Размышления об «Уделе человеческом»

В конце июня 1946 года Алексеев с Клер возвращаются из США в Париж, к себе в мастерскую. До них туда заглянули Светлана и Александра Гриневская, приехавшие чуть раньше. Открыв большие двери мастерской, они увидели лишь голые стены. «Посреди пустого помещения, – пишет Светлана, – одиноко стоял наш чёрный мраморный столик в стиле ампир, остальная мебель бесследно исчезла. Всю мебель поштучно продавал наш друг, скульптор Жорж Виоле, чтобы оплачивать аренду мастерских за прошедшие пять лет. Ощущение было очень мрачное». Они взяли чемоданы и отправились в ближайшую гостиницу. Светлана помогла матери снять небольшую комнату на седьмом этаже на Нотр-Дам-де-Шам, а сама вернулась в мастерские на авеню Жан Мулен, бывшую Шатильон, чтобы заниматься живописью. Скоро приехали отец и Клер с псом Джерико и одним из игольчатых экранов. Настроение у Алексеева было ужасающее. Окна в потолке и зелёные обои наверху высоких стен его заброшенной студии замазаны чёрной краской – светомаскировка от воздушных налётов. Только через несколько месяцев он смог начать работать, лишь работа спасала его от начавшейся депрессии.

Послевоенный Париж изменился. Звёзды на культурном небосклоне иные. За столиком в Кафе де Флор на бульваре Сен-Жермен по традиции ежедневно, с раннего утра работает в табачном дыму Жан-Поль Сартр, новая культовая фигура парижских интеллектуалов, провозглашавший экзистенциализм. К нему днём присоединяется Симона де Бовуар, завораживающая француженок феминизмом, вокруг толпятся друзья и почитатели. В 1952-м – выставка работ Натальи Гончаровой и Михаила Ларионова, обратившая на себя внимание французской прессы. Видел ли её наш Алексеев?

А его друзья всё те же – Супо, Мальро, в США остался Ж. Шифрин, А. Бродович вернётся позднее. В год приезда из США Алексеев нарисовал пером портрет Филиппа к его книге «Дневник призрака» для парижского издательства «Пуэн дю жур», а через год для издательства «А.А.М. Столз» в технике акватинта – портрет Супо с оригинальным изображением его в образе вдохновенного поэта на фронтисписе к «Посланию с пустынного острова».

В это время в издательстве «Курьер график» выходит альбом «22 художника книги», подготовленный почётным хранителем Национальной библиотеки Франции Пьером Морнаном. Алексееву посвящена первая статья, его работа вынесена на обложку, акватинты и офорты помещены рядом с иллюстрациями Боннара, Дерена, Дюфи. Морнан писал: «Десять сюрреалистических акватинт, выполненных Алексеевым для этой книги ("Падение дома Ашеров"), в совершенстве наполняют мрачную историю Эдгара По». Спустя почти полвека петербуржец Марк Башмаков[111] увидит на парижском развале толстую книгу со своеобразным символическим рисунком на обложке, и она станет началом его увлечения творчеством художника: «рисунок напоминал экслибрис, а в углу – надпись чёрными буквами "Alexeïeff". Первая же статья посвящена неизвестному мне русскому художнику Алексееву, я понял, что он же, Алексеев, – автор обложки, а подпись его гравирована. Я купил эту книгу. Так начался долгий путь, который привёл к новым публикациям, выставкам, разысканиям». Сегодня он единственный из коллекционеров обладатель всех книг с работами Алексеева.

В США в «Пантеон Букс» вновь изданы «Истории и легенды» Льва Толстого. И тут Алексееву выпала работа, которую он давно ждал. Это был роман Андре Мальро «Удел человеческий». Разговор о том, что он намерен иллюстрировать прозу Мальро, начался ещё во время пребывания в США. Сохранились письма[112], где они обсуждают будущий проект.

«Дорогой друг, я узнал от г-на Супо о разговоре, который у Вас состоялся по поводу моего проекта. Я благодарю Вас за помощь, за протянутую руку, которую Вы хотите мне протянуть. Я бы с огромным удовольствием сделал иллюстрации для "Удела человеческого". Можно ли сделать их в технике гравировки по меди, эстампа? Литографии меня привлекают меньше, нежели эти божественные гравировки. Моя последняя работа, которую я здесь делаю, также к этому располагает: я надеюсь, что я приеду в Париж в конце июня. У Вас хватает кофе и сигарет? Напишите мне, если Вам что-либо понадобится. Клер заботится о наших многочисленных друзьях во Франции и ничего не посылала Вам, так как Вы написали, что у Вас есть всё необходимое. Ну должна же Америка пригодиться для чего-нибудь! Все наши знакомые здесь передают Вам дружеские приветы. Жму Вам руку. А. Алексеев».

«6 марта 1946 года. Г-ну Алексееву. 32 Телвуд авеню Маунт-Вернон, Нью-Йорк. Дорогой друг, я подтверждаю Вам всё, что я говорил Супо. Что же касается "Удела человеческого", Гастон Галлимар не разрешит Вам иллюстрировать его, пока Вы не вернётесь во Францию. Не надо ничего бояться, и Вы прекрасно можете сделать иллюстрации в технике гравировки по меди, эстампа, если Вы хотите. Я даже думаю, что это было бы более желательно. Без сомнения, это лучше бы смотрелось, если только не брать офорты в цвете, по крайней мере, это относится к любому элементу романа, достаточно короткому, чтобы быть проиллюстрированным. Само по себе это не представляет никакого интереса, однако наши библиофилы по-прежнему горячо одобряют цвет, что не позволяет издателям сильно поднимать цены на книги с только чёрно-белыми иллюстрациями. И цветные иллюстрации – это преимущество для художников-гравёров, которым завидуют, потому что им хорошо платят, вместо того, чтобы оплачивать их труд по низким расценкам. Если Вы приедете в конце июня, не будет никаких сложностей. Да, у меня есть кофе и сигареты, но я Вас благодарю. Единственная вещь, которую я хотел бы получить из Америки, но это намного сложнее, чем привезти сигареты, это – идол Хопи[113] шестидесяти сантиметров в высоту. Будучи в Америке[114], я нашёл эти статуэтки очень легко у двух антикваров в Голливуде. Речь не идёт о том, что это антиквариат, просто индейцы изготавливают этих идолов в таких количествах, что они встречаются так же часто, как и ананасы. Я знаю, что Голливуд далеко от Маунт-Вернон, однако, насколько я Вас знаю, у Вас есть наверняка какой-нибудь знакомый друг в этих бесславных городах[115]. Я дружески приветствую Вас, так же как и Ваше гражданское и военное жилище. А. Мальро

P.S. Наименьшая сумма, которую Вы смогли бы получить, – 250 тысяч франков, а, вероятно, и больше».

Что их сближало? Тяга к эксперименту – в творчестве, в жизни? Мальро рассматривал эксперименты как «естественное продолжение тех эстетических поисков, которые из века в век становились импульсом движения искусства». А может быть, общая работа? В 1929 году Мальро был художественным директором издательства «Галлимар», с которым сотрудничал художник, а год спустя занял пост генерального секретаря престижной галереи «N.R.F». Любимые писатели? Алексеев любил Достоевского, иллюстрировал три его романа, Мальро называл книги писателя «пятым Евангелием» и мог страницами наизусть цитировать почти все ключевые эпизоды из «Братьев Карамазовых» и «Идиота». Алексеев в эссеистике часто вспоминал Гойю, высоко оценивал работы Шагала. Мальро, посвятивший испанскому художнику две книги[116], ещё в 1924 году в Париже познакомился с Шагалом на его персональной выставке, подружился с ним и спустя годы предложил расписать плафон оперного театра Гарнье[117]. Мальро не только много писал об искусстве и организовывал выставки, но и сам пытался рисовать. Сохранились его рисунки «Цыплёнок на вертеле», «Сражённый лис», «Удивление», «Чёртов критик искусства». Шутливый автограф-подпись он нередко делал в виде ушастого силуэта кошки, любимого животного, кстати, одного из излюбленных символов Алексеева.

Мальро, к тому времени участник гражданской войны в Испании и движения Сопротивления, всю жизнь любил путешествовать. Ещё в молодости в таинственной Камбодже он побывал в святилищах кхмеров. Посетил едва ли не все азиатские страны от Узбекистана до Сенегала и Японии. Его книги, близкие по жанру роману-хронике, связаны с историческими событиями в Камбодже, Китае, Испании, но не в родной Франции. Место действия в «Королевской дороге» – камбоджийские лесные чащи, в «Уделе человеческом» – революционный Китай. Мальро так прокомментировал свой роман в речи на вручении Гонкуровской премии в декабре 1933 года: «Я попытался выразить то единственное, что меня по-настоящему волнует, показать несколько образов человеческого величия. Я писал ради мёртвых, ради тех, кого мне довелось узнать среди китайских коммунистов, сокрушённых, загубленных, заживо брошенных в топку, уничтоженных. Пусть те, для кого политическая страсть стоит выше вкуса к величию, в чём бы оно ни проявлялось, сразу отложат эту книгу в сторону: она не для них». Проживший в Китае два года Мальро пережил и выстрадал его драматический сюжет, и действовали в нём реальные люди, с которыми автор сдружился во время своей китайской авантюрной эпопеи.

Созданные художником в послевоенные годы циклы к трём произведениям Мальро – «Удел человеческий», «Королевская дорога», «Искушение Запада» – опубликованы четверть века спустя, да и то не полностью, в первой и второй книгах четырёхтомного собрания сочинений писателя, выпущенного в 1970 году издательством «Галлимар» и отпечатанного обычным офсетным способом. А работы к «Уделу человеческому» изданы полностью только в 2013 году. Двадцать офортов к роману «Орешники Альтенбурга», сделанные в том же 1947 году, так и остались неопубликованными.

Долгое прощание в кафе «Куполь»

В течение многих лет Гриневская жила на Нотр-Дам-де-Шам в конце длинного, выложенного красной плиткой коридора в маленькой комнате на седьмом этаже под крышей – она снимала её у подруги дочери, занимаясь в основном рисованием. После ремонта стены перекрасили в идеально белый цвет, поставили удобную кровать, на прежнем месте – старый столик с синей эмалевой столешницей. Из окна видны чёрные, крытые сланцевой черепицей крыши, тёмные облака, золотой купол и стаи голубей, слетавшихся на подоконник в ожидании крошек. «Раз в неделю она виделась с Этьеном, они вместе обедали, не более того, – как она сама говорила. Этьен помогал ей материально, добавляя несколько франков к скромному содержанию, которое определил ей мой отец». Долгие годы она оставалась самим близким Алексееву художественным критиком. Когда он заканчивал новую работу, то обычно просил её посмотреть и оценить.

Местом их постоянных встреч стало кафе «Куполь». «Когда мама видит произведение искусства, она всегда может точно сказать, чего в нём не хватает или что надо изменить», – объяснял он дочери. Гриневская же, рассказывая Светлане про отца, обычно лишь сетовала, какой у него усталый вид, и объясняла, что за лекарство они покупали ему в аптеке. «С этих встреч, – вспоминала выросшая дочь, – мама возвращалась переполненная любовью к мужчине, которого потеряла, "проскользнул между пальцами". Говоря о нём, она всегда оживлялась, в её глазах появлялся девичий блеск. В такие минуты я испытывала и жалость, и злость, потому что знала: это оживление ненадолго. Очень ненадолго, и на следующий день после этих свиданий мне придётся её успокаивать. Несмотря на сложность отношений, отцу как истинному художнику мамино внимание продолжало доставлять удовольствие. Для них обоих было важно сохранить что-то из прежних отношений».

Андре Мальро помогает Саше-Александре получить престижный заказ – участвовать в украшении интерьеров знаменитого ресторана Лассер. В течение многих месяцев она вырезала из японской бумаги цветы и листья, натягивала на проволоку, прикрепляла к стеблям и создавала «волшебные букеты» для ресторанных мраморных ваз. Спускала их по одному из своей комнаты на седьмом этаже на улицу, где её ожидало такси – отвезти цветы в их новый дом. После завершения работы Андре пригласил Сашу на обед в этот ресторан, и на следующий день вечерние парижские газеты оповестили сверхлюбознательных читателей, кто что ел и какое вино выбрал знаменитый писатель Мальро.