Вечером, закрывшись одеялом с головой, я думаю над тем, как же объяснить Диме, что произошло. «Я хочу покоя и определённости. А с тобой очень неспокойно. Мне и с собой неспокойно, а с тобой в сто раз неспокойнее…»

И я засыпаю под стук колёс, который отдаётся мерным тактом моих мыслей: «хочется покоя… покоя… покоя…».

Утро было прохладным. Повеяло близостью севера, ощущением сурового края, которое в Москве испытать невозможно.

Нам предстояло сделать пересадку на другой поезд и углубляться ещё дальше, ещё севернее. Только к утру следующего дня мы добрались до нашей станции. Здесь – ещё одна пересадка на автобус и два часа тряски по грунтовой дороге в пыльном салоне, чтобы наконец увидеть посёлок, куда Дима так стремится.

По дороге Дима рассказывал мне скудную историю своего отца.

– Из всех близких родственников осталась только его двоюродная сестра, если она, конечно, ещё жива. Отец уехал отсюда после смерти его матери, когда ему было пятнадцать лет, и с тех пор только один раз сюда возвращался. Что касается деда, знаю только одно: он был сельским учителем, был арестован после войны. Наверное, умер в лагере или был расстрелян.

– Как ты собираешься искать? – спрашиваю я.

– Прежде всего, поговорю со своей тётей. Узнаю то, что известно ей… А потом… посмотрим. Дед был арестован, когда отец был ещё ребёнком. Отец не помнит или не хочет вспоминать. Он постарался всё забыть, и это ему удалось. Я его понимаю, ему было трудно. Ему пришлось всё забыть, иначе было бы ещё тяжелее. Я не могу винить его.

Мы обошли посёлок за сорок минут. В центре, на площади, стояла доска почёта, на которой не было ни одного портрета. Вождь на постаменте, указывающий направление пути, возвышался над пыльной площадью. Почта, здание райкома. На холме за окраиной находилась разрушенная церковь, где теперь располагался склад стройматериалов.

Мы обошли посёлок от начала до конца, мы прошли его вдоль и поперёк, и только когда вышли к реке, Дима остановился и сказал: «Вот здесь мы были. Здесь мы проходили, я помню».

Мы спустились к реке, и оттуда Дима стал вспоминать путь – вверх по тропинке, до крайнего дома.

– Вот я и нашёл, – сказал он. – А отец беспокоился.

Бревенчатый дом с высоким крыльцом был закрыт.

Мы ещё раз обошли посёлок и отыскали гостиницу – деревянное двухэтажное здание, чем-то похожее на барак, со скрипучей лестницей на второй этаж.

– Вы случайно не с группой геологов? – спросила пожилая женщина, исполнявшая обязанности администратора и кастелянши одновременно. – А то вот только вчера уехали.

– Нет, – важно ответил Дима. – Мы историки.

Отсутствие жизненного опыта выдавало его. Каким ещё историкам нужно ехать сюда?

– Тогда вам надо будет зайти в райком, – сказала она настороженно. – А потом вас направят в краеведческий музей, но у нас там сейчас ремонт. Всё переделывают.

– А архив у вас есть? – спросил Дима.

– Есть, – сказала она. – Только вас туда не пустят.