И добавил:

– А почему она так пристально рассматривала меня?..

Мы нашли того, кого бабка назвала Колькой Тимохиным. Небритый старик сидел на деревянном табурете в углу неубранной кухни. На столе стояла огромная пепельница, заваленная доверху окурками. Стол был накрыт рваной клеёнкой, из-под которой проступали тёмные углы. Пыльные окна были наполовину задернуты выцветшими ситцевыми занавесками. Из кухни была видна комната, где стояли тяжелый дубовый шкаф, круглый стол и диван с провалившейся спинкой.

– Вашу перестройку я в гробу видал, – сказал старик. – Я этот «Огонёк»… – он выругался, – только по назначению использую. Аркашка хороший парень был, его бы сейчас сюда… Он бы скрутил рога этой чёртовой перестройке! Никто бы не посмел красный флаг снимать!

Старик передвигался медленно, к тому же плохо слышал. Он не расслышал вопроса:

– А как он погиб?

Дима подошёл к нему вплотную и повторил вопрос прямо в его волосатое ухо.

– Не знал я никого! – старик отшатнулся. – Никого не помню!

Мы вышли из его дома.

Вечером мы поссорились. Мы сидели в гостиничном номере, пили чай из гранёных стаканов и говорили друг другу резкие слова.

– Ты никогда не хотела понять меня. Тебе безразлично то, что я делаю! Ты могла бы не ездить со мной, не обязательно было оказывать мне такую милость. Зачем тебе теперь узнавать это всё? Теперь у тебя есть все шансы поступать так, как хочешь. Теперь ты можешь продолжать упрекать меня, что я не могу ничего, а теперь ещё и за это! Ты можешь уезжать, а я останусь здесь и всё узнаю!

– Ты возомнил о себе невесть что, – отвечала я ему в том же резком тоне. – А каким ты хотел видеть своего деда? Мучеником? А откуда взялись те, кто расстреливал? И куда они делись? Просто ты не хочешь принять то, что есть. Ты не ожидал этого? А почему твой отец не рассказал тебе всё? Берёг твою нервную систему?..

Он ушёл. Он выскочил куда-то в темноту, хлопнув дверью.

Я сижу у окна и смотрю на то, что происходит на улице. Там, около магазина, толпится народ. В основном мужчины. Они пьют водку прямо из горлышек бутылок. Некоторые из них падают прямо там, у дверей магазина. Кто-то кого-то оттаскивает. Они ругаются матом. До меня доносятся обрывки фраз. Что здесь произошло? Кто тут жил, и где я раньше видела все это? На картинах Брейгеля, или ещё где-то в средних веках, откуда мы так спешили сбежать в современность? Кто эти люди? Наверное, здесь должны бродить шуты и развлекать людей. А там, по дорогам, ходят прокажённые. Нам это было интересно когда-то, но зачем мы попали сюда сейчас? Нам хотелось в будущее, а мы оказались в прошлом. Не хватает только нищих, просящих милостыню. Должен быть проповедник, говорящий о Царстве Божием на площади, там, где памятник. Ещё должны быть дома ремесленников. Сельской церкви, куда по воскресеньям жители ходят на богослужение, нет. Её взорвали друзья Аркадия Николаевича.

Мои размышления прервал звук открываемой двери. Мне показалось, что это Дима – иногда он быстро приходил мириться.

На пороге комнаты стоял невысокий человек в коричневой куртке, в очках, немного сутулый, и, что мне показалось особенно странным, – в руках у него была кожаная папка. Он явно не был похож на тех мужичков, которые толпились около магазина.

– Ну вот, – сказал человек, присаживаясь на край стула. – Теперь мы можем поговорить. А где же Дмитрий?

– Он вышел, – ответила я.

Дима всегда уходил в неподходящий момент.

– Ну а вы кем ему приходитесь?