Ирина Николаевна и, заглянув к Нине Владимировне, надолго застряла там. Теперь я отчетливо слышал, как она и Маргарита Александровна вдвоем успокаивали и уговаривали мою новоиспеченную тещу. Это продолжалось не менее получаса, после чего мои спасительницы вышли из спальни и шепотом сообщили, что они уговорили ее выпить снотворное, и теперь есть надежда, что она уснет, а проснувшись, уже не будет так агрессивна и нервна. Как говорится, «утро вечера мудренее».

Именно в день свадьбы прозвенел первый звонок, предупреждающий меня о том, какой будет наша совместная жизнь с Ниной Владимировной в дальнейшем, но я в тот день был слишком занят своими свадебными делами и не обратил на него серьезное внимание. А зря!

Моя теща готовилась к большой, серьезной войне.

Примерно за полчаса до прихода гостей Маргоша и Ирина Николаевна разбудили Нину Владимировну и буквально силой заставили ее одеться и привести себя в порядок. Та капризничала, говорила, что никого не хочет видеть и к гостям вообще не выйдет, но авторитет и настойчивость подруг сломили ее сопротивление, и, когда первые гости появились у нас на пороге, теща моя была в относительном порядке.

Мы пригласили на свадьбу только близких друзей. Из официальных лиц позвали Олега Николаевича, но его поначалу не было, и я решил, что он не придет. Ефремов появился, когда мы уже съели горячее и собирались переходить к чаю. Приход главного режиссера театра привел Нину Владимировну в состояние нервного срыва. Я испугался даже, вдруг повторится дневная сцена со стонами и вскриками. Слава Богу, обошлось. Подруги заставили ее взять себя в руки.

Срочно освободили место за столом, чтобы усадить такого высокого гостя, я начал таскать из холодильника закуски, Зимин налил Ефремову водки, тот поднял рюмку, чтобы произнести тост, но требовательный звонок в дверь не дал ему рта раскрыть. Мы с Аленкой никого больше не ждали, и, хотя хоровых песен за столом не пели, не скандалили и вообще вели себя тихо, стало как-то не по себе. Не люблю я ночные телефонные звонки, телеграммы, приходящие не вовремя, звонки в дверь, когда никого не ждешь. Конечно, видимых причин вызывать милицию у соседей не было, но кто знает, что может взбрести в голову пенсионеру, страдающему бессонницей после 11 часов вечера. «Сидите, сидите, – торопливо проговорила Нина Владимировна. – Я открою». И пошла в прихожую встречать нежданного гостя. Лена вышла за ней. Олег Николаевич махнул рукой, сказал мне: «Поздравляю!» – и выпил просто так, без тоста.

Открыв входную дверь, Нина Владимировна замерла от неожиданности, на лестничной площадке стоял… В.Я. Вульф собственной персоной! «Мне нужен Ефремов!» – зло сказал он и, оттолкнув мою тещу в сторону, не спросясь, прошел прямо в квартиру. Нина Владимировна даже ахнуть не успела – с такой откровенной наглостью ей сталкиваться еще не доводилось! А как вы сами по себе знаете, неожиданное хамство всегда обезоруживает. В коридоре на пути Вульфа возникла Лена. «Здравствуйте, Виталий Яковлевич!» – удивленная его появлением, сказала она. А в ответ услышала: «Где Олег?!» – «Там», – не понимая, что происходит и откуда взялся этот взнервленный, дергающийся всем телом человек, проговорила она и показала рукой туда, где отчетливо слышались веселые голоса гостей. «Успел напиться?!» Виталий зло сверлил ее своими маленькими колючими глазками. «Нет еще, – робко ответила моя жена. – Он недавно пришел». – «Отлично!» И Виталий буквально ворвался в комнату, где был накрыт стол. Я встал ему навстречу: «Добрый вечер, Виталий…» Но, не обратив никакого внимания ни на меня, ни на сидящих за столом гостей, будто никого в этой комнате не было, он без предисловий, кинулся к жующему Ефремову: «Олег! Я прождал тебя без толку полтора часа!..» Я дружил в театре с самыми разными людьми, Виталия знал давно, еще со времен, когда служил в «Современнике», но если бы мне кто-нибудь сказал, что он придет ко мне на свадьбу, я бы счел это неуместной и неудачной шуткой – с какой стати?! Но он пришел! Только не на свадьбу и не ко мне! Честно скажу, от такого бесстыдства я завелся с полоборота: «Виталий Яковлевич!.. У нас, между прочим, здесь свадьба!..» – «Знаю! – тявкнул Вульф и опять вцепился в Ефремова. – Почему ты не сказал, что идешь в гости?

Где я только не искал тебя!..» Мне жутко, до головокружения хотелось набить ему морду, я держался из последних сил. «Между прочим, я тебя, Виталий, не звал…» – «Да не к тебе я пришел! – почти выкрикнул он. – Если он не подпишет, считай, все наши старания псу под хвост!.. Завтра не позднее 9 часов утра письмо должно лежать на столе у министра!.. Поехали!» По тому, как Олег Николаевич судорожно дожевывал кусок пирога с капустой, было видно, что он очень голоден, бедный. «Дайте, в конце концов, человеку поесть!» – вступилась за своего самого главного гостя Нина Владимировна. «Я не с вами разговариваю! – Вульф даже голову в ее сторону не повернул. – Олег, я жду». Теща моя, не привыкшая к подобному обращению с собой, остолбенела. Ефремов недовольно поморщился, встал, с тоской окинул прощальным взглядом накрытый стол, принял из рук Михаила Николаевича полную рюмку водки, одним рывком опрокинул ее в себя и, забросив в рот кусок буженины, с нескрываемой горечью проговорил, обращаясь к нам с Леной: «Будьте счастливы, ребята!.. А я… Даже пожрать по-человечески не дают!.. Твою мать!..Едем!..» – и быстро пошел в прихожую. Вульф за ним. Хлопнула входная дверь, а мы остались сидеть за свадебным столом, будто оплеванные.