В Нью-Йорке мистер Хестер не закрыл офис. Он отменил поездку за город, связался с главным санитарным управлением Соединенных Штатов в Чикаго и получил всю необходимую информацию об «Иперемуне». Но и в США нелегко было получить сыворотку. В этой стране, благодаря централизованному контролю властей, с этой напастью почти удалось справиться. Уже много лет не регистрировалось случаев бешенства у людей. В прошлом году было зарегистрировано лишь 20 случаев бешенства у животных на всей территории США, а именно в двух окраинных штатах на границе с Мексикой: Техасе и Аризоне. Поскольку этот препарат не пользуется спросом, аптеки не закупают его. Его можно найти в лабораториях, которые производят сыворотку. Но лаборатории закрылись в двенадцать. Из Чикаго перезвонили и сообщили мистеру Хестеру, где он может найти «Иперемун» в Нью-Йорке. Он получил 3000 единиц, но самолет, отправлявшийся напрямую в Каракас, вылетел четвертью часа ранее. Следующий регулярный рейс – Дельта 751 – отправлялся в воскресенье вечером и должен был приземлиться в Майкетии только в понедельник. Тем не менее Хестер передал вакцину капитану самолета и отправил срочную телеграмму Реверону со всеми подробностями, включая номер телефона представительства «Дельта» в Каракасе, чтобы тот мог связаться с сотрудниками авиакомпании и получить лекарство в Майкетии утром, в понедельник. Но оно могло опоздать.
Потеряв два драгоценных часа, запыхавшийся Кармело Реверон вошел в офис Пан Американ на проспекте Урданета. Его принял дежурный сотрудник Карлос Льоренте. Было 14:35. Узнав, о чем речь, Льоренте отнесся к этому случаю как к своему личному делу и решил во что бы то ни стало доставить сыворотку из Майами или Нью-Йорка менее чем за двенадцать часов. Он сверился с расписаниями и доложил о происшествии своему начальнику Роджеру Джарману, который дремал после обеда в своем кабинете и собирался спуститься в Ла Гуайру к четырем. Мистер Джарман также принял проблему близко к сердцу, по телефону проконсультировался с врачом из медицинского отдела компании в Каракасе, доктором Хербигом – и в трехминутной беседе по-английски узнал про «Иперемун» все, что возможно. Доктор Хербиг, типичный европейский врач, говоривший со своими ассистентами по-немецки, как раз обеспокоился проблемой бешенства в Каракасе еще до того, как узнал про случай с сыном Реверона. Месяц назад он лечил двух человек, укушенных животными. Две недели назад у дверей его клиники умерла собака. Доктор Хербиг обследовал ее из чисто научного любопытства, и у него не оставалось сомнений, что причиной ее гибели стало бешенство.
Джарман перезвонил Карлосу Льоренте и сказал: «Сделайте все возможное, чтобы доставить сыворотку». Это было распоряжение, которое ожидал Льоренте. По специальному каналу, зарезервированному для самолетов, терпящих бедствие, в 14:50 он передал телеграмму в Майами, Нью-Йорк и Майкетию. Это было сделано с превосходным знанием маршрутов. Каждый вечер, кроме воскресенья, из Майами в Каракас летит грузовой самолет, который прибывает в Майкетию в четыре пятьдесят утра следующего дня. Рейс 339. Три раза в неделю – в понедельник, четверг и субботу – рейс 207 вылетает из Нью-Йорка и прибывает в Каракас на следующее утро в шесть тридцать. И в Майами, и в Нью-Йорке было шесть часов на то, чтобы найти сыворотку. Аэропорт Майкетия был проинформирован, чтобы там следили за ходом операции. Всем сотрудникам Пан Американ было приказано следить за сообщениями, поступающими в этот день из Нью-Йорка и Майами. Грузовой самолет, летевший в Соединенные Штаты, получил сообщение на высоте 12 000 футов и передал его на все аэродромы Карибского побережья. Полностью уверенный в своих возможностях, Карлос Льоренте, дежуривший до четырех часов дня, отправил Реверона домой с единственным указанием:
– Позвоните мне вечером в 10:30 по телефону 718750. Это мой домашний номер.
В Майами Р. Х. Стюард, дежурный сотрудник отдела полетов, почти мгновенно получил сообщение из Каракаса по телетайпу в офисе. Он позвонил домой доктору Мартину Мангельсу, начальнику медицинского отдела латиноамериканского подразделения компании, но ему пришлось сделать еще два звонка, прежде чем он обнаружил доктора. Доктор Мангельс взял дело в свои руки. В Нью-Йорке через десять минут после получения сообщения нашли ампулу в 1000 единиц, но в 20:35 потеряли надежду найти остальные. Доктор Мангельс в Майами, перебрав почти все возможности, отправился в больницу Джексон Мемориал, откуда немедленно связались со всеми больницами в регионе. В семь часов вечера доктор Мангельс, ожидающий у себя дома, еще не получил ответа из больницы Джексона. Рейс 339 улетал через два с половиной часа. Аэродром был в двадцати минутах езды.
Карлос Льоренте, 28 лет, венесуэлец, холост, в четыре часа сдал дежурство Рафаэлю Каррильо, оставив ему точные инструкции о том, что следует делать, если придут телеграммы из Соединенных Штатов. Он поехал помыть свою черно-зеленую машину, размышляя о том, что в это время в Нью-Йорке и Майами ради спасения ребенка Реверона запущена целая система. С автомойки он позвонил Каррильо, который сказал, что новостей пока не поступало. Льоренте начал беспокоиться. Он отправился домой, на проспект Флореста, где жил со своими родителями, поел без аппетита, думая, что через несколько часов позвонит Реверон, а ему нечего будет сказать. Но в 20:35 Каррильо позвонил ему из офиса, чтобы прочитать телеграмму, только что полученную из Нью-Йорка: рейсом 207, который должен был прибыть в Майкетию в воскресенье, в половине седьмого утра, везли 1000 единиц «Иперемуна». В это время брат Реверона встретил Хусто Гомеса, который бегом сбежал по трапу самолета, прилетевшего из Маракайбо с 1000 единиц сыворотки, которые были введены ребенку в тот же вечер. Не хватало 1000 единиц помимо тех, которые абсолютно точно должны были прилететь из Нью-Йорка. Поскольку Реверон не оставил номера телефона, Льоренте не мог держать его в курсе событий, но все же, немного успокоившись, вышел в девять часов по личному делу, оставив матери записку: «Сеньор Реверон позвонит в десять тридцать. Пусть немедленно перезвонит сеньору Каррильо в офис Пан Американ».
Перед отъездом он сам позвонил Каррильо и сказал, чтобы тот по возможности не занимал главную линию после 22:15, поскольку будет звонить сеньор Реверон. Но в это время Реверон чувствовал, что мир вокруг рушится. Мальчик после первой дозы сыворотки не хотел есть. В этот вечер в нем не было обычной живости. Когда его укладывали спать, у него была небольшая температура. Иногда антирабическая сыворотка дает определенные побочные эффекты. Доктор Брисеньо Росси из Института гигиены не решался изготовить сыворотку, не будучи абсолютно уверенным, что человеку, получившему ее, ничего не угрожает. Производство обычной вакцины не представляет сложности: для животных это живой вирус в курином эмбрионе, который при однократном применении дает иммунитет на три года. Для людей вакцина делается из мозга ягненка. Производство сыворотки сложнее. Реверон знал это. Когда он понял, что у его ребенка жар, он решил, что надежда потеряна. Но врач успокоил его, сказав, что это может быть нормальной реакцией.
Не теряя надежды, Реверон в 22:25 позвонил домой Льоренте. Он не сделал бы этого, если бы знал, что из Майами все еще не было получено никакого ответа. В 20:30 из больницы Джексон Мемориал доктору Мангельсу сообщили, что в соседнем городе получено 5000 единиц сыворотки. Доктор Мангельс сам забрал ампулы и как можно скорее поехал с ними на аэродром, где DC-6-B готовился отправиться в ночной полет. На следующий день самолета в Каракас не было. Если доктор Мангельс не прибудет вовремя, придется ждать до вечера понедельника. Тогда будет слишком поздно. Капитан Джиллис, ветеран Корейской войны и отец двоих детей, лично получил ампулы и инструкции, написанные от руки доктором Мангельсом. Они пожали друг другу руки. Самолет взлетел в 21:30, как раз, когда у малыша Реверона в Каракасе поднялась температура. Доктор Мангельс видел через обледенелое окно галереи идеальный взлет самолета. Затем через две ступеньки взбежал по лестнице в диспетчерский пункт и продиктовал сообщение для передачи в Каракас по специальному каналу. На проспекте Урданета, в пустом кабинете, где пульсировали цветные отражения неоновых огней с улицы, Каррильо посмотрел на часы – 22:20. Он не успел ни о чем подумать. Почти тут же телетайп спазматически задергался, и Каррильо прочитал буква за буквой, мысленно расшифровывая внутренний код компании, телеграмму доктора Мангельса: «Отправляем капитаном Джиллисом рейсом 339 пять ампул сыворотки регистрационный номер: 26–16–596787 тчк получена больнице Джексон Мемориал тчк если необходимо больше сыворотки надо срочно запросить лаборатории Ледерле в Атланте, штат Джорджия». Каррильо выхватил телеграмму, подбежал к телефону и набрал номер 718750, домашний номер Льоренте, но телефон был занят. Кармело Реверон говорил с матерью Льоренте. Каррильо повесил трубку. Минуту спустя Реверон набирал номер авиакомпании из магазина в Ла Флорида. Соединение было моментальным.
– Алло! – ответил Карильо.
С тем спокойствием, какое бывает на грани нервного истощения, Реверон задал вопрос, который он не помнит дословно. Каррильо прочитал телеграмму слово за словом. Самолет приземлится в четыре пятьдесят утра. Метеоусловия прекрасные. Никакой задержки не будет. Последовало короткое молчание. «У меня нет слов, чтобы поблагодарить вас за это», – пробормотал Реверон на другом конце провода. Каррильо не нашел, что ответить. Повесив трубку, он почувствовал, что у него подгибаются колени. Он был так потрясен, словно только что была спасена жизнь его собственного сына. В отличие от него, мать ребенка мирно спала: она ничего не знала о драме, пережитой ее семьей. Не знает и по сей день.
6 июня 1958: Каракас без воды
Прослушав в семь утра сводку новостей, Самуэль Буркарт, немецкий инженер, живший один в пентхаусе на проспекте Каракас в Сан-Бернардино, отправился в продовольственный магазин на углу за бутылкой минеральной воды, чтобы побриться. Это было 6 июня 1958 года. Не в пример тому, как бывало на протяжении последних десяти лет, проведенных Самуэлем Буркартом в Каракасе, утро этого понедельника казалось мертвенно спокойным. Шум машин и тарахтение мотороллеров не доносились с близлежащего проспекта Урданета. Каракас казался городом-призраком. Пылающий зной последних нескольких дней немного спал, но на высоком пронзительно-синем небе не было ни облачка. В палисадниках, на островке Пласа-де-ла-Эстрелья, кусты были мертвы. Деревья на проспектах, в это время года обычно покрытые красными и желтыми цветами, тянули к небу голые ветви.
Самуэлю Буркарту пришлось постоять в очереди, прежде чем его обслужили два продавца-португальца, говорившие с напуганными покупателями только о том, что было единственной темой в последние сорок дней, а в это утро грянуло из радиоприемников и с газетных страниц: Каракас остался без воды. Прошлой ночью было объявлено о существенных ограничениях, наложенных Государственным санитарным управлением, на последние 100 тысяч кубометров, оставшихся в водохранилище Ла-Марипоса. Утром, как следствие небывалой за последние семьдесят девять лет жары, водоснабжение было приостановлено. Последние резервы предназначались для самых неотложных нужд. Уже сутки правительство принимало срочные и чрезвычайные меры, чтобы предотвратить гибель населения от жажды и обеспечить общественный порядок: из волонтеров-студентов и профессионалов были созданы особые бригады. Газеты, сократившие свой объем до четырех страниц, печатали официальные инструкции – как действовать в целях преодоления кризиса и предотвращения паники.
Буркарт оказался менее предусмотрителен, чем его соседи, которые варили кофе на минеральной воде и за час опустошили окрестные магазины. Предвидя развитие событий в ближайшие несколько дней, он решил закупить фруктовые соки. Но продавец-португалец объяснил, что продажа фруктовых соков и газировки ограничена по распоряжению властей. Вплоть до дальнейших распоряжений «в одни руки» отпускали по банке фруктового сока и бутылке газировки в день. Буркарт купил банку апельсинового сока и бутылку лимонада, которым решил заменить воду для бритья. И только приступив к этой процедуре, обнаружил, что в лимонаде мыло не мылится и не дает пены. Тогда он окончательно счел положение чрезвычайным и побрился с персиковым соком.
Самуэль Буркарт со своим по-немецки безупречно выстроенным мышлением и военным опытом сумел заранее просчитать развитие событий. И принял меры за три месяца до описываемых событий, а именно 28 марта, когда прочитал в газете следующую информацию: «В водохранилище Ла-Марипоса воды осталось только на сорок дней».
Расчетная вместимость водохранилища Ла-Марипоса, которое обеспечивает водой Каракас, составляет 9 500 000 кубометров. В последнее время, несмотря на неоднократные рекомендации Санитарного управления по экономии воды, запасы сократились до 5 221 854 кубометров. В неофициальном интервью один метеоролог заявил прессе, что до июня дождя не будет. Недели две спустя подача воды была сокращена до 130 000 кубометров в день, что уже могло вызвать беспокойство, хотя население и не придавало этому большого значения.
Направляясь на работу, Самуэль Буркарт поздоровался с соседкой, которая сидела в саду с восьми утра, поливая клумбу. Однажды он уже говорил с ней о необходимости экономии воды. Соседка, облаченная в шелковый халат в красных цветах, только пожала плечами. «Газеты все врут, чтобы напугать людей, – сказала она. – Пока есть вода, я буду поливать свои цветы». Немец подумал, что нужно бы заявить в полицию, как он сделал бы на родине, но не решился, сочтя, что у венесуэльцев совершенно иной менталитет. Он всегда удивлялся, что Венесуэла – единственная страна в мире, где на монетах не указан их номинал, и полагал, что здешняя логика, вероятно, непостижима для немецких мозгов. И лишний раз убедился в этом, обнаружив, что некоторые городские фонтаны – пусть и не самые большие – продолжают работать, хотя в апреле газеты сообщили, что подача воды ограничена до 150 000 кубометров в сутки. Неделю спустя было объявлено, что в верховьях Туя – главной водной артерии Каракаса – были вызваны искусственные дожди, что внушило властям определенные надежды. Но в конце апреля осадки не выпали. Бедные кварталы остались без воды. В более фешенебельных подача воды была ограничена одним часом в день. На работе от нечего делать Самуэль Буркарт с помощью логарифмической линейки подсчитал, что если все пойдет прежним порядком, воды хватит до 22 мая. Он оказался не прав, возможно, из-за того, что газеты привели недостоверные данные. В конце мая подача воды все еще была ограничена, но некоторые домовладелицы упрямо поливали свои клумбы. В одном саду, спрятанном за кустами, он даже увидел крошечный фонтанчик, который включали на тот час, когда подавалась вода. И в доме, где он жил, соседка хвасталась, что не обходится без ежедневной ванны. Каждое утро он набирал воду во все возможные емкости. Теперь, как гром средь ясного неба, хотя все было известно заранее, новость прогремела на всех первых полосах газет. Запасов в Ла-Марипоса хватит на двадцать четыре часа. Буркарт, который привык к ежедневному бритью, не мог даже почистить зубы. Он отправился на работу, размышляя, что, пожалуй, даже во время войны, даже посреди пустыни, по которой он отступал в составе Африканского корпуса, угроза смерти от жажды не ощущалась так явственно.
Впервые за десять лет Буркарт пошел в свой офис, расположенный в нескольких шагах от министерства связи, пешком. Он не решился ехать на машине, опасаясь, что она перегреется. Не все жители Каракаса были столь предусмотрительны. На первой же бензоколонке он увидел очередь автомобилей и шумную группу водителей, спорящих с владельцем. Они заправились бензином, рассчитывая, как всегда, залить и воду в радиаторы, но ожидания их не оправдались – воды для машин просто не было. Проспект Урданета невозможно было узнать: в пиковые девять утра там было не больше десятка автомобилей. Посреди улицы стояло несколько перегревшихся машин, брошенных владельцами. Бары и рестораны были закрыты. На металлических жалюзи висели таблички: «Закрыто из-за отсутствия воды». Хотя утром было объявлено, что в часы наибольшей загруженности автобусы будут ходить регулярно, на остановках с семи утра очереди выстраивались на несколько кварталов. Остальная часть проспекта выглядела как обычно, но в офисах никто не работал, все стояли у окон. Буркарт спросил коллегу, что делают все эти люди, и получил странный ответ:
– Наблюдают за отсутствием воды.